Единородное Слово. Опыт постижения древнейшей русской веры и истории на основе языка

Эти поэтические образы можно было бы объяснить распространением христианской литературы на Руси, если б не жестокие, связанные с ними реалии Древнего Востока.

Как далекое эхо, как укорливый вздох по обеспамятевшему народу, долетает сквозь тысячелетия известное с младых ногтей каждому русскому причитание: «Костры горят высокие, котлы кипят чугунные, ножи точат булатные, хотят меня зарезати…».

В нем слышится страшное напоминание о языческом отступничестве племен и народов, среди которых некогда проживали наши предки, – народов, собирательный образ которых воплотился в устных преданиях о Змее Горыныче, Чуде-Юде, Бабе Яге (Йоге), Кащее Бессмертном. Как выясняется, каждое из этих имен так или иначе связано с Востоком.

Человеческие жертвоприношения, совершаемые инородцами, неоднократно поминаются и в русских былинах: «Самого я князя да в котле сварю» /26/. Эти упоминания можно рассматривать и как отзвуки более глубоких пластов народной памяти, передаваемые изустным творчеством.

Обратим, наконец, внимание, что поклонение змею (фаллические религии) и его высший ритуал (человеческие жертвоприношения) – жестокая правда религиозной жизни Древнего Востока. Искупанное в воде и бросаемое в раскаленную печь на лопате дитя – детально точное описание одного из способов жертвоприношения Молоху [96].

Особо отметим, что в русских сказках ритуальными жертвами совсем не сказочных персонажей, не терпящих «русского духа» [97], всегда являются младенцы (малолетки) мальчики, а также девушки, не знавшие мужа. Что, если так говорит вещая народная память о временах, предшествовавших рождению Непорочной Девы и Богомладенца?

Совпадение отнюдь не невероятное, если учесть, с каким постоянством русский фольклор возвращается к этому сюжету, как и к идее змееборчества [98]. Неслучайно же Победоносный Георгий-змееборец стал символом Москвы, а затем и всей России.

Для того, очевидно, русским былинам и сказкам и отказано в достоверности и древности (равно как и самому народу), чтоб искоренить всякую память о высоком назначении и многовековых преследованиях русского рода, в среде которого и подготавливалось тысячелетиями явление Спасителя всему миру.

На то, что славянская семья народов имеет самое прямое отношение к идее Богостроительства, указывает распространенный здесь самый ранний и практически не исследованный, по замечанию акад. Б. А. Рыбакова, культ Рода [99] и Рожаницы (рожаниц), о котором «источники говорят как о повсеместном, устойчивом и неистребимом. Известна даже календарная дата празднеств и пиров в честь рожаниц – 8 сентября, день Рождества Богородицы» /28/.

За повсеместностью и неистребимостью культа Рода и рожаниц у славян Б. А. Рыбаков прозревает какой-то особый, высокий культ (хотя, опираясь на корень РОД – РОЖ, не отрицает в нем пересечения с традиционной идеей плодородия). Он указывает на то, что «церковные писатели XI–XIII вв. уравнивали Рода со своим верховным божеством, Богом-Отцом Саваофом, Творцом всего мира», и задается вопросом: «Как же могло получиться, что Род, равный христианскому божеству Вселенной, в источниках всегда сопряжен с рожаницами (у других авторов – Рожаницей. – С. М.), божествами, меньшими по масштабу?..» /29/.

Этот вопрос не возник бы, если б не была искоренена память о священных пракорнях единого праязыка: РОД – РО ДА или РА ДА, где РО (РА) – Солнце, а ДА – утверждение, Правда (видимо, как одно из древнейших имен Бога). То есть, РОД означает Солнце Правое, Солнце Правды. Именно так – восхождением «Солнца правды» – названо грядущее пришествие Христа у последнего ветхозаветного пророка /Мал 4:2/.

Связывая имя Рода со словом народ, Б. А. Рыбаков описывает дошедшие до христианских времен крестообразные жертвенники этого культа (так называемый косой крест, являвшийся у древних славян символом солнца), на которые приносили дары «крупичьными хлебы и сыры и черпала наполняюще вина добровоньного и творяще тропарь Рожьству (Богородицы)» /30/ [100].

Выше упоминалось, что в христианстве косой «солнечный» крест является символом апостола Андрея. По свидетельству русских летописей, именно он – первый ученик Господа Андрей Первозванный – пронес по Русской земле, до Киева и Новгорода Великого, христианскую веру, обновившую древнюю веру славян, которую можно именовать правоверием [101].

Восьмиконечный крест (сочетание прямого христианского и солнечного правоверного) венчает честную главу Владимирской Богородицы.

Наконец, как знак преемственности вер, христианской православной и правоверной славянской, славянский солнечный крест утвержден в монограмме Исуса Христа.

Сотни книг написаны по поводу никогда не существовавшего восточнославянского язычества [102]. И этот один из самых «темных» мифов до неузнаваемости исказил нашу веру и нашу историю.

Язычество никогда не было национальной религией росов. В исторически известный период основную массу языческих представлений (помимо испокон обитавших в этнически многообразной России иноверцев) на Русь приносили находники с юга, востока и запада. Так, мощную волну выплеснула разгромленная росами Хазария, а затем – монголо-татарское нашествие. Эти языческие представления мало влияли на веру, обычаи, обряды наших предков, но нашли отражение в фольклоре.

Даже самые краткие, но непредвзятые тезисы опровергают представления о славяно-росах как о язычниках.

«…Первые христианские храмы нередко воздвигались на местах бывших языческих святилищ, главнейшие христианские праздники назначались в дни прежних праздников языческих. Народ постепенно привыкал переносить прежние понятия свои о богах на новые объекты, свойства древних богов приписывались христианскому Богу и его святым» /32/. Такова и доныне расхожая версия о «слиянии» на Руси язычества и христианства, плод которого этнографы называют «православным язычеством или бытовым православием» /33/ – двоеверием. «Совмещению язычества и христианства (принесенного, по всеобщим неопределенным представлениям, то ли из Болгарии, то ли из Византии. – С. М.) способствовала также тактика уступок прежней вере, которая проводилась официальной церковью» /34/.

Так, если верить науке, сложилось русское Православие. Но вослед подобным утверждениям сразу встают многие неразрешимые вопросы.

1. Что подразумевается под «прежней» («языческой») верой восточных славян, если научно известно: не сохранилось ни одного прямого (внутреннего) источника, который подтвердил бы существование язычества, ни одного восточнославянского языческого храма, ни одного изваяния, которое можно было бы безусловно отнести к разряду русских древних божеств [103], или хотя бы их описаний?

2. Некоторые ученые заверяют, что к моменту христианизации Руси в 988 г. языческий пантеон русских еще не сложился, потому так и скудны интересующие нас сведения. Другие, напротив, считают, что эти сведения и все связанное с русским язычеством уничтожено воинствующим христианством. Но в обоих случаях возникает следующий вопрос.

Если ко времени христианизации русское язычество как вера еще не сложилось, какая нужда была в тактике уступок ему? А коли последователи христианства приложили столько усилий по уничтожению всякой памяти о «прежней» вере – то вообще бессмысленно говорить об «уступках» и «слиянии».