Атаман Краснов и Донская армия. 1918 год

За месяц, с 15 декабря по 15 января, было сформировано 6 батальонов и 3 артиллерийские батареи. Количественно это выглядело так:

Корниловский полк — 650;

Киевское училище — 200;

Офицерский полк — 187;

Отряд пол. Боровского — 97;

Юнкерский батальон — 150;

Студенческая рота —160.

Всего —1440⁷¹.

Что касается трех батарей, то одну батарею «украли» у 39-й пехотной дивизии на ст. Торговой, 2 орудия взяли на складе в Новочеркасске для отдания почестей и «затеряли» и одну батарею купили у казаков за 5 тыс. рублей⁷².

Если «расшифровать» это краткое сообщение А.И. Деникина, то получится целых три рассказа — романтических или авантюрных.

На станцию Лежанка, где стояла батарея 39-й дивизии, за орудиями была послана группа конных юнкеров-артиллерис-тов поручика Давыдова. «Для «маскировки под казаков» к нам добавили юнкеров казачьего училища. Начальником экспедиции был лейтенант Герасимов», — вспоминал участник экспедиции⁷³ . Из Лежанки вывезли 2 орудия образца 1900 года и 4 зарядных ящика с 501 снарядом.

А. Падал кин утверждал, что набег на Лежанку организовал генерал Герасимов, и отправились в «набег» 25 донских юнкеров и 5 юнкеров-добровольцев. Шли через Веселый, зимовники Королькова и Сапунова, орудия захватили 6 декабря и в Новочеркасске 9 декабря передали Алексееву⁷⁴.

Одно орудие «добровольцы» взяли в Донской запасной батарее для похорон юнкера Малькевича. Гроб везли на лафете, орудие (образца 1902 года) сняли. После похорон, когда казаки потребовали орудие обратно, им вернули деревянную платформу и траурное покрывало. Само орудие осталось в Михайлове-ко-Константиновской батарее, «нося название 1-го или похоронного орудия батареи». Командовал им штабс-капитан Шпер-линг⁷⁵.

. А покупать орудия у 2-й Донской батареи ездил сам генерал АП- Богаевский⁷⁶.

По мнению А.И. Деникина, «все эти полки, батальоны, дивизионы... были, по существу, только кадрами, и общая численность всей армии вряд ли превосходила 3—4 тыс. человек, временно, во время ростовских боев, падая до совершенно ничтожных размеров»⁷⁷.

Состав «добровольцев» охарактеризовал в 1921 году Я. Лацис, известный чекист: «Юнкера, офицеры старого времени, учителя, студенчество и вся учащаяся молодежь — ведь это все в своем громадном большинстве мелкобуржуазный элемент, а они-то и составляли боевые соединения наших противников, из нее-то и состояли белогвардейские полки»⁷⁸. Деникин писал: «В нашу Запорожскую Сечь шли все, кто действительно сочувствовал идее борьбы и был в состоянии вынести ее тяготы»⁷⁹ . Иллюстрацией может служить история 1-го кавалерийского дивизиона полковника Василия Сергеевича Гершельмана (лейб-гвардии Уланского £п> Величества полка). 1-й эскадрон состоял в основном из офицеров; из 68 бойцов семеро были донцы — подъесаул Мальчевский, 4 хорунжих — Раздоров, Бочаров, Попов, Линьков — и 2 добровольца — А Корольков и Ник. Корольков. 2-й эскадрон — 67 сабель — состоял из добровольцев — юношей, имевших о службе самое приблизительное представление. Многие из них не умели ездить верхом⁸⁰. «Причем все всадники были без шашек». Лошади были забраны у Заа-мурского запасного конного полка. Там же позаимствовали 300 мексиканских карабинов. Пулеметы выкрали в ст. Каменской во время Съезда фронтового казачества⁸¹.

Особо важную роль среди этих элементов играло офицерство. Перед Первой мировой войной русское офицерство было по своему происхождению всесословным. «Касты не было, но была обособленность корпуса офицеров»⁸². За войну офицерский корпус вырос приблизительно в пять раз. Кадровые офицеры к 1917 году занимали посты не ниже командира полка или батальона. Низовые звенья занимали офицеры военного времени⁸³ .подавляющее большинство которых составляли выходцы из крестьян⁸⁴. Однако специфика профессии способствовала подбору на офицерские посты людей охранительной, патриотической направленности. По своим политическим взглядам

80 % офицеров, составлявших основу Добровольческой армии в тот период, были монархистами⁸⁵. «Большевики с самого начала определили характер Гражданской войны: истребление,—писал Деникин. — Выбора в средствах противодействия при такой системе ведения войны не было»⁸⁵. Армия формировалась во враждебном окружении, офицеры «встречали в обществе равнодушие, в народе вражду, в... социалистической печати злобу, клевету и поношение»⁸⁷. Сам настрой общества налагал свой отпечаток на Добровольческую армию. «Было бы лицемерием со стороны общества, испытавшего небывалое моральное падение, требовать от добровольцев аскетизма и высших добродетелей. Был подвиг, была и грязь», — писал А.И. Деникин⁸⁸. В целом, как считал Деникин, «в большинстве подобрались высоко доблестные командиры...»⁸⁹ , а сами «добровольцы» отличались стойкостью и беспощадностью. Командующий генерал Корнилов инструктировал их: «В плен не брать. Чем больше террора, тем больше победы»⁹⁰.

При всех этих особенностях и условиях «добровольцы» не были способны на наступление в центр России. Более того, формируясь в специфических условиях Дона, они вынуждены были заявить, что «первая непосредственная цель Добровольческой армии — противостоять вооруженному нападению (большевиков) на юг и юго-восток России»⁹¹ .Они обещали, что «будут защищать до последней капли крови самостоятельность областей, давших им приют»⁹².

В это же время и в схожих условиях формировались такие же добровольческие отряды, ставшие впоследствии костяком и составляющей новой Донской армии. Называли их «партизанами», и вошли в них казачьи кадровые офицеры и казачья учащаяся молодежь.

Движение за создание подобных отрядов среди местных антибольшевистских сил началось еще до создания Донского Гражданского совета. Во время боев за Ростов, видя ненадежность регулярных казачьих полков, по совету бежавшего на Дон командующего Петроградским военным округом Полковнико-ва 27 ноября Калединым был отдан приказ о формировании добровольческих сотен⁹⁵. Начала формироваться офицерская дружина (1-я Донская добровольческая дружина) полковника Ляхова — 200 человек (офицеров в ней было всего 20). 30 ноября сорганизовался знаменитый отряд есаула Чернецова⁹⁴.

Василий Михайлович Чернецов (1890—1918) происходил из казаков Калитвенской станицы. Его отец — Михаил Осипович — был ветеринарным фельдшером. Василий Чернецов закончил Новочеркасское юнкерское училище в 1909 г. и был выпущен хорунжим в 9-й Донской полк. В 1913 году Чернецов производится в сотники и переводится «на льготу», в мае 1914 года, еще до войны, он награждается орденом Св. Станислава 3-й степени.

Когда началась Первая мировая война, Чернецов по мобилизации попадает младшим офицером в 26-й Донской полк, второй полк 9-го полкового звена. Вместе с полком в составе 4-й Донской дивизии Чернецов сражается против австрийцев и немцев, получает два ранения — 20 ноября 1914года у деревни Лехово и 27 февраля 1915 года у деревни Александрово, — награждается еще одним Станиславом, двумя Аннами и за деревню Александрово — Владимиром. С 30 августа 1915 г. он назначается командиром партизанской сотни 4-й Донской дивизии. В условиях позиционной войны специально создаваемые при кавалерийских и казачьих дивизиях партизанские сотни стали наиболее активными и результативными частями. Вскоре Чернецов награждается «Георгиевским оружием» за нападение с сотней на немецкие позиции у деревни Гривнек, во время которого была уничтожена рота немцев и взято 12 пленных. В 1916 году Чернецов получает чин подъесаула (старшинство с 13 августа 1915 г) и есаула (старшинство с 20 февраля 1916 г.) и 12 августа вновь попадает в госпиталь. Больше на фронт он не возвращается. Во главе 39-й особой сотни он несет службу в угольном районе, сдерживает столкновения между шахтерами и администрацией шахт, а в 1917 году активно включается в политику. От родной станицы Калитвенской Чернецов избирается делегатом на Большой Войсковой Круг.