Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческ

Дельное, кстати, было предложение!

Трагедия японского оружия

Английский корреспондент Эллис Бартлетт, находившийся при армии Ноги и наблюдавший гигантскую битву под Порт-Артуром изо дня в день в продолжение всего периода осады, писал: «История осады Порт-Артура — это, от начала до конца, трагедия японского оружия. Только история осады, составленная по официальным документам главной квартиры, может раскрыть все тактические ошибки японцев, но подобная история едва ли появится в свет, пока настоящее поколение не сошло со сцены».

Такая история и не появилась. Написанное японским Морским Генеральным штабом официальное описание войны пристрастно и необъективно, оно умышленно искажает истину, говорит адмирал флота Иван Матвеевич Капитанец ^{180}. В справедливости слов адмирала мы уже имели случай убедиться.

Значение обороны морской крепости Порт-Артур в ходе русско-японской войны 1904–1905 годов велико, прежде всего, в стратегическом отношении. Крепость продолжительное время приковывала к себе значительные сухопутные силы Японии и практически весь императорский Соединенный флот, при осаде было растрачено огромное количество боевых припасов. Японцы потеряли при осаде Порт-Артура 15 боевых кораблей. Еще 16 кораблей получили серьезные боевые повреждения.

Кроме потерь в корабельном составе, потери японского флота за 1904 год составили более 5000 матросов и офицеров. Из них около 2000 убитыми и утонувшими.

Весь флот был сильно изношен напряженной осадной службой. И хотя адмирал Того, убедившись, что Артурская эскадра не собирается выходить в море, часть кораблей отправил в ремонт, не ожидая конца осады, ремонт этот даже в январе был еще далеко не закончен.

Если 2-й эскадре после падения Порт-Артура вообще еще следовало идти на Дальний Восток, то делать это надо было незамедлительно.

Реакция 2-й эскадры

О настроении эскадры по получении двух известий подряд, круто меняющих ее судьбу, можно в определенной степени судить по письму домой лейтенанта Вырубова:

«В St. Mary на нас посыпались одни за другими тяжелые известия с Востока: ужасная гибель эскадры, бездействие Куропаткина, наконец, капитуляция Артура! Есть с чего прийти в отчаянье и пасть духом! Но, должно быть, еще велики наши духовные силы, так как с гордостью могу сказать, что и тени уныния нет на нашей эскадре, хотя один Бог знает, что мы все пережили и как нам все это тяжело. В довершение всего госпиталь “Орел” привез английские газеты из Капштадта, полные инсинуаций по нашему адресу, с массой тревожных вестей из России.

При этих условиях известие, что Камимура с 8-мью броненосными крейсерами и 12 миноносцами идет нам навстречу и уже прошел Цейлон — было для нас большой радостью. Мне лично не верится: слишком уж глупо со стороны японцев удаляться от своей базы и подставлять нам свой флот по частям…» ^{181}

Где соединить эскадру?

Адмирал планировал соединить эскадру в хорошо оборудованном порту Диего-Суарец. Однако в тот же день, 16 декабря, он получил телеграмму из Морского Министерства, извещавшую его, что из-за протестов Японии по поводу систематических нарушений нейтралитета Франции французское правительство «Признает невозможным сосредоточение нашей эскадры в Диего-Суарец, как было предположено, и настойчиво просит выбрать для этой цели другой пункт, указанный им ранее, а именно — у острова Носси-Бе, по северо-западную сторону острова Мадагаскар…»

И что контр-адмиралу Фелькерзаму уже приказано идти именно туда.

Планы адмирала Рожественского оказались спутанными. Он надеялся в Диего-Суарец отремонтировать корабли и снабдить их всем необходимым для похода через Индийский океан. Лейтенант Свенторжецкий, фактический начальник штаба и доверенное лицо Адмирала, говорил капитану 2-го ранга Семенову, что Командующий эскадрой был глубоко возмущен таким самоуправством «стратегов из-под шпица».

Заход в Носси-Бе удлинял переход более чем на 600 миль и был небезопасен в навигационном отношении. В этой своей малопосещаемой части Мозамбикский пролив был весьма плохо обследован. Сама лоция рекомендовала плавать здесь со всеми предосторожностями, отнюдь не ручаясь за точность промера, а наоборот, указывая на возможность существования не нанесенных на карту коралловых рифов, круто поднимающихся с больших глубин.

Петербург как нарочно подставлял боевые корабли, идущие к театру военных действий, под посадку на мель в неизведанных водах, толкая на возможную гибель.

Знал бы Адмирал, что это еще цветочки!

Рождество 1904 года на «Суворове»

На 24 декабря Адмирал назначил выход своего отряда в Носси-Бе, где корабли отряда контр-адмирала фон Фелькерзама уже успели встать на «плановый» ремонт. Сам Адмирал комментировал это так:

«Однажды, едва не столкнувшись со мною на трапе, он кинул отрывистое замечание:

— Каково? После большого перехода законный отдых! Традиция!..

— Старые корабли, Ваше Превосходительство, — пробовал возразить я. — Ведь переход действительно большой…

— А впереди — еще больше! Если такие старые, что ходить не могут — черт с ними! Не надо хлама! Да нет! Просто привычка!.. Сам пойду — выволоку!..» ^{182}

К моменту выхода отряда выяснилось, что наша дипломатия в очередной раз поддалась панике: французы, повозмущавшись для порядка, уже даже отметили буйками места стоянки кораблей русской эскадры на рейде Диего-Суареца, пригнали 1000 быков в рамках снабжения эскадры провиантом, резко увеличили штаты портовых мастерских для спешного выполнения ремонтных работ и были неформально удивлены податливостью нашей дипломатии и шедшего у нее на поводу, как и в случае с занятием Порт-Артура, Морского Ведомства.

Но уж и откликнулась нам эта податливость в дальнейшем… До сих пор аукается.

25 декабря, в первый день праздника Рождества Христова, «Суворов», а за ним все корабли эскадры, подняли стеньговые флаги.

«После обедни и положенного по уставу парада Адмирал собрал команду на шканцы и с чаркой в руке произнес короткую, но глубоко прочувствованную речь. Она записана в моей памятной книжке почти дословно.

— Дай вам Бог, верой и правдой послужив Родине, в добром здоровье вернуться домой и порадоваться на оставленные там семьи. Нам здесь и в великий праздник приходится служить и работать! Да иной раз и как еще работать!.. Что делать — на то война.

Не мне вас благодарить за службу. И вы, и я — одинаково служим Родине. Мое право, мой долг — только донести Государю, как вы служите, какие вы молодцы, а благодарить будет Он сам, от лица России… Трудное наше дело — далек путь, силен враг… Но помните, что “ВСЯ РОССИЯ С ВЕРОЙ И КРЕПКОЙ НАДЕЖДОЙ ВЗИРАЕТ НА ВАС!”

Помоги нам Бог послужить ей с честью, оправдать ее веру, не обмануть надежды…

А на вас — я надеюсь!.. За нее! За Россию!.. — И резким движением опрокинув в рот чарку, он высоко поднял ее над обнаженной головой.

Адмирал начал свою речь обычным уверенным голосом, но чем дальше говорил, тем заметнее волновался, тем резче звенела в его голосе какая-то непонятная нота — не то слепой веры, не то мрачной решимости отчаяния…