Авиация и космонавтика 2013 01

Правда, иногда случалось и по- другому. Рассказывали, что однажды его парашют был отнесен к куполу храма Христа Спасителя, и воздухоплаватель повис на кресте. Древницкому пришлось провисеть так несколько часов, пока пожарные не сумели приспособить лестницу и снять его, уже терявшего силы.

Еще более драматический случай произошел летом 1910 года. В саду «Аквариум» на Садовой (директором его тогда был знаменитый театральный деятель А.Э.Блюменталь-Тамарин) в летнее время действовал «баллон-каптив», то есть привязной воздушный шар, на котором гуляющие, любители сильных ощущений, могли подняться на высоту до трехсот метров, разумеется, за плату (по три рубля с персоны).

Охотников испытать свою храбрость и взглянуть на Москву с высоты птичьего полета находилось немало. Пришлось даже устанавливать очередность подъемов с предварительной записью, причем многие ждали своей очереди по два- три дня.

Ежедневно, начиная с восьми часов вечера и всю ночь, до четырех-пяти утра следующего дня, электрическая лебедко трещала, то поднимая, то снова притягивая ог-. ромный газовый шар к земле. Впрочем,«баллон- каптив» был пригоден и для свободных полетов.

И такие воздушные экскурсии время от времени тоже устраивались.

В начале июня 1910 года газета «Московский листок» известила: «На днях в саду "Аквариум" начнет функционировать "баллон-каптив" под управлением г. Древницкого. Последний, кроме того, будет совершать полеты с парашютом».

Юзеф Маврикиевич вспоминал: «К несчастью, дирекция сада надумала сделать из меня приманку для публики и уговорила производить с привязного шара прыжки с парашютом ночью при электрическом освещении. Мои указания на то, что подобные эксперименты могут кончиться плачевно, ни к чему не привели».

Первый подъем «баллона-коптива» состоялся 17 июня. Пассажирами его стали сам директор сада Блюменталъ-Тамарин и местный пристав. После этого начались подъемы желающих из публики. Разнообразить их должны были прыжки с парашютом Юзефа Древницкого.

Первые два прыжка прошли благополучно. Совершались они в тихую погоду. Парашют был прикреплен на боку шара. Древницкий прыгал из корзины аэростата, срывал купол парашюта и плавно опускался в сад.

В корзине с Древницким всегда находился рабочий, татарин по имени Веллелютин. Для простоты произношения Юзеф Маврикиевич стал называть своего спутника по- русски, Валентином. Задача рабочего состояла лишь в том, чтобы в момент прыжка Древницкого потянуть за веревку от клапана, выпустить немного светильного газа из облегчившегося аэростата и тем ослабить его рывок вверх.

Перед третьим подъемом шара поздно вечером 26 июня поднялся сильный ветер. На высоте шар бросало из стороны в сторону, а прикрепленный к нему парашют раздувался огромным парусом. Не только выпрыгнуть из корзины, но даже приблизиться к ее борту становилось опасно, и Древницкий подал сигнал снизить «баллон-каптив». • Дальнейшие подъемы были временно приостановлены.

Но публика зошумела, потребовала выполнения «обещанной программы». И дирекция сада уступила. Тогда, чтобы уменьшить риск и воздействие ветра, Древницкий прикрепил парашют не к самому шару, а под его корзиной, в сущности, так, как он это делал при своих обычных полетах на монгольфьере Теперь аэронавт висел на стропах парашюта под корзиной, в которой по-прежнему находился рабочий Валентин.

Не успел машинист пустить в ход лебедку, как шар от порыва ветра резко рванулся с места. Привязной стальной трос, не выдержав рывка, лопнул, словно гнилая нитка Шар, получив свободу, быстро понесся к облакам. «Через какие-нибудь две- три минуты, – рассказывал Древницкий, – мы были уже на такой высоте, что электрические фонари, горевшие по всей Москве, чуть-чуть мерцали, как отдаленные маленькие евездочки». Позже, когда посмотрели записи бортового барографа, высотомера, оказалось, что шар поднялся на высоту более шести тысяч метров!

