Черная вдова

Надо рассмотреть серых каракуртов под сильным увеличением бинокулярной лупы. И тогда открывается совершенно неожиданное! Все тело паука между короткими и густыми волосками сплошь забито мельчайшей светлой лёссовой пылью. Попробуем его отмыть в банке с водой. После ванны паук стал, как все, бархатисто-черным. Цветовая вариация исчезла от купания. Наверное, такие выпачкавшиеся пауки и оставили следы на дорогах…

Наш обычный трудовой день с опытами над свинками закончен. Пора готовиться ко сну. Маркел, увидев, что я собираюсь в поле, удивлен. Я его не зову. Пусть сам решает. Он, конечно, не желает оставаться дома. Ему тоже хочется посмотреть на пауков ночью.

— Знаешь, Маркел, — предупреждаю я его, — пауки, видал сам на опытах, стали ядовитыми и опасными, из Пскента сообщили, что появились первые пострадавшие от их укусов. Так что надо быть осторожным.

Но Маркелу так же, как и мне, кажется странным бояться паука. Мы к нему привыкли и хорошо его знаем. Ядовит он, безусловно, но так неловок, когда оказывается за пределами своего жилища и своей родной стихии паутинных тенет, так робок, труслив. Когда подойдешь к его жилищу, он, заметив приближение человека, мгновенно прячется в самое далекое и темное место. На паутине же бегает, слов нет, быстро, но только кверху ногами. Уж слишком грузно его тело и тонки ноги. На земле же передвигается медленно, неловко, часто опрокидываясь на бок и на спину.

В поле мы выбрали место, откуда видно сразу несколько пауков. Найти такой участок нетрудно: в степи много каракуртов, иногда по два-три на квадратный метр. Косые лучи золотят вершины далеких гор. Становится прохладней. Густеют сумерки. Пауки оживлены, выходят из укрытия, протягивают новые нити. Вот взрослая самка спустилась с тенет и взобралась на сухую былинку. Выпустила паутинку, быстро по ней спустилась на землю и, степенно перебирая ногами, поползла дальше. Потухла вечерняя заря. Пустыня наполнилась ночными шорохами. Совсем стало темно…

Прошло более часа, все также, заползая на кустики и комья земли, кочует самка каракурта. Ее движения стали уверенней, смелее. В темноте ночи поблескивают глаза маленькими фосфоресцирующими точками, отражая наш тусклый фонарик. Оказывается, она ползет не как попало, а оставляет на своем пути паутинную нить. Зачем это ей: жилище навсегда покинуто, возвращаться к нему самка, конечно, не будет, да и найти его уже не так просто и паутинная дорожка вряд ли цела. Кругом бегают жуки-чернотелки, фаланги, скорпионы; шелестят сухими листьями ежи. Нет, не проста та нить! Надо к ней внимательно присмотреться.

Разглядывать паутинные нити в сплошной темноте нелегко. Но помогают отблески. Оказывается… Вот уж ни за что не предполагал такое от луча фонарика. По пути самка тянет не одну, а две строго параллельные нити. И самое замечательное — по ней можно узнать направление хода самки, так как от места остановки нить начинается более широким интервалом. Я уже догадался, для кого предназначена эта непростая нить, но молчу. Зато Маркел фантазирует, строит разные догадки, да все невпопад. Дальше ползет самка каракурта. Заползает на дорогу, оставляя на ней те самые характерные цепочки следов, которые я видел днем. Теряя опору в мягкой глубокой пыли, она перевертывается и становится совсем серой. Темнота южной ночи вынуждает прекратить наблюдения.

Рано утром, когда солнечный диск едва показывается над горизонтом пустыни, поверхность ее поблескивает паутинными нитями, а на дороге, еще не разбитой колесами телег, тянутся во всех направлениях узоры следов каракуртов.

Скверно просыпаться днем в жару, после бессонной ночи. Но одной ночи нам мало. Мы еще не видели, как себя ведут самцы. Они тоже, оказывается, кочевники, даже более заядлые, чем женская половина их рода. Самец очень ловок, быстр и подвижен. Его бег иногда так поспешен, что поражаешься, откуда в этом крошечном тельце, нарядно разукрашенном красными в белой каемке пятнами, столько неуемной энергии. Он ничего не ест и не обращает внимания на добычу, попавшую на тенета. Ему не до еды — все существование его направлено на поиски самок. И самцы легко их находят на временных тенетах. Не зря самки, путешествуя, тянут за собою двойную нить-дорожку. Она предназначена будущему супругу. По ней легко узнать, куда направлялась толстая и неловкая паучиха. Догадка моя оказалась правильной.

Теперь днем на тенетах самок мы всюду видим по нескольку самцов. Они неподвижны, будто ожидают предстоящую ночь.

Наступила брачная пора каракурта. Пауки оставили свои жилища юности и отправилась кочевать, чтобы найти для себя теневое местечко, в котором можно было бы основательно устроиться и одновременно облегчить брачную встречу. Уж не этой ли первой волной путешествий вызван пик укусов каракуртом человека?

Посмотрим, что будет дальше!

Сложность брачных отношений

Я знал, когда наступит брачная пора и самки начнут уничтожать самцов, что вызвало множество толков среди ученых, мне придется проводить наблюдения в естественной обстановке. И я готовился к ним, словно к решающему бою. Прежде всего изучил строение половых органов каракурта. Меня поразила их необыкновенная сложность, даже кажущаяся излишней виртуозность. Назначение каждого органа построено по принципу наибольшей простоты, экономии и эффективности. А здесь я не мог понять, зачем природа избрала столь сложную форму прямо-таки изощренного препятствия на пути оплодотворения мужской половой клеткой женскую.

Пауки-самцы оплодотворяют самок маленькой лапкой-педипальпой, на кончике которой во время возмужания появляется шаровидное вздутие. Оно оказалось необыкновенно сложно устроенным. Но и это еще не все! Став взрослым, самец выделяет из полового отверстия капельку семени и засасывает ее в шарообразное вздутие педипальпы. Для этого у него есть особая площадка с зубчиками. Из этой площадки по каналу семя поступает в полость. Видимо, существует какой-то клапан, закрывающий этот канал, идущий от зазубренной площадки. На вершине вздутия расположена особенная спираль. Она прочна, эластична, как пружинка маятника часов. Вначале ее виток идет по принципу правой резьбы, то есть справа вверх направо, затем поворачивается в обратном направлении, идет по «левой резьбе», то есть слева вниз направо. Перед самым сильно утонченным концом на спирали есть маленькая стреловидная зарубка. Спираль эта называется эмболюс.

В теле самки находится два резервуара, в которых хранится семя. Путь к этому резервуару лежит через сложный лабиринт, который вначале идет по правой резьбе, а затем по левой, то есть точно соответствует строению спирали самца. Оплодотворение наступает только когда спираль самца проникает через этот вычурный канал. Кончик спирали обламывается в месте стреловидной зарубки и воспользоваться второй раз спиралью самец уже не может.

Если бы я предварительно не изучил строение полового аппарата каракурта, многое в его брачной жизни и эпидемии отравлений осталось неясным. Подготовка принесла пользу.

Натуралисты давно знали о том, что самцы пауков оплодотворяют самок с помощью видоизмененных лапок-педипальп. Предполагалось, что семя в лапку поступает через особый канал, другого пути, казалось, не должно быть. Но как часто умозрительные заключения, не подкрепленные детальными наблюдениями и доказательствами, оказываются ошибочными.

В конце XIX века было доказано, что паук линифия монтикула выделяет капельку семени на особую паутинку, с которой уже и засасывает ее в лапку. Важно сделать первое наблюдение. Вскоре подобный же процесс был замечен и у нескольких других пауков. Оказалось, что в деталях это явление сильно варьирует для подавляющего большинства видов и еще не изучено в деталях. Оказалось, не так легко заметить его. Неизвестно оно было и у «черной вдовы».

Задал мне загадку самец каракурта! Сколько часов я просидел попусту, надеясь увидеть, что делает нарядный паучок, прежде чем приняться за брачные обязанности. Все напрасно. Может быть, таинство совершается под покровом ночи? Увы, и несколько бессонных ночей ничего не дали. Тогда я снял верхнюю часть бинокуляра, замотал его в платок и отправился в поле, улегся на землю возле скопления самцов на тенетах самки. Все оказалось очень просто, но настолько незаметно, что невооруженный глаз был бессилен.