Мир человека в слове Древней Руси

Боль — немощь — недугъ — болѣзнь — смерть...

Прав был Г. В. Лейбниц, сказавший, что термин свобода очень двусмыслен; он затруднился бы еще больше, занимаясь историей слов, потому что во многих языках древнее понятие о свободе отличается от современного.

Во всех индоевропейских языках исходное понятие «свободный» не значит "избавленный от чего-либо". Словом свободный обозначалась принадлежность к определенной этнической группе, которая, в свою очередь, обозначалась с помощью растительной метафоры — от глагольной основы с общим смыслом "расти, развиваться" (Бенвенист, 1974, с. 355 и сл.). Растет не один человек сам по себе, но род весь, все племя, все вокруг, что является или станет твоим. В подобной свободе — привилегия человека, который никогда, ни при каких обстоятельствах — не чужестранец, не раб, не чужой. Корень *swos- — это возвратное или притяжательное местоимение, не личное, оно относится к любому члену данного коллектива и выражает взаимно-возвратные отношения. «Субъективность выражается как принадлежность» себе подобным (Бенвенист, 1974, с. 363); целая группа лиц как бы сомкнулась вокруг «своего», тут важно родство породнения, а не родство по крови. Налицо исходный синкретизм понятия: и принадлежность к определенной социальной группе, и сам по себе человек как член этой группы. Когда в «Русской Правде» говорится о холопах «зане суть несвободни», имеется в виду отсутствие у них имущественных прав, принадлежности к дому, роду или общине. Их личность — их воля — признавалась, но свобода... свободы у них нет (Рожков, 1906, с. 62), они — не «свои».

Как ясно из этимологии, у славян свобода одного корня с местоимением свой; слово свобода — с древним суффиксом собирательности -од(а) — издревле обозначало совместно живущих родичей, всех «своих», и определяло в этих границах положение каждого отдельного, т. е. свободного, «своего» члена рода. Из других однокоренных слов упомянем два: собьство и особа. Собь (а позднее и с суффиксом — собьство) обозначало настолько важное свойство, что в философском смысле оно выступало в значении "сущность"; собьство — сущность, собье — существо, сущина — собственность, собити — присваивать себе и т. д. — все это также слова, связанные с древним словом свобода (в другой форме: свобьство и др.). Когда-то собьство было именованием личности, которая входит в свободный род как его непременный член; по представлениям наших предков, это и есть существо и суть всякой жизни. Следовательно, и «свобода» — суть этой жизни, одно из слагаемых в совокупности признаков свободного члена рода. «Собь» без «свободы» не существует, но и «свобода» сама по себе ничто, она слагается из множества «о-соб-ей».

Таким образом, свобода и собственность в прошлом — слова одного корня, но эти слова выражают представления о личной свободе на разных полюсах социальной эволюции. Потребовалось несколько столетий для того, чтобы в семантике различных однокоренных слов последовательно отложилось значение собственничества «свободы»: свобь/собь — собьство — собьствьн(ный) — собственность. Параллельно этому изменялось и представление о «свободном».

Представление о члене рода, нашедшее выражение в слове особь, постепенно сменяется более точным определением сути дела, но лишь с начала XVIII в. появляется новое слово, сменившее старое особь, которое обозначало хоть и самостоятельного человека, но обязательно в границах рода. Появилось слово особа "персона, личность", уже в современном понимании — как индивидуальность, как такая «особь», которая может прожить и вне рода, стоять сама по себе (о собѣ). В период развития различий между словами особь, особа употреблялось и слово свобода, которое также имело иной смысл, чем ныне. К этому добавим, что от «времен собства» сохранилось и сочетание имя собственное (означавшее буквально: личное имя свободного члена рода, которое он носил по велению этого рода как личный знак своего достоинства). Слова собь или особь еще не имели значения "собственность", но известно было собинаˊ — личное имущество каждого члена, которым он и выделялся среди остальных. Очень долгое время даже и в средние века не употреблялось отвлеченное имя собственность, потому что личной собственности по существу не было: была «собина» как общее владение рода, но возникали и новые формы владения, каждый раз получавшие свое особое название. Из самых общих таких названий, кроме добро, можно назвать имѣние, имущество и др., связанные с корнем глагола иметь. Иметь значит "владеть по праву захвата (принимать или отнимать, присваивать лично себе в результате какого-либо действия)". Таково типично феодальное представление о собственности, отличной от собственности рода, от общего достояния всех свободных людей; поэтому актуальным стало имение, а не собина.

Просматривая древние славянские переводы начиная со старославянских, обнаружим, что славянское слово свободь всегда связано только с одним греческим словом eléutheros "свободный, вольный, независимый". Именно это соответствие представлено в самых ранних текстах. Краткому прилагательному свойственны также и признаки имени существительного; называя свободное лицо, оно вместе с тем ограничивало пределы свободы именно принадлежностью к роду, определяя признак, существенный для особи. «Свободь» — это особь в границах «собины»; свобода лица при таком понимании не выходит за пределы рода, сущность свободы лица и состоит в его принадлежности данному роду. Род обеспечивает свободу своему члену, но до известных пределов. С самого начала свободь — социальный термин. Свободьнъ — отвлеченное прилагательное, образованное от имени, — было известно уже в древнерусском языке, «Русская Правда» отдает предпочтение именно ему.

Свобода обозначает свободное состояние, но также только в границах своего рода, как и независимость, оно соответствует греческому eleuthería "свободное состояние", но вместе с тем и "вольность" и даже "разнузданность". Последние значения греческого слова перешли и в славянский язык, но гораздо позже, уже за пределами древнерусской эпохи.

Абсолютную независимость человека от власти рода наши предки понимали как разнузданность и своеволие, ничего общего со свободой не имевшие. Только изгой, изгнанный родом, обладает подобной свободой, но ничего хорошего от этого и сам он не получает. Летописи рассказывают о нескольких таких неудачниках, лишенных поддержки рода, об их горестной судьбе. В сущности, и Даниил Заточник, имя которого мы часто упоминаем, такой же изгой, лишенный «собины» в своем роду; все его устремление заключается в том, чтобы пристроиться к чужой «собине», желательно сильной и властной, достичь какого-либо положения, приемлемого по представлениям средневекового общества; стать монахом, дружинником, купцом или хотя бы захудалым владельцем, удачно женившись (Романов, 1947). «Добру бо господину служа дослужится свободы, а злу господину служа, дослужится болшиа работы», — говорит Даниил (по некоторым спискам: слободы); «и повелѣ Данила свободити от горкаго заточения» (Дан. Заточник, с. 177). До сих пор спорят ученые, был ли Даниил действительно заточен, или отсутствие свободы он воспринимал так, как и должен был воспринимать это средневековый человек: отбился от рода, остался без места и горько тоскует. Во многих текстах глаголы свободитися или освободитися соответствуют греческому слову со значением "освободиться" или "оправдаться", и притом обычно в сочетании со словом работа "рабство": освободитися работы (Кормчая, с. 170). Вместе с тем могла возникать и связь с греческим словом apallássō "удалять, изгонять, отпускать, увольнять": свобожаеши в переводе «Златоструя» (л. 32г) по некоторым спискам превращается в пращаеши, т. е. "извиняешь, отпускаешь". Прилагательное свободный, т. е. "освобожденный от чего-либо, оправданный, отпущенный", может быть употреблено по отношению к словам мужь или совесть, т. е. к чему-то большому в границах еще более крупного — к совести человеческой личности, к обществу мужей и т. д.