«Холод был адский, – вспоминал Древницкий. – Он тем более чувствовался, что я не готовился к такому полету и оделся по-летнему». Забраться в корзину никакой возможности у Древницкого не было. Он мог только отделиться с парашютом. Но делать это не спешил, помня, что в корзине шара находится рабочий, никогда самостоятельно не летавший на свободном аэростате.

А прыгать Древницкому было необходимо, поскольку при посадке тяжелая корзина могла просто раздавить его. Подав Валентину свистком условленный сигнал – приоткрыть газовый клапан – и, получив ответ, он оторвал парашют и полетел вниз.

Парашют раскрылся нормально. Снижаясь, Древницкий оглянулся и увидел, что облегченный шар вместо того, чтобы подняться еще выше, с большой скоростью идет к земле. Неужели он лопнул и нужно ждать катастрофы? А шар уже скрылся из вида за крышами высоких домов.

«Те несколько минут, которые мне пришлось пробыть в воздухе под куполом парашюта, показались целой вечностью, – вспоминал Юзеф Маврикиевич. – Я представил себе картину места, где упал лопнувший шар: гондола разбита вдребезги и забрызгана кровью превращенного в бесформенную массу несчастного Валентина… Меня охватил такой ужас, что я боялся сойти с ума».

На самом деле рабочий присутствия духа не потерял, хотя страха натерпелся немалого. Он открыл клапан и сумел благополучно посадить шар. К счастью, аэростат опустился на пустынной Миусской площади, в километре от «Аквариума». Было уже светло, наступило раннее утро. Сбежавшийся народ удержал корзину на месте и освободил Валентина, запутавшегося в сетке, покрывавшей шар.

Никаких серьезных повреждений невольный аэронавт не получил и жаловался лишь на головокружение, надышавшись светильным газом.

Через несколько минут прибыла полиция, приехал Древницкий, успешно спустившийся с парашютом. Шар был собран и на подводах отправлен обратно в сад.

«Представьте мою радость, – рассказывал Юзеф Маврикиевич, – когда я, приехав на автомобиле на Миусскую площадь, увидел такую картину: среди огромной толпы на куче собранного шара стоит чудесно спасшийся Валентин и распоряжается уборкой сети и гондолы…».

Как это ни удивительно, но, объехав всю европейскую часть России, выступив в сотнях городов, он впервые прибыл в Петербург как воздухоплаватель лишь в июле 1910 года. По этому поводу столичная газета «Речь» написала: «В Петербург приехал русский аэронавт Ю.М. Древницкий, который намерен совершить здесь несколько свободных полетов на воздушном шаре-монгольфьере. После подъема на известную высоту Древницкий спустится на землю при помощи парашюта. Первый полет назначен на 10 июля».

Другие петербургские газеты также поместили объявления о предстоящих полетах и прыжках Юзефа Древницкого. «Крестовский. Анонс. В непродолжительном времени в первый раз в Петербурге! Колоссальный успех! Прыжок с парашютом собственной системы аэронавта Древницкого», – кричало объявление в «Петербургском листке».

«Крестовский сад. Завтра, 10 июля. "Адский" прыжок с облаков», – интриговала своих читателей газета «Россия».

Сад на Крестовском острове открылся в 70-е годы позапрошлого века. Этот остров, наряду с Елагиным и Каменным, был тем местом, куда петербуржцы приезжали, особенно в белые ночи, подышать свежим воздухом, посидеть в кафешантане, послушать симфонический оркестр из пятидесяти музыкантов, песни цыган или покататься на каруселях.

Вечер 10 июля выдался пасмурным. Накрапывал мелкий дождик, но желающих посмотреть отчаянный прыжок собралось немало, и приготовления к полету шли полным ходом.

Прыжки Шарля Леру и Иосифа Дзиковского уже изрядно подзабылись, а юные петербуржцы их даже и не могли видеть. Поэтому не удивительно, что к полету в Крестовском саду был проявлен такой большой интерес.

Наполнение шара заняло около часо. Древницкий пристегивает себя к парашюту. Шару дают свободу. «До свидания, господа!» – громко произносит аэронавт, взлетая. Он машет фуражкой. На высоте двухсот метров отделяется с парашютом. А монгольфьер, выполнив свою роль, как всегда, опрокидывается и, выпуская черный дым, летит к земле.