Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки

Как заметил в 1966 году антрополог Элмен Сервис, такие ценности, как любовь, великодушие и честность, «не проповедуются и не укрепляются с помощью угрозы религиозного возмездия» в таких сообществах, «потому что в этом нет необходимости». Когда данные ценности проповедуются в современных сообществах, это делается из беспокойства «главным образом о нравственности широких кругов, вне сферы действия родственных и близких дружественных связей. Первобытные люди не знали подобных тревог потому, что не представляли себе — и не имели — более широкого общества, к которому надо подстраиваться. Этические принципы на чужаков не распространялись; они были просто врагами и даже не считались людьми» [46].

Последнее предложение может показаться крайностью, оно определенно расходится с многочисленными лестными изображениями туземцев в книгах и фильмах. Но такой узкий охват нравственных соображений действительно характерен для сообществ охотников-собирателей. Всеобщая любовь — идеал многих современных религий, несмотря на то, что ее чтят главным образом в случае нарушений, — не входила в число идеалов типичного сообщества охотников-собирателей.

Эта книга отчасти рассказывает о том, как и почему расширилась нравственная сфера, как религии пришли к включению все более обширных групп людей в круг нравственных проблем. Разобравшись в этом вопросе, мы сможем оценить перспективы дальнейшего расширения данного круга, особенно для авраамических религий, когда стоит вопрос о примирении их друг с другом и соответствующем понимании братских отношений.

Что такое религия

Если вы обратились к религии сообществ охотников-собирателей и, подобно Джону Леббоку, пришли к выводу, что у нее слишком мало общего с религией, известной нам сейчас, это простительно. Именно такой была реакция далеко не единичных европейцев в XIX веке. А где же нравственный аспект религии? Где братская любовь? Где почтение к божественному, а не просто страх перед ним? Где торжественность ритуалов? Где стремление к душевному покою? Почему считается, что вся эта орава духов и божеств творит неизвестно что, якобы управляя компонентами мира, которые на самом деле подчиняются законам природы?

Тем не менее у религий охотников-собирателей есть по меньшей мере две черты, которые мы в том или ином виде обнаружим во всех великих мировых религиях: попытки объяснить, почему случается плохое, и предложить способ улучшить положение. Христианская молитва о здравии тяжелобольного ребенка может показаться более тонким инструментом, нежели конфликт знахаря народа кунг с местным божеством, но на некотором уровне логика одинакова: хороший и плохой исход находятся под контролем сверхъестественного существа, а на это существо можно повлиять. Христиане, которые в духе модернизма стараются не просить Бога о вмешательстве в земные дела, обычно надеются на милости в загробной жизни. Даже те буддисты, которые не верят ни в каких богов (а большинство буддистов в них верит), стремятся с помощью медитации или других дисциплин достичь духовного состояния, которое сделает их менее подверженными страданиям.

Стремление усматривать во всех религиях в первую очередь проявления своекорыстия может показаться циничным. И действительно, суть этой идеи была изложена известным циником. Г. Л. Менкен сказал о религии: «Ее единственное назначение — дать человеку доступ к силам, якобы управляющим его судьбой, а единственная цель — убедить эти силы быть благосклонными к нему… Все прочее несущественно» [47]. Но и менее циничные люди ставили корыстный интерес в центр религии, хотя и выражались более возвышенным языком. Около ста лет назад психолог Уильямс Джеймс писал в работе «Многообразие религиозного опыта», что религия «заключается в убежденности, что существует некий незримый порядок и что наше высшее благо — возможность гармонично вписаться в него» [48].

Разