Альма

«В эту самую минуту, в дыму, сквозь неприятельский фронт, сверкнуло, как зарница, да трах в наши ряды, так и хряснуло. Господи!.. Несколько человек и Селищева скосило, а капитана кровью и мозгом всего обрызгало… Опять нагнали неприятеля, наперли, опять лязгнули штыки… Глядим, Блесин упал. Сердце засверипело у всех; а тут опять: «Вперед!» — кричит Орешников… Они отступают и врукопашку не идут;уж мы приперли их к самой почти реке…». ^{749}

Досадно, но в момент, который мог если не дать победу русским, то по крайней мере задержать неприятеля, действия двух русских полков не были поддержаны. «Продолжать наступление с Владимирским полком я не решился, не имея близко резерва, на который в случае неудачи мог бы опереться», — вспоминал позднее генерал Квицинский. ^{750} А ведь безучастно наблюдавший за происходящим Углицкий полк находился совсем рядом! Формальное оправдание этому, конечно, есть: он, как и Владимирский, составлял вторую линию дивизии.

Квицинский понимал, что сделанное будет иметь смысл только в случае подкрепления. А ведь действительно: еще один полк, и этот поток мог вполне снести и «тонкие красные линии» гвардейской бригады, рассеять еще не рассеянные остатки «зеленых курток» и попутно разметать всё, что находилось за ней, у Раглана. И тогда исход сражения вполне мог измениться. Но случай или совпадение обстоятельств не дали этому состояться.

Попробуем разобраться и с этим эпизодом, главный вопрос которого — почему никто не поддержал атаку Владимирского полка? Итак, генерал Квицинский, поняв, что полк теряет инерцию удара, а бой распадается на отдельные схватки, одновременно становясь всё менее и менее управляемым, принял решение о подкреплении атаки еще одним из полков, остававшимся у него, — Углицким.

Владимирцы были на пределе своих сил. Командир полка, полковник Селезнев, и оба батальонных командира были убиты; большая часть офицеров и нижних чинов выбыла из фронта; остатки батальонов, оставшись без своих начальников, отступали в беспорядке…

Едва начавшись, атака владимирцев теряла ту самую инерцию, по воле которой она должна была, по замыслу и разумению лиц ее затеявших, паровым катком раскатать англичан. Первым это понял командир дивизии, который тоже был ранен и выносился солдатами с поля боя:

«В это время мимо меня несли раненого нашего начальника 16-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Квицинского. Подозвав меня к себе, генерал приказал мне передать, чтобы войска, стоявшие во второй линии, немедленно наступали и поддержали молодцов владимирцев; но не успел еще генерал окончить этих слов, как новая пуля поразила его в ту же раненую ногу». ^{751}.

Итак, командир дивизии хотя и ранен, понимает, что нужно делать, и принимает совершено правильное решение — усилить владимирцев. Он отправляет батальонного адъютанта (хотя в это время, по логике, рядом с ним должен был находиться как минимум один из его адъютантов) в полк второй линии. Таких полков два: Владимирский (само собой разумеется, уже в бою) и Углицкий (совсем рядом, совсем свежий!).

Поручик Горбунов выполняет приказ, о чем говорит сам: «…исполнив поручение, я возвратился к остаткам полка». ^{752}

По принятым правилам действий адъютанта, Горбунов должен был не только передать приказ в Углицкий полк, но и проконтролировать его исполнение, то есть по сути дела вместе с полком появиться перед батареей, на том месте, где он этот приказ получил. Приказ несложен — атаковать в направлении батареи. Увы. С этого момента мы больше не видим на поле сражения ни Углицкого полка (по воспоминаниям Панаева, там к тому времени и командира полка сам главнокомандующий найти не мог), ни самого Горбунова. Именно это Обручев ставит Горчакову в вину, критикуя его за то, что он не только не попытался организовать адекватные ситуации действия Владимирского пехотного полка, но и не догадался «…примкнуть к нему Углицкий полк и выждать на месте новую атаку противника». ^{753}

Темное пятно позора Альмы висело над Углицким полком всю кампанию в Крыму. По какой-то никому не ведомой причине ему откровенно «не везло». В полку было мало награжденных среди офицеров. Георгиевских кавалеров не было совсем. А вот неприятности случались все время. Так, в апреле 1855 г. во время боя в траншеях полк не только отступил, но и оставил неприятелю одного из батальонных командиров, не пожелавших уходить с позиции. ^{754}

А вот еще странное. Его много. Опустим то, что батальонный адъютант не знает в лицо начальника корпуса. В это трудно поверить, но попытаемся поверить: мало ли что может быть в горячке боя. Итак, Горчаков приходит (у Розина — появляется «…подъехав к 3-му батальону», ^{755} т.е. верхом).

«В это время появился между нами какой-то неизвестный старый генерал пешком, на коем длинная шинель была во многих местах прострелена. Начал он приводить кучи солдат в порядок и водить их лично в атаку. Это был, как оказалось потом, генерал от инфантерии князь Петр Дмитриевич Горчаков, впоследствии за этот подвиг сделанный шефом Владимирского пехотного полка». ^{756}

Опять вспоминаем Казанский полк. Там то же самое: Горчаков бегает по полю между кучами солдат (обратите внимание на терминологию — именно кучами, а не взводами, ротами, значит, строй и управление были уже разрушены) и криком, ударами нагайки, хватанием за воротники пытается погнать солдат вперед. Весь этот спектакль проходит под свист британских пуль, которые продолжают валить на землю все новых и новых солдат и офицеров. Их бы отвести, хотя бы на 200–300 метров, перестроить, развернуть. Дать возможность перезарядить ружья, скинуть ранцы и ждать, когда первые линии английской гвардии появятся шагах в 200 на гребне и потом начать сметать их оттуда. К сожалению, Горчаков предпочел личный пример и ту самую свою недюжинную храбрость.

Никто, кстати, не спорит, что генерал — герой! Но лучше бы он был меньше героем, а больше начальником.

КАК РОЖДАЮТСЯ МИФЫ

Вскоре дело Горчакова экстренно возвели в ранг подвига в ущерб действительной храбрости и умелой распорядительности других участников сражения. Правда тут совсем неглубоко лежит. Спасая высокотитулованную особу, Меншиков спасал и свою репутацию.

Уже 9 сентября 1854 г. князь «…в отзыве своем к военному министру сообщил о действиях генерала от инфантерии князя Горчакова в Альминском сражении следующее:

«Генерал князь Горчаков, видя решительный натиск на наш центр, между тем как противу правого фланга не было усиленных действий, сделал распоряжение о подкреплении центра правого фланга, где, таким образом, огонь наш усилился. Англичане, невзирая на убийственный картечный огонь 28-ми орудий, вырывавший целые ряды, стали переходить через реку Альму, везде удобопроходимую. Генерал князь Горчаков бросился вперед и повел сам в штыки батальоны егерского Е.И.В. Вел. кн. Михаила Николаевича полка, но жестокий огонь в самое короткое время лишил войска почти всех начальников… и потому атака в штыки не могла иметь той стройности, которая обыкновенно предшествует успеху… в бою 8-го сентября из числа войск заслужили особенную похвалу вся действующая на поле артиллерия и Владимирский пехотный полк… Этот же полк водил в штыки генерал князь Горчаков, под которым убиты две лошади (кажется, эти несчастные лошади становятся настоящими героями сражения. При этом о сотнях бессмысленно убитых солдат — ни единого слова. — С. Ченнык)… Справедливым долгом считаю сказать, что генерал от инфантерии князь Горчаков был все время сражения неутомимым деятелем и явил истинное самоотвержение, подавая пример храбрости». ^{757}