Казнить нельзя помиловать. Бескомпромиссный подход к пунктуации

Co времен доктора Джонсона все лингвисты сходятся во мнении, что язык не следует бальзамировать – он должен меняться и приспосабливаться. Когда исходный текст Пипа будет так же понятен, как и только что приведенный вариант, нашу систему пунктуации можно будет без всякого сожаления отправить на свалку. В последующих главах мы увидим, что системе типографских значков (а знаки препинания являются именно ими) свойственно с течением времени меняться и что перемены эти, как правило, облегчают понимание текста. Однако, защищая нынешнюю систему пунктуации, важно понимать, что читатель, живший лет двести назад, был бы шокирован современными правилами, которые нам кажутся такими безупречными и элегантными. Почему мы перестали писать все существительные с прописной буквы? Почему не ставим точек после расхожих сокращений? Почему никогда не используем сочетание двоеточия с тире? Куда исчезли все запятые? Почему в слове today нет дефиса? Боже, до чего докатилась пунктуация к XXI веку!

Взять хотя бы прописную букву в начале предложения и точку в конце (остальное обсудим позже) – ведь и их когда-то не было. Начинать фразу с прописной буквы впервые стали в XIII веке, но последовательно это правило применяется только с XVI века. В рукописях IV–VII веков первая буква каждой страницы была декоративно оформлена независимо от того, начиналось с нее предложение или нет. Кстати, о декоративно оформленных буквах: разве можно забыть заставку передачи «Необычные новости», где древний изможденный монах, с трудом разгибая спину, поднимает наконец-то голову от первой страницы Библии, над украшением которой корпел долгие годы, и видит невероятной красоты слово Benesis? [39] В наше время правило начинать новую фразу с заглавной буквы укоренилось настолько, что текстовый процессор не дает написать стоящее после точки слово со строчной буквы – она автоматически исправляется на прописную. Это может не нравиться таким ребятам, как е. е. cummings [40], зато радует тех, кто заметил назойливое проникновение строчных букв в названия книг, титры на телеэкране, названия компаний и (прежде всего) в Интернет с его полным пренебрежением к регистрам, и теперь ночами не спит, размышляя о том, какое смятение вносит эта тенденция в юные умы. Между тем точка (full stop) – самый простой для понимания знак, если человек хотя бы примерно представляет себе, что такое предложение (впрочем, на это рассчитывать уже не приходится). Этот знак (который Чосер называл point), похоже, незыблемо утвердился в нашей грамматике. Точка (или ее заменитель, такой как вопросительный или восклицательный знак) ставится в конце каждого предложения. Вот и все. Так что если придерживаться одних только точек и писать очень короткими предложениями, то вас, конечно, могут обвинить в подражании Хемингуэю, а те, кто начитался «Классического английского» (1906) Г. У. Фаулера, могут заявить, что вы больны «точечной чумой», – но зато вы никогда не ошибетесь. Американцы называют этот знак period, что, кстати, совпадает с одним из его изначальных английских названий. Как слово comma исходно означало фрагмент текста (а не стоящий в конце него значок), так и слово period относилось к самому тексту, только к большему фрагменту. Шекспир, описывая в «Сне в летнюю ночь» взволнованных актеров, которые делают остановки посреди фраз, называет точку period. Это – один из первых (и наименее смешных) литературных примеров, когда из-за неправильной расстановки точек искажается смысл высказывания:

Но увы! Даже судьба таких надежных и недвусмысленных знаков, как точка, внушает опасения. Молодежь теперь, видите ли, называет точку dot и пишет после нее слова со строчной буквы и без пробела. Попросите их написать «семь тридцать» цифрами (7.30), и они наверняка либо поставят двоеточие (как в американских компьютерных программах – 7:30), либо напишут 7-30 или 7’30. Массовая безграмотность привела к тому, что самым распространенным знаком стала запятая, и это вызывает не меньшее беспокойство:

The tap water is safe to drink in tea and coffee, however, we recommend using bottled water for drinking, it can be purchased very cheaply in the nearby shops [42].

Шестьдесят лет назад Г. В. Кэри в книге «Не пропусти остановку» посвятил апострофу всего один абзац, потому что с ним все было ясно. «Если бы все знаки были такими простыми», – вздыхал Кэри. Но это было еще в те времена, когда людей учили разнице между Am I looking at my dinner or the dog’s? [43] и Am I looking at my dinner or the dogs? [44] Надеюсь, из этой книги станет понятно, что к пунктуации можно с успехом применять как дескриптивный, так и нормативный подход. Лингвист дескриптивного склада наблюдает, как меняется язык, отмечает и анализирует эти перемены, но при этом умудряется не просыпаться каждую ночь в холодном поту. Если он видит (допустим), что апостроф начинает появляться в таких словах, как Books, то для него это верный знак, что никто больше не имеет представления о правилах употребления апострофа, что апостроф безнадежно устарел, что, подобно фее Динь-Динь [45], которая жива лишь до тех пор, пока ею восхищаются, он скоро окончательно зачахнет и исчезнет. Это совершенно здравый и разумный подход, хотя от него и веет холодом. А вот ярые сторонники нормативной грамматики, напротив, будут до хрипоты доказывать, что поскольку их в одна тысяча девятьсот сорок третьем году учили в школе никогда не начинать фразу со слов And и But, сегодняшний мир погряз в невежестве и безумии, а большую часть современных книг следует сжечь.

Я бы хотела подвести читателя к некоторой промежуточной позиции: надо быть стойким, понимая важность стойкости, и гибким, понимая рациональность и историческую необходимость гибкости. В книге «Не пропусти остановку» Кэри отмечает, что, расставляя знаки препинания, нужно «на две трети руководствоваться правилами, а на одну треть – собственным вкусом». Сама я придерживаюсь простого правила: в одних вопросах пунктуации отличить верное от неверного предельно просто, в других – надо следовать своему чувству языка и здравому смыслу. Мне нужно – с помощью знаков препинания – обеспечить максимум ясности, поэтому я прежде всего хочу видеть апострофы на нужных местах, и не прекратит борьбу мой дух, и не уснет рука с мечом [46] (постойте, а разве «Новый Иерусалим» Блейка не начинается со слова «И»?), пока все до единого не осознают разницу между its и it’s и ни один болван не рискнет писать о dead sons photos без указания на то, один сын изображен на этих фотографиях или несколько. Говорят, что в некоторых государственных учреждениях чиновникам дано прагматичное указание – опускать апострофы, потому что никто больше не умеет ими пользоваться. С прагматизмом такого рода мы, говоря словами Уинстона Черчилля, «мириться не можем». Как смеет кто бы то ни было распоряжаться судьбой апострофа? Кто дал государству – или компании «Уорнер бразерс» – право подписывать смертный приговор нашей Динь-Динь? Отсюда один шаг до массовой печати книг с безграмотными заголовками. Еще чуть-чуть – и последним фанатикам пунктуации придется искать убежища в пещерах.