Казаки в Персии 1909-1918

— Зови его к нам обедать... пусть мать посмотрит, кто наш теперь

покровитель!

Вахмистр с досады даже плюнул и высморкался на сторону. Англичанин приглашение принял.

— Ах, Наташа, да ты с ума сошла, што ль?., обедать! Да куды ж его посадить?

— Батя, — шмыгала носом младшая, Апроська, — погляди, он, как Петька Фролов, на ходулях! Ну-у и длинный!

— Глиста, — сказал вахмистр.

Англичанину все нравилось в доме Наташи. И две пирамидки подушек на кровати, таких чистеньких, с кружевными прошивками, и так подогнанных: одна меньше другой, настоящая пирамида. И белоснежное, с синевой, тканьевое покрывало на кровати, и пузатый коричневый комод, и ярко начищенный самовар с чайником под вязаным колпаком. Его ни капельки не смущало, что тут же при этих пирамидах накрыт стол для обеда. Впервые он ел борщ со сметаной, ел деревянной ложкой, лакированной, в цветочках, видел, как остальные ели тот же борщ, но из глубокой эмалированной миски. Време-^

нами его взгляд встречался с Наташиным, и он чувствовал в ее взгляде теплоту, симпатию, ласковость.

— Спроси его, — говорит вахмистр, — ндравятся ему наши харчи?

Клерк был в восторге. Он был в восторге ото всего. До курносого,

в веснушках носа Апроськи. Мать Наташи наложила ему целую горку вареников с творогом и обильно залила подогретой, зарумяненной сметаной.

— Скажи ему, Апроська, ты шибкая в персидском, пусть уж простит мне: творога-то настоящего нема здесь, из ихнего панира делаю... вот, если Бог даст, к нам в Семиречье поедем, там я его настоящими варениками накормлю!

— А как вареники по-персидски? — шмыгая носом, спросила Апроська. — Я не знаю.

— Ну, скажи как-нибудь. — И погладила по волнистым огненнорыжим кудрям клерка. Шершавая, полная материнской ласки рука оказалась в веснушчатой длинной, с тонкими длинными пальцами, ладони клерка. Он почтительно ее поцеловал.

— Ишь ты, он тебя за княгиню принял! — объявил вахмистр. — По вкусу, значит, вареники пришлись.

Так началось знакомство. Тяжелые дни, полные упреков, слез, уколов самолюбия, выпали на долю Наташи. Вахмистр органически не выносил веснушчатого длинного англичанина, еще совсем юного.

— Добра от англичан еще никто не видел, — говорил' он жене, — гони в шею эту глисту!.. Испортит девку — и только! Лови тогда кобеля в поле!.. Оченно ей нужен аглицкий язык!

Мать тяжко вздыхала, но супротивничала отцу. Характер крутой, а сердце доброе. Знала. Джордж ей очень по душе пришелся. «Господь сына не дал, — штопая чулки в комнате, где Наташа брала уроки у «хахаля», чтобы «глаз иметь» на молодых, раздумывала мать, — другой веры... но он и православным станет, если Наташа прикажет... она-то только овечка — характера ни на грош».

Наташа в английском делала неожиданные успехи.

— У вас, Натали, акцент лучше моего! — часто восхищался Джордж.

«...От одной влюбленности к другой, — писала ему мать, чопорная, сухая леди, полная фамильной гордости, — вы забываете, что вас послали в Персию, чтобы спасти ваш род, чтобы оторвать вас от недостойной вас девушки... Увы! Забыв одну, вы позволили себе влюбиться в другую! В кого?.. Смешно звучит ваша фраза: «казаки-рыцари, викинги безбрежного моря-степей!» Вы становитесь безумным от вашей влюбленности... Ваш дед, лорд Парсистон, просил вам написать, что казаки — грязные, низкого пошиба пираты, дикари. Не вздумайте просить разрешения на женитьбу, если не имеете в виду оскорбить вашу мать и честь вашей фамилии...»

Джордж ежедневный гость вахмистра. Наташа в сопровождении отца с Джорджем совершает далекие прогулки верхом. Это единственное, что примиряет вахмистра с «глистой». Бравый вахмистр, выехав за город, преображался. С его плеч спадало не меньше десятка лет. Конь под ним весь собирался, становился стальным, переполнялся гордостью, чувствуя лихого наездника на спине. У себя во дворе он переседлывал коня-туркмена казачьим с набором седлом, переуздывал казачьей уздечкой.

— Только уж не джигитуй, угомонись, — просила жена, — годы-то уж не те... не хвастайся перед ним-то!

Она указывала глазами на клерка. Подавшись корпусом, сигнализировал, давал почувствовать коню. Конь стрелой вырывался вперед. Зачарованный англичанин еле удерживал рвавшегося своего коня. Наташа была горда своим отцом, который с легкостью циркового гимнаста проделывал на коне, на полном намете, то, что едва ли под силу гимнасту на земле, в покое... Заломив отцовскую папаху, чуть подав корпус вперед, ласточкой стелилась своим конем Наташа следом за отцом.

«...Может, вы правы, моя любимая и любящая мама, но сейчас говорить о ней не приходится. Ее я не разлюбил, я просто потерял ее, и мне очень тяжело. Вся ее семья и она, конечно, уехала в Россию...»

Так писал Джордж своей матери.

^

Помощник директора банка, друг и начальник Джорджа, сэр Вальтер торопливо уезжал в Англию. Жена, красивая голубоглазая Нелли, в скором обещала наградить первенцем и, конечно, мальчиком, и абсолютно исключено, чтобы он родился не в Англии. Сроки говорили — надо торопиться. Джордж уговорил Нелли, он с ней был в большой дружбе, взять с собой в Англию его ученицу Наташу. Он хотел, чтобы она усовершенствовала акцент, он хотел... конечно, скрывать от Нелли нет смысла. Нелли не выдаст, Нелли умна, он хотел, чтобы Наташу Нелли ввела в дом его матери, сухой, чопорной леди, стража его рода. Ввела так, просто, как свою добрую знакомую. Но надо было преодо-

КАЗАКИ В ПЕРСИИ 1909—1918 ГГ.

«^L_:_

леть главную трудность. Наташе надо было внушить необходимость поездки в Англию, уговорить отца. Зачем? На какие средства? Открыть ей секрет?.. Нет, это значит заранее провалить все дело. Нелли — умная женщина. Рассуждает она совершенно правильно: «Если ты ей скажешь, что она должна познакомиться с твоей матерью, должна суметь понравиться ей, то, ясно, она не выдержит этого экзамена, провалится, не будет естественна. А она так прелестна в своей простоте!»

И все устроила Нелли. Сэр Вальтер предложил Наташе службу в банке. Нанес визит вахмистру, очаровал его своим ломаным русским языком (в Тифлисе работал до войны), предложил службу и ему: выезжать и холить его коня. А через три дня просил вахмистра отпустить Наташу на службу в банк. Был выдан аванс, а через месяц мать Наташи, заливаясь слезами, умоляла ничего по-русски не понимающую Нелли ни на шаг от себя не отпускать Наташу, беречь ее. Сняла со своей шеи медный крест на шелковом сером гайтанчи-ке и благословила им Наташу.

— И для чего ей этот язык? И без аглицкого живут же люди?

Вахмистр подергал ус, хотел что-то сказать, напутственное, напомнить, чтобы «оглядывалась», от Англии добра еще никто не видел, но в горле застрял какой-то комок, в носу защекотало, глазам стало горячо. Он виновато поцеловал Наташу, махнул рукой и подошел к правому пристяжному оправить шлею. Уехала.

— Вот что наделали проклятые большевики! Видимое ли дело? Казачка — подросток еще, а в Англию!.. О-ох, ироды полосатые!

Вахмистр сплюнул и пошел домой. Мать потащилась следом. Ап-роська искосо смотрела на мать.

— Счастливая Наташа — моря увидит, англичанкой будет!

По красивому лицу матери, по мелкой сетке морщин текли слезы.

— Довольно, довольно, мать!.. Все Господь Бог, Никола-угодник!..

И сам всхлыпнул.

i-С i;C

Наташа уже два месяца в Лондоне. Нелли родила дочку, и сэр Вальтер, недовольный, торопится вернуться в Персию. Чопорная леди, мать Джорджа, настаивает, чтобы сэр ехал один: она не хочет отпустить Наташу, а Наташа боится остаться одна, без Нелли. Наташа живет у матери Джорджа. Чопорная леди в разговоре с дедом Джорджа, лордом Парсистоном, называет Наташу своей дочкой. Наташа ее очаровала. Очаровали ее царственные походка и простота.

!L£z~

— Что скажет лорд, если Джордж сделает предложение божественной Наташе?

— Лорд Парсистон только сожалеет, что вышел, миледи, в... тираж, но он бесконечно горд иметь такую внучку!

— Но она же казачка?