Старина четвероног

В апреле 1950 года судно пришло в ЮАС, где должно было ремонтироваться. Тем временем научный руководитель экспедиции Роберт Кларк приехал в Грейамстаун, чтобы рассказать мне о планах экспедиции. Они надеялись поймать целакантов в районе Ист-Лондона. Меня просили сотрудничать и консультировать экспедицию.

Я предупредил Кларка об ожидающих их трудностях — течениях, сложном рельефе дна — и посоветовал обратиться к помощи рыбаков. Отложив поездку в Лоренсу-Маркиш, я сам отправился в Ист-Лондон, чтобы выйти с англичанами в море. Когда я прибыл, они уже несколько дней вели поиски. Роберт Кларк отличался невозмутимым характером, однако и он был несколько удручен. Они не поймали ни одного целаканта, и мне незачем было выходить с ними в море, потому что они остались без снастей. Неровное дно и сильные течения, которые на разных глубинах идут навстречу друг другу, оказались неодолимым препятствием. Ловушки унесло, яруса уплыли, сети были изорваны в клочья. Вместо лова меня пригласили в салон корабля, где открыли бутылку шампанского. Я предпочел довольствоваться ароматом…

Позже, в том же 1950 году, мы работали в районе острова Мозамбик, преимущественно у Пинды. Пинда — глухой, покрытый густыми зарослями полуостров с маяком на северной оконечности. Обширные рифы занимают здесь площадь не менее 10X15 километров, а дно имеет самый разнообразный характер — от песчаного до кораллового. Трудно назвать другое место, где ихтиофауна была бы так богата.

Нам приходилось нелегко — мало продуктов и пресной воды, жара; к тому же местное население терроризировали львы-людоеды. Чуть не каждую ночь они врывались в хижины и беспощадно расправлялись с обитателями. Ужасно было слышать торжествующий рык убийцы. Один из хищников явился рано утром на поросший кустарником утес и грозно рычал на нас — мы работали внизу, среди рифов. Нередко по утрам мы находили огромные следы у себя под окнами. Не могу сказать, чтобы это доставляло нам удовольствие.

Португальцы честно сдержали слово. Даже на самых отдаленных маяках на видном месте были вывешены для всеобщего обозрения наши листовки. Не раз вожди в деревнях показывали нам эти листовки, прибитые на столбах их хижин. Рыбаки доставали листовку из-за пазухи, где хранили ее как ценность. Теперь даже в глухих местах мало кто не слыхал о целаканте; все знали, что за эту рыбу обещано 10 тысяч эскудо. И поныне жители побережья называют целаканта «Дес Коитус Пеикс», что означает «стофунтовая рыба». Во время наших путешествий мы узнали, что многие сомневаются: действительно ли есть у нас такие деньги. Мы всячески старались рассеять эти сомнения.

В 1951 году мы работали в одной из наиболее диких и наименее изученных областей Восточной Африки, на севере Мозамбика, между Порту-Амелия и рекой Рувума. Изо всех наших экспедиций эта была едва ли не самой трудной. Вдоль побережья здесь множество островов, поросших густым кустарником, но лишенных пресной воды и необитаемых. Нет никаких коммуникаций и негде пополнить запасы экспедиции; условия для работы были крайне сложными. Здесь господствуют сильные ветры, нередко переходящие в шторм, и мощные течения, а высота прилива весной достигает 4,5 метра. Мы жили и путешествовали на небольшом суденышке, предоставленном португальскими властями, без помощи которых нам ничего не удалось бы сделать. Пользуясь редкими часами, когда ветер несколько стихал, мы спешили от одного острова к другому в' поисках не очень-то надежных убежищ. Зато рыбы исчислялись тут миллионами — удивительные и настолько неискушенные, что чуть ли не сами лезли на палубу. Мы собрали огромные коллекции, но за все время не видели никаких следов целаканта. Не знали о нем и люди, которые нам изредка встречались.

Все это время я оставался единственным в мире ученым, который считал, что латимерия появилась из тропических вод Восточной Африки. Мою убежденность приписывали скорее одержимости, чем логичности умозаключений. Меня считали даже сумасшедшим (несмотря на то, что «сумасшествие» привело к ценнейшим научным открытиям, касающимся современных рыб), и я отлично знал об этом.

А тут еще новые заботы.

К северу от Мозамбика сильное Южное пассатное течение, идущее из Индийского океана на запад, разветвляется. Одна ветвь идет на север, другая — Мозамбикское течение — на юг. Если цел акант обитает южнее места разветвления, легко объяснить, как латимерия — подобно многим другим тропическим рыбам — попала в Ист-Лондон.

Именно потому что целакант дошел до Ист-Лондона, вряд ли имело смысл искать его севернее мыса Делгаду, возле которого делится течение. А поскольку нам никак не удавалось найти его у африканских берегов, я все больше начинал интересоваться Мадагаскаром.

Как раз против изученного нами побережья Восточной Африки, сравнительно недалеко, простирался на тысячу миль мадагаскарский берег. Мадагаскар повседневно напоминал о своей близости, и не только потому, что мысли о целаканте все время уносили меня через пролив. В этой глуши мы находили на берегах удобных гаваней развалины укреплений, которые сначала вызывали у нас недоумение. Потом мы узнали, что это за развалины. Когда португальские колонизаторы обосновались на востоке африканского континента, по ночам к их поселениям стали бесшумно подходить целые флотилии лодок; с них высаживались воины, которые убивали, разрушали и так же бесшумно уходили обратно. Это были сакалавы, отважные мореходы с Мадагаскара.

Да, Мадагаскар был совсем близко, и его прибрежные воды и рифы вряд ли сильно отличались от мозамбикских. Меня утешало, что, хотя остров пока для меня недостижим, моя листовка проникла и туда. Я надеялся, что и там, как в Мозамбике, местные жители видели ее и знают, какое высокое вознаграждение сулит им поимка необычной рыбы.

При всей моей одержимости добываемые нами научные сокровища мало-помалу оттеснили целаканта на второй план, однако мы не переставали показывать нашу листовку местным жителям и расспрашивать их, не приходилось ли им видеть что-нибудь подобное? Нет, не приходилось. И к концу нашей последней восточноафриканской экспедиции мы уже почти не верили в то, что целакант обитает у побережья Мозамбика. Все подходящее места были изучены. И если даже тот житель Базаруто действительно поймал целаканта, то вполне вероятно, что эта рыба заплыла туда так же случайно, как случайно оказался в районе Ист-Лондона первый целакант. Словом, становилось все более вероятным, что ист — лондонский цел акант действительно совершил далекое путешествие. Хорош «вырожденец!»

Такой рыбе, даже учитывая попутное течение, нужен не один год, чтобы покрыть это расстояние, а ведь ее на каждом шагу подстерегают опасности. Нет, пусть кто хочет называет целаканта «вырожденцем» и «малоподвижным», я же ни капельки не сомневался в его способности проплыть через все восточное полушарие.

Мы продолжали поиски и продолжали надеяться, что наша листовка сделает свое дело на Мадагаскаре. Мы не знали тогда, что она не попала на Коморские острова; и всякий раз, планируя очередную экспедицию и изучая карту, я с надеждой обращал свой взгляд на этот архипелаг — таинственные точки среди безбрежной синевы океана, будто осколки могучего массива Мадагаскара, образовавшиеся во время его отторжения от Африки.

Скитаясь по диким уголкам Мозамбика, я постоянно думал о Коморах. То и дело я смотрел в ту сторону, пытаясь увидеть их через море. Коморские острова расположены к югу от места разветвления Южного пассатного течения; их омывает его южная ветвь. Как тут о них не думать! К тому же они так близко, куда ближе, чем Мадагаскар. До Гранд-Комора было всего каких-нибудь 200 миль — от силы день хода на нашем суденышке. У нас не было компаса — в прибрежных водах можно обходиться без него, — но я знал направление и скорость течений; при помощи часов, солнца и звезд мы дошли бы. Коморские острова гористы, их видно издалека…

Увы, слишком много было препятствий. Нам стоило таких трудов попасть в неизведанную область Восточной Африки, и она вознаградила нас таким богатством фауны, что было бы просто преступлением отправиться куда-то наугад, — ведь здесь мы на каждом шагу пожинали богатейшие плоды. Кроме того, у нас было мало пресной воды; и, наконец, не мог же я уводить судно на территорию другого государства без согласования с португальскими властями, а до них отсюда почти так же далеко, как до луны. В бурном море, среди уединенных островков мы были совершенно оторваны от мира. Недаром местные рыбаки спасались бегством при одном нашем появлении. Матросы смеялись: «Видно, не уплатили налога за лодку, вот и удирают, инспектора боятся….»