Занимательная юриспруденция

Таким образом, мы видим, что при неопределенности понятия преступления можно признать общественно опасным, то есть преступным любое действие, даже геройское, если заинтересованные руководящие лица признали его таковым.

Советские ученые восхваляли ревтрибуналы в своих “научных” исследованиях и получали за это докторские степени, действующие и в наше “демократическое” время.

Но суды общей системы мало чем отличались от трибуналов, поскольку законов вообще почти не было, судьи были малограмотны и судили, руководствуясь “революционным классовым правосознанием”.

В уголовном кодексе 1922 г. вообще не было определения преступления. Потом оно было добавлено в духе “Руководящих начал”. УК 1926 г. формулировал статью 6 так:

Определение преступления. Общественно-опасным признается всякое действие или бездействие, направленное против Советского строя или нарушающее правопорядок, установленный Рабоче-Крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени.

Не ограничиваясь столь расплывчатым определением, УК вводил еще статью 16 — Аналогия, сформулированную так:

Если то или иное общественно-опасное действие прямо не предусмотрено настоящим Кодексом, то основание и пределы ответственности за него определяются применительно к тем статьям Кодекса, которые предусматривают наиболее сходные по роду преступления.

Так что, если данная власть, в том числе местная, сочла какое- либо действие опасным, за него можно было любого человека осудить как преступника, хотя он ни одной статьи кодекса не нарушал. Мой профессор уголовного права рассказывал на лекции, что некого раввина осудили за обрезания по статье 140 УК по аналогии, как за производство абортов.

Были в УК 1926 г. и такие составы преступлений, которые не требовали вообще никаких деяний:

Статья 58^1в. Ответственность совершеннолетних членов семьи военнослужащего. В случае побега или перелета за границу военнослужащего, совершеннолетние члены его семьи, если они чем-либо способствовали готовящейся или совершенной измене, или хотя бы знали о ней, но не довели об этом до сведения властей, караются — лишением свободы на срок от пяти до десяти лет с конфискацией всего имущества.

Остальные совершеннолетние члены семьи изменника, совместно с ним проживавшие или находившиеся на его иждивении к моменту совершения преступления, подлежат лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на пять лет.

Статьи 58^1а-58^1г были внесены в кодекс в июле 1934 г., но с 1937 г. существовали и так называемые “литерные” статьи, о которых нам не говорили на лекциях, не писали в учебниках по уголовному праву, которые никогда и нигде не публиковались. В них фигурировали ЧС — член семьи врага народа, ДВ — друг врага народа и т.д., по которым судили “тройки” НКВД и по которым давали любые сроки ссылки или лагерей (фактически пожизненно, ибо когда заканчивался один срок, “наматывали” другой). По 58 статье часто применялся расстрел.

Я, уже будучи доцентом, совершенно ничего не знал о существовании “литерных” статей. Узнал о них только после смерти Сталина.

“По требованию рабочих и колхозников” 7 августа 1932 г. государством был издан закон об охране социалистической собственности, по которому устанавливалось только одно наказание — расстрел. При смягчающих обстоятельствах (небольшое количество похищенного к ним не относилось) можно было назначить лишение свободы не ниже 10 лет. Только когда количество расстрелов перевалило за допустимые пределы, было дано разъяснение, что за мелкие хищения следует применять ст. 162 УК (кража).

По закону 7 августа (7/VIІІ) 1932 года (на жаргоне уголовников — “закон семь восьмых”) судили и приговаривали как за хищение социалистической собственности. Сбор голодными крестьянами колосков на поле после уборки урожая также квалифицировался по “закону семь восьмых”. Представьте, что голодающего крестьянина осуждали за уголовное преступление, когда он собирал колоски, которые все равно склюют птицы или их запашут в землю.

Безусловным шагом вперед стал УК 1961 г. Здесь уже понятие преступления формализовано. Хотя ст.7 довольно широко распространяется насчет общественной опасности, преступлением признается только деяние, предусмотренное Особенной частью УК. Это и есть формализация.

Кроме того, устранялась аналогия закона.

Однако расплывчатые формулировки статей по существу сохраняли возможность применения аналогии. Возьмем статью 206 — хулиганство. Она формулируется так

Умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу.

Такая расплывчатость позволяет вычеркнуть половину статей Особенной части Уголовного кодекса. Например, кража. Нарушает ли она общественный порядок? Безусловно. Выражает неуважение к обществу? Явно.

С другой стороны, статья фактически заменяет аналогию. Так, после принятия кодекса Верховному суду пришлось дать специальное разъяснение, запрещающее привлекать к уголовной ответственности валяющихся под забором пьяных, что стало наблюдаться довольно широко. Между тем работники милиции, привлекавшие “перебравших” граждан к уголовной ответственности за хулиганство, были формально правы: нарушает ли общественный порядок пьяный,- валяющийся на улице? Конечно. Проявляет ли он неуважение к обществу? Явно.

Правда, в статье 7 УК была оговорка:

Не является преступлением действие или бездействие, хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного Особенной частью настоящего Кодекса, но в силу малозначительности не представляющего общественной опасности.

Но кто оценивает наличие или отсутствие малозначительности и по какому критерию?

Приведем еще один пример: во времена Хрущева было очень мало личных автомобилей. Хрущев считал, что мы стоим на самом пороге коммунизма и собственность не нужна, поскольку будут общественные гаражи, где каждый сможет взять машину напрокат по мере надобности, не утруждая себя заботами о ее содержании. Случалось, что машину угоняли, особенно подростки, чтобы просто покататься без цели ее хищения. Сначала преступлением это вообще не считалось. Потом таких угонщиков стали привлекать к уголовной ответственности по ст.206 УК за хулиганство, а в 1994 г. внесли в УК особую статью о незаконном завладении транспортными средствами без цели хищения.

Зададим вопрос: если угон без цели хищения покрывался составом хулиганства, зачем нужна была новая статья? Если потребовалось вводить новую статью, новый состав преступления, значит, ст. 206 не охватывала состава угона без цели хищения и выполняла роль упраздненной аналогии.

Но и с принятием нового кодекса количество уголовных приговоров очень похожих на дело адмирала Щастного было более чем достаточно. Наиболее характерно дело директора совхоза Худенко. Приняв совхоз убыточным, он сделал его прибыльным. “Литературная газета” напечатала о нем хвалебный очерк, после чего его арестовали, и посадили “за хищение социалистической собственности”. “Литературка” вступилась, приговор отменили, Худенко освободили. На свою беду вместо того, чтобы сказать спасибо “правоохранительным” органам, он по закону потребовал от них возмещения ущерба. Тогда приговор пересмотрели, его снова посадили, и он умер в лагерях. И было это во времена “либерала и реформатора” Хрущева.

Я мог бы привести много подобных примеров и их привожу в своей книге “Право абсурда”, с которой можно ознакомиться только в Российской государственной библиотеке, поскольку из- за микроскопического тиража она стала раритетом.

Меня могут упрекнуть в том, что в книге, претендующей на занимательность, я пишу о явлениях весьма грустных. К сожалению, право сильно отличается от математики и физики, право относится к политике, задевает интересы господствующих классов и, будучи очень интересной наукой, не может быть бесстрастным как геометрия.

В действующем УК 1997 г. понятие преступления в статье 14 формулируется так: