Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческ

Полученные повреждения

«В Артур мы пришли около 12 часов дня 29-го и тотчас же, свезя убитых и раненых на берег, вошли в западный бассейн. Остановлюсь теперь на повреждениях, полученных “Полтавою” в том памятном нам бою. В корпус попало пятнадцать 12-дюймовых снарядов и один 10-дюймовый, из них было 6 в борт и 10 в небронированные части.

Попадания в броню принесли самые незначительные повреждения. Два 12-дюймовых снаряда, попавшие в 12-дюймовую носовую башню, сделали в броне неглубокую вмятину, получились многочисленные тонкие поверхностные трещины, плита одною кромкою вышла наружу на 2 дюйма, другою врезалась в деревянную подушку. В башне все приборы остались на местах, ничего не сорвалось и не испортилось.

Три 12-дюймовых снаряда, попавшие в нижнюю броню, сделали только отпечатки с сиянием, но броня осталась цела.

В импровизированной слойковой батарейной броне первый лист в месте попадания был сорван, остальные только вмялись — броня отлично выдержала удары тяжелых японских снарядов.

О 6-дюймовых снарядах, попавших в броню, я и не говорю: попадание можно было заметить лишь по сияниям: ни трещин, ни выбоин плиты не получили. Характерный эффект при разрыве японских 12-дюймовых бомб в небронированных частях был тот, что наружная обшивка вырывалась огромными воротами, снаряд рвался при ударе об обшивку, выворачивал ее, а затем мелкие осколки не наносили нам никакого вреда.

Например, четыре 12-дюймовых бомбы, разорвавшись в офицерских каютах, совершенно раскрыли борт, уничтожили мебель, затем осколки слабо местами перебили переборку в одну шестнадцатую дюйма, отделяющую каюты от офицерского отделения, и потом, ударяясь о неподвижную 10-дюймовую броню, срывали только краску. Осколки большею частью шли вверх, и очень небольшое их количество пробивало нижнюю палубу».

Не пропускайте, не пропускайте описание повреждений! Потом будет что с чем сравнить. Отметьте для себя, что четыре 12-дюймовых бомбы, разорвавшиеся в каютах, даже пожара не вызвали.

Для 1-й эскадры наши снаряды были хороши: 1-я эскадра умела стрелять!

«Газы, получавшиеся от взрыва шимозы, были очень ядовиты, от них быстро появлялись головокружение и рвота.

12-дюймовый снаряд, попавший в сухарное отделение и неразорвавшийся, был извлечен оттуда наверх мною.

Снаряд оказался длиною около 4 фут., сталь очень мягкая, ведущий поясок широкий сплошной из желтой меди. Трубка очень строгая. Боек имел выступающими четыре с половиной оборота винта, и на него навинчивался груз, который препятствовал в обычное время жалу бойка коснуться капсюля. При вращении снаряда на полете груз свинчивался с бойка и освобождал жало.

Многие из нас заметили, что на далеких дистанциях полет японских снарядов был неправильный, они кувыркались через голову. Стенки фугасного снаряда сравнительно очень тонкие, разрывной заряд помещался в 2 шелковых мешочках, его было около 70 фунтов, и шимоза по наружному виду очень похожа на мелинит, но только бледнее его и с запахом камфары — вероятно, ее примешивали.

После Цусимы наше общественное мнение приписало небывалый разгром флота чудодейственной силе японских снарядов и дурному качеству наших. Никогда не соглашусь с этим, быв в трех морских боях. Кто видел “Полтаву”, вернувшуюся в Артур, тот, глядя на фотографии “Орла”, скажет, что “Полтава” была избита не меньше.

Однако 18 августа мы были готовы снова идти в бой, а “Миказа” после 28 июля 8 месяцев (до марта — апреля 1905 года! — Б.Г.) чинился в Куре. Кто шел в плен, тот помнит, как 10 января 1905 года мы все ее видели без кормовой башни» [102].

То есть, во всяком случае до февраля, а скорее всего, и в феврале 1905 года флагман Того еще не мог выйти в море! Не зря так спешил вперед адмирал Рожественский, и не зря его так тормозили из Петербурга. Дальше рассмотрим этот момент в деталях.

Продолжает Сергей Иванович Лутонин.

«В бою 28 июля у нее (“Микаса”. — Б.Г.) остались недобитыми лишь две 6-дюймовые пушки с левого борта. Ее обе 12-дюймовые башни бездействовали и были повернуты от нас.

Теперь говорят, что будто ее пушки рвались от своей шимозы. Странно, что только на одной “Миказе” рвались пушки, а на всех остальных шести японских броненосцах этого не было.

Нет, все это сделали наши снаряды, они пробивали броню, они сделали такой урон в людях “Ниссина” (который только короткое время остановил на себе внимание нашей кормовой 12-дюймовой башни и четырех 6-дюймовых); на нем одних офицеров было убито 5 и нижних чинов 29, а ранено 7 офицеров и более 40 матросов.

Плохие снаряды не вырвут столько из нутра сплошь забронированного противника. Для 1-й эскадры наши снаряды были хороши, свое дело они делали, при Цусиме же они вдруг сдали. Не проще ли сказать следующее: 1-я эскадра умела стрелять, 2-ю и 3-ю повели в бой на “ура”, ^и Того безнаказанно избивал их поодиночке».

«О 6-дюймовых снарядах, попавших в “Полтаву”, и о том, что попало выше верхней палубы, я говорить не буду. Это было сплошное разрушение, но жизненных частей на верхах нет — и боевая мощь броненосца от таких повреждений не сводится к нулю».

Далее читателю предоставится возможность побывать в Цусимском бою на броненосце, который подвергся сравнимому с «Полтавой» обстрелу. И у него будет возможность сравнить личные впечатления от того и другого боя. И самому сделать вывод: умела ли стрелять 2-я эскадра, та же ли была шимоза 14 мая и те же ли были у нас снаряды…

Японцы не смогли даже одинокую «Полтаву» утопить!

«Я уже говорил, что 28-го победа могла быть нашей. Японцы не смогли даже одинокую “Полтаву” утопить.

Что было бы, если бы Витгефт обладал талантом флотоводца, — личный состав 1-й эскадры дал бы ему победу, и слава 28 июля должна бы была большею частью быть отнесена на долю того, кто подготовлял эту эскадру, кто дал ей боевую организацию.

Я с гордостью могу сказать, что “Полтава” одна два часа дралась с 4 броненосцами, и секрет ее успеха был прост: она умела стрелять, ее готовили не на смотры, а к бою».

Слово о 1-й эскадре. Эскадра и Порт-Артур

«Над 1-й эскадрой тяготел какой-то рок.

В бой повел ее адмирал, который сам себя называл не флотоводцем. Когда его убили, эскадра перешла под начальство того, которого тотчас же экстренно отстранили от должности и признали никуда не годным.

Когда окончился бой, то состояние судов было далеко не блестящее: у “Ретвизана”, “Победы” и “Полтавы” были подводные пробоины и у всех броненосцев много надводных, куда в свежую погоду вливалась бы вода. Трубы судов были сильно повреждены.

До Владивостока оставалось идти более 1000 миль и, главное, проскочить Цусимский пролив, где нас ожидали 5 японских броненосных крейсеров и все мелкие миноносцы, которых у врага было до сотни. Для благополучного похода нам нужна была гарантия, что три дня простоит штиль и что 29-го враг весь день даст нам отдых — кое-как заделать пробоины. Можно ли было ожидать этого? Конечно, нет. Захвати нас свежая погода, “Полтава” неминуемо потонула бы, да и “Ретвизан” не дошел бы. Наконец, самое главное: чего достигли бы мы, даже дойдя благополучно до Владивостока? Удаления на 1000 миль от театра военных действий и, главное, падения Артура еще в августе.

Без поддержки флота крепость никогда не продержалась бы до 20 декабря: ведь все знают, что 9 августа японцы фактически прорвались чрез линию обороны, и только наши десанты отбросили торжествующего победу врага.

Ведь только нашими снарядами и жила крепость, а кто делал бомбочки, кто разрушал отданные врагу редуты и не позволял ему ставить там пушки?

Трудно себе представить весь ход кампании, если бы Артур был взят до 1 сентября.