Парик (ЛП)

Наталия Гинзбург

Парик

Алло? Синьорина? Нельзя ли ускорить Милан. 80–18–96. Я также просила принести мне яйцо всмятку. Чай — принесли, а вот яйца все нет. Ни чай, а одна вода. Да, синьорина. Не имеет значения. Нет, мой муж не пьет чая, он выпьет кофе с молоком, но попозже. Итак, ускорьте мне, пожалуйста, Милан. А? Тот номер, что я называла вам раньше. О, боже теперь никак не могу найди его. 80–18–96. Нет, по автоматической связи не надо. Я уже говорила, что не хочу по автоматической.

Массимо? Послушай, я попросила ускорить Милан. Когда-нибудь ты кончишь свистеть!

Кожа у меня стала какой-то сухой, желтой, просто жуть. Это все из-за того, что я плохо спала. Матрас словно набит камнями. К тому же, мне было холодно. В этой гостинице в одеялах буквально гуляет ветер. Знаешь, у меня ужасно болит нос. Он весь вздулся. И не прекращает кровоточить. Массимо, вата до сих пор у меня вся в крови. Я совершенно не выношу собственной крови. Других — могу. Своей же — нет. Если тебе еще когда-нибудь придет в голову дать мне пощечину, я уйду, и ты меня больше никогда не увидишь.

У меня болит вся челюсть и нос. О, боже, да выйдешь ли ты когда-нибудь из этой ванны!

Все равно нет пользы от твоего купания — после ванны ты выглядишь еще более грязным. Просто немыслимо! Я даже, если не моюсь, все равно выгляжу чистой.

Всё — нет у меня парика. Это больше не парик, а какая-то тряпка. Ты его так швырнул, что другого и нельзя было ожидать. Никак не могу очистить его от грязи. Жаль. Это был твой подарок. Единственный подарок за шесть лет нашей совместной жизни. Это оттого, что ты жадина. И жаден ты, прежде всего со мной. Себе же ты ни в чем не отказываешь.

К примеру — купил эту куртку. Еще никогда мы не устраивались так плохо, как в этот раз.

Между прочим, она тебе совершенно не идет. Ты слишком мал ростом, чтобы носить одежду из бархата малинового цвета. Проклятая гостиница! Когда я еще заказала себе яйцо всмятку, но они даже не думают нести его.

Наконец-то. Это моя мать.

Алло, мама? Чао, мама! Прошел уже битый час, как я попросила соединить меня с тобой. Нет, не по автоматической связи — потому что Массимо против. Он — жадина. Однако, он совсем не жадина, когда это касается его костюмов, скажу тебе — он купил себе куртку малинового цвета, это просто тихий ужас. Он же коротышка, ты просто не представляешь, на кого он похож в ней.

К тому же ты его уже порядком не видела, сейчас он отрастил себе волосы; ты вообще его не видела с длинными волосами. У него теперь длиннющие усы золотистого цвета и такого же цвета грива до плеч.

Да, я тебе уже давно, как не звонила, но я тебе посылала письмо. Как, я тебе не написала, что он отрастил себе волосы? Любопытно.

Знаешь, откуда я тебе звоню? Из Монтезауро. Это деревушка, раскинувшаяся на вершине одного холма. Здесь идет снег. Мы находимся в гостинице под названием Коллодоро [Золотая шея]. Нет, хорошей ее не назовешь. Скорее наоборот. Я заказала себе яйцо и все никак не дождусь его. Я была вынуждена надеть на себя шерстяной свитер, прямо поверх ночной сорочки, так как совершенно заледенела от холода. Что мы здесь делаем? Я и сама толком не знаю, что мы здесь делаем. Нет, девочек здесь нет. Девочки остались в Риме. За ними присматривает служанка. Нет, они очень довольны, что остались с ней. Она жизнерадостная женщина. Все время поет. Да, на нее можно положиться. Одним словом — она молодец. Правда, она ничего не может делать, но, тем не менее, молодец. Счастлива ли я? И в чем я счастлива? Со служанкой? Да, со служанкой мне повезло, но зато в остальном — я бесконечно несчастна. Это сущая правда. Хорошо еще, что мы не привезли сюда наших детишек. Потому что здесь идет снег. Так вот — мы направлялись в Тоди, но случилось все наоборот — наш автомобиль «Дофин» неожиданно остановился прямо на шоссе, в начале что-то прорычал, а затем заглох. Шел снег, у нас не было никакой надежды на помощь. Мы подняли оба наших чемодана, картины и пошли пешком по дороге. По всей видимости, мы прошагали с полчаса. После чего, наконец, набрели на станцию обслуживания. Ноги у меня промокли насквозь. Я была без сапог. Почему без сапог? Потому что я их не взяла — когда мы выехали из Рима, там стояла чудесная погода. На мне была только куртка из оленьей кожи и юбка — макси черного цвета. Нет, колготки я не взяла. Со станции мы позвонили механику, и наш «Дофин» был отбуксирован. Кажется, придется менять батарею. Механик как раз нам и посоветовал эту гостиницу. Ужин наш составили котлеты столетней давности, после чего мы тут же легли спать. Я еле волочила ноги. Массимо был чертовски зол. Он перетащил свою постель в ванную. Говорит, что спит лучше, когда находится один.

Мама! Я тебе позвонила с определенной целью. Нам нужны деньги. Мы выехали из Рима почти без гроша. Почему так случилось? Потому что мы тогда не могли знать, что у нас выйдет из строя батарея. Поэтому, вышли мне, пожалуйста, телеграфным переводом двести тысяч лир. Ну, да. Мне очень жаль. Пожалуй, я их тебе потом верну. Восемьдесят тысяч пойдет на приобретение батареи, остальные деньги — пригодятся нам. Более того, они нам просто необходимы. Мы выехали в субботу и, естественно, не могли зайти в банк. И потом, что у нас есть в банке? Ничего. Почти ничего. Мы рассчитывали прибыть в Тоди в тот же вечер; там мы смогли бы как-то еще уладить наши затруднения, поскольку в Тоди у нас имеются друзья. Перевод обязательно шли телеграфом. Ни в коем случае почтой. Массимо стал раздражительным, злым, словно черт ему вселился в голову. При такой гриве это и неудивительно. Прямо перед отъездом он закатил мне такую пощечину, что у меня тут же из носа фонтаном потекла кровь. Нос у меня по — прежнему заложен ватой. А ночная сорочка перепачкана кровью. Нет, мама, это правда, я ничего не выдумываю. Я? Что я ему сделала? Ровным счетом — ничего. Я только ему сказала, что не нахожу его картины прекрасными. Они все одинаковые. Он все время рисует какие-то лужайки с цветочками и сверху — обязательно глаз, огромных размеров. Я тебе говорю сущую правду, я сыта по горло этими видами с глазом. Я вижу этот глаз даже по ночам. Это какой-то вытаращенный глаз, с длиннющими ресницами, закрученными кверху. Он невероятных размеров, желтого цвета и похож на яичницу — глазунью.

Мама! А теперь, пожалуйста, запиши адрес. Пиши. Одень обязательно очки, иначе ты запишешь плохо и затем ничего не разберешь. Гостиница Коллодоро. Не Поллодоро [Золотая курица]. Коллодоро. Монтезауро, Провинция Тоди. Как нет такой провинции?! Нет, это провинция. И потом, прими к сведению, что здесь идет снег. В прочем, я тебе это уже говорила. До тех пор пока не придет перевод, мы не сможем продолжить наш путь. Мало, очень мало. То, что у нас имеется, не хватит даже, чтобы расплатиться за гостиницу. Мы лишены здравого ума? Возможно. В Тоди мы едем к одной нашей подруге, некой Розарии, которая работает в отделе социального обеспечения. Эта Розария должна будет представить нас одному пожилому адвокату, который покупает картины. Мы везем ему шесть картин. Как всегда, все с тем же глазом. Нет, мы не можем позвонить отсюда Розарии и попросить у нее в долг. Массимо говорит — это неприлично. И затем, эта Розария сама сейчас сидит на мели. Массимо захватил с собой книгу, мне же совершенно нечего читать. Я здесь случайно отыскала старый номер журнала «Аннабеллла» и это всё.

Транзистор? Я его не взяла. Массимо сейчас находится у себя — он залез в ванну вместе со своей книгой. Книга называется «Психология неосознанности». Думаю, что Фрейд. У него привычка брать с собой книгу, когда моется. В ванне он может сидеть часами, после чего вылезает оттуда еще более грязным и взъерошенным, чем был до этого.