Возвращение к звездам: фантастика и эвология

Марксизм, обобщивший идеи ранних социалистов и давший им твердую экономическую основу, стал индустриальным ответом на «вызов справедливости». Притягательность этого учения в том и состоит, что марксизм доводит аксиологию Великой французской революции до логического конца — за Дантона, за Робеспьера, даже за Эбера и Ру. При этом проектируется не очередная утопия, экономически несостоятельная и внутренне неустойчивая [13], а вполне жизнеспособное — притом индустриальное — государство. Можно даже сказать, что марксизм стал воплощением идеи индустриализации мира.

В сущности, «левая идея» очень проста. Существующая система власти должна быть свергнута, средства производства — обобществлены и переданы в руки народа, представителем которого является Государство. Политические институты этого государства основаны на демократии, причем подразумевается, что уровень грамотности избирателей не просто очень высок, а еще и представляет собой важнейшую задачу государства. Политической, военной и экономической основой государства являются промышленные рабочие, поэтому государство придавало особое значение развитию крупной индустрии, и прежде всего производству средств производства. Дальше шел обычный для «социальных» партий «джентльменский набор» из пенсионного обеспечения, сокращения армии и введения высокого налога на наследство.

Сразу же после рождения «левая идея» разделилась на два направления, скорее враждующих, чем соперничающих. Меньшинство четко следовало исходной модели К. Маркса, в рамках которой перераспределение средств производства в надлежащих масштабах могло произойти только революционным путем, то есть через механизм физической смены правящей элиты. Большинство же считало, что в условиях современного (речь идет о третьей четверти XIX столетия) демократического государства перераспределение средств производства может произойти легитимным путем: через победу социалистической партии на выборах и принятие парламентом соответствующего «социалистического» бюджета. Что же касается правящей элиты, то она постепенно трансформируется в «народную» через механизмы воспитания и образования. К рубежу веков вторая концепция выродилась в концепцию «малых дел», содержание которой четко выразил К. Каутский: «Конечная цель — ничто, движение — все».

По-видимому, обе стороны были неправы, но в позиции последовательных марксистов меньшинства благородного безумия было все-таки больше. По крайней мере, для меня, воспитывавшегося на материалах Теории решений изобретательских задач (ТРИЗа), прямо утверждающей, что компромисс обычно хуже, чем любая из альтернатив. Иными словами — либо настоящий «левый проект», либо настоящий «правый», но никак не тепленькая смесь между ними, предусматривающая коренные социальные преобразования, но ненасильственным путем и со всеобщего согласия.

В России — все не как у людей Европы и полумеры — не в чести. Здесь фундаменталистское меньшинство стало большинством и превратилось в большевиков, крайнюю из революционных и околореволюционных партий Европы. В наше время большевиков ленинского призыва, не говоря уже о более поздних временах, принято рассматривать как архизлодеев, но в действительности они просто последовательно, и невзирая ни на какие привходящие обстоятельства, выполняли социалистическую программу. И даже выполнили ее, хотя результат совсем не совпал с их первоначальными ожиданиями.

Во всяком случае, эксперимент был поставлен и доведен до конца. К сожалению, проанализировать его результаты почему-то до сих пор ни у кого толком не дошли руки. Но не подлежит сомнению, что построить социалистическое государство удалось, что были успешно проведены три последовательные индустриализации, решена проблема инфраструктурной недостаточности и создана лучшая в мире образовательная система. Точно так же не подлежит сомнению, что эти результаты оказались исторически неустойчивыми и были достигнуты за счет сверхэксплуатации населения.

Однако в 1920-1940-х годах негативные стороны социализма были видны намного хуже позитивных и в Европе произошла заметная радикализация социализма, завершившаяся созданием Третьего (коммунистического) интернационала, одной из самых необычных внегосударственных структур, когда-либо возникавших в мире. Третий интернационал был, конечно, инструментом сталинской внешней политики. Но одновременно он стоял над этой политикой, поддерживая очень высокую рамку идеального социализма.

Третий интернационал оказался одной из жертв Второй Мировой войны, и его гибель была страшным, может быть, смертельным ударом для «левого проекта». Затем наступила пора разоблачений «культа личности», «оттепель», «прорыв в космос» и долгие десятилетия застоя. В этот период «якобы коммунистические» западные партии тесно сближаются со старыми социалистическими и формируют с ними единую платформу, которая и выросла потом в еврокоммунизм/евросоциализм.

В сущности, в этой концепции нет ничего, кроме старых воззрений правых социалистов, выродившихся в политическую формулу Штрассера-Флика: капиталистическое производство при социалистическом распределении. На практике это означает очень высокий подоходный налог, высокий уровень безработицы при низкой доле лиц, находящихся за чертой бедности. Кроме того, современный евросоциализм — это активная государственная регламентация (прежде всего, в сфере образования), повышенное внимание к экологическим проблемам и интерес к правам национальных, религиозных и иных меньшинств. Как один из проектов современной постиндустриальной государственности — это довольно интересно. Но, увы, первоначального содержания «левого политического проекта», социальной справедливости, в евросоциализме совсем не осталось.

Евросоциалистические партии отказались от идеи диктатуры пролетариата, от обобществления средств производства, от концепции радикальной смены правящих мировых элит. От коммунизма, наконец. Сейчас они представляют собой странную смесь либералов с бюрократами-государственниками. Но эта насквозь компромиссная, лишенная всякого реального содержания политика пользуется массовой поддержкой и имеет опору во всех властных структурах.

Единственная проблема состоит в том, что «вызов справедливости» никуда не делся, сегодня он подхвачен исламскими радикалами, формирующими свой мировой проект, альтернативный европейскому.

Евросоциалистические партии могут создавать высокий уровень жизни в своих странах (пользуясь геоэкономической «рентой развития», которую Европа пока еще может взыскивать в странах третьего мира и отчасти в России). Они способны построить прочное и устойчивое социальное государство. Но они не имеют ни своей идеологии, ни тем более своей онтологии и поэтому обречены на историческое поражение.

Они не являются той силой, которая способна перевести западное общество через постиндустриальный барьер.

Имперская археология

Не очень давно, 19 декабря 2006 года, новостные ленты сообщили о столетии со дня рождения Леонида Ильича Брежнева, Генерального секретаря ЦК КПСС и руководителя Советского Союза с 1964 по 1983 год. Событие это прошло незамеченным, хотя отдельные, особо демократически настроенные журналисты не упустили возможности в очередной раз пожаловаться, что нынешняя Россия-де никак не может преодолеть советское прошлое, что слишком многие россияне испытывают ностальгию по «эпохе застоя», что мышление руководителей страны остается имперским и тоталитарным.

Эти сожаления беспочвенны. В действительности не только молодежь, но и люди старшего поколения давно забыли советское время. Забыли его, кстати, и журналисты, так что большинство разговоров об «эпохе застоя» — ведут ли их коммунисты или антикоммунисты — беспредметно и, во всяком случае, слабо связано с Текущей Реальностью.