К истокам Тихого Дона

И когда Шолохов говорит о кропотливом изучении военной литературы, разборе военных операций, изучении многочисленных мемуаров, об ознакомлении с зарубежными, даже белогвардейскими, источниками, то мы уже знаем, что:

— работа с белогвардейскими источниками — прямое, часто случайное включение отрывков из этих воспоминаний в создаваемый текст;

— кропотливое изучение военных операций — бездумное, механическое соединение разнородных текстов, вызывающее грубые хронологические и фактические ошибки.

И, наконец, важный пункт шолоховской версии — отсутствие в первоначальных набросках Григория Мелехова. Недавняя публикация Л.Колодным («Московская правда», 20 мая 1990г.) неизвестной главы из «Тихого Дона» показала, что прообраз Григория Мелехова существовал в рукописи с самого начала. Даже его имя — Абрам Ермаков — совпадало с фамилией прототипа. Следовательно, причины отсутствия (или исключения?) центрального персонажа в тексте четвертой части романа иные — не те, что указаны Шолоховым.

Мы проанализировали текст «Тихого Дона» в самых различных аспектах. И повсеместно обнаруживается раздваивание, расслоение текста на принципиально различные части. В романе существуют два различных пространства, в которых действуют герои, — и лишь одно из них реально совпадает с исторической областью Войска, в то время как в другом пространстве совершаются путаные перемещения персонажей.

Два различных хронологических ряда, из разных календарных стилей тянутся через часть книги, а точнее, лишь те ее главы, в которые Шолохов ввел «вставные» эпизоды. Единому и исторически достоверному хронологическому ряду основного текста противостоит другой, с ошибками и анахронизмами. Оба пространства романа различны по используемым художественным средствам: прямому заимствованию при крайне бедном, даже примитивном изображении действия противостоит творческий метод создания полноценного повествования.

Различны и авторские понятия и представления в этих частях. Если в одной мы встречаем энциклопедические познания автора о жизни, истории своего народа, детальные описания происходивших событий, то в другой мы сталкиваемся с явной безграмотностью и отсутствием ясного представления о самых общих обстоятельствах описываемого времени. Язык одной части «Тихого Дона» может считаться образцом чистоты и яркости народной речи. В другой мы встречаем лексику, напоминающую нам деда Щукаря.

Идейные основы творчества в обоих слоях книги разительно не совпадают, прямо противоположны друг другу. «Тихий Дон» шолоховской редакции не может быть признан цельным художественным произведением. Во всех «вставных» местах романа чувствуется пришлый, чуждый казакам человек.

Полученный материал позволяет уверенно утверждать, что в работе над текстом «Тихого Дона» участвовали по крайней мере два человека. При этом роль одного из них могла быть лишь чисто внешней, механической — ролью компилятора и редактора, но никак не создателя, не автора основного художественного текста, которому книга обязана мировой славой и признанием. Итак, наша работа безусловно подтверждает авторство Шолохова, но следует задать при этом вопрос: авторство чего?

Исследование текста позволило выделить в нем два принципиально различных слоя, лишь один из которых можно уверенно приписать Шолохову. Способ создания этих страниц «Тихого Дона» лежит через заимствование и переложение текста книг других авторов, а характерные приемы и возникающие при этом ошибки вполне аналогичны во всех рассмотренных нами случаях.

Картина ясна! Но прежде чем произнести окончательное суждение, предоставим слово Михаилу Александровичу, чтобы узнать его отношение к проблеме авторских прав.

Полевые сумки

А Шолохов свое мнение об авторских правах и не скрывал!

В советской истории существовал короткий период после окончания «большого террора» 30-х годов, когда уцелевшие наверху пирамиды власти, опьяненные тем, что угроза смерти обошла их стороной, решили, что можно уже ничем не стесняться.

Новые люди — «кадры, которые решали все», очевидно уверились в незыблемости и вечности своей власти. Тогда в 1939г. они были в упоении своей «победы».

Главное действующее лицо нашего исследования, Михаил Александрович Шолохов, занимал отнюдь не последнее место в утвердившейся иерархии. На XVIII-м съезде «победителей» он не только присутствовал, но даже выступил с речью. Шолохов говорил в ней о многом, но нас в контексте нашего исследования интересует та часть его речи, которая была посвящена стоявшим перед писателями задачам:

А ведь точно сказал Михаил Александрович: «соберем» и «напишем»!

Случайно ли проговорился в запале своего выступления Шолохов или специально включил эти слова, косвенно подтверждая «отвлекающую» версию об убитом офицере и содержимом его полевой сумки [74] — мы не знаем и вряд ли можем теперь это узнать. Но сами шолоховские слова знаменательны: он публично во всеуслышанье признал допустимость и правомочность для себя подобных действий.

Вот и мы вправе теперь задать в его адрес вопрос: собрал и написал? и, основываясь на всех полученных в нашем исследовании данных, дать на него положительный ответ. Круг нашего исследования замкнулся. Сам Шолохов дал нам недостающее звено — собственные показания по делу авторства.

Вот уж воистину — язык не даст соврать, как писал Александр Солженицын.

Итоги первой части исследования

Сформулируем кратко основные выводы нашей работы. Первый вывод — о сложном составе «Тихого Дона». Текст заметно фрагментирован, а отдельные эпизоды замещены или дополнены особыми отрывками, заимствованными из нескольких опубликованных в 20-е годы книг. Сопоставление и системный анализ основного текста и заимствований указывает на разновременное участие в работе над романом нескольких авторов.

Второй вывод — о творческих возможностях и методах работы Шолохова. Изучение конкретных изменений, которые он вносил в заимствуемый текст, решительно показывает невысокий уровень его знаний по истории и географии Области войска Донского, недостаточное знание самих описываемых в романе событий. Повсеместно наблюдается пристрастное и идеологизированное отношение Шолохова к казачеству, характерное как раз для писателей-коммунистов 20-х годов.

Контраст с тем, что мы встречаем в основном тексте «Тихого Дона» столь значителен, что сам собой напрашивается вывод: незавершенная чужая рукопись была Шолоховым частично уничтожена, а частично — отредактирована и восполнена чужеродными заимствованиями для придания отдельным фрагментам текста видимости единства действия и развития сюжета.

И, наконец, третий вывод: проблема авторства в свете новых данных предстает по-иному. Вопрос о том, кто является автором «Тихого Дона» — Шолохов или, например, Крюков представляется некорректным. У известного нам текста несколько авторов, этот текст не является органически цельным единым художественным произведением. Выделив в результате текстологического анализа из основного (художественного) текста чужеродные вставки, мы определили ту его часть, относительно которой мы можем корректно поставить вопрос о реконструкции первоначального текста романа — протографа и его авторстве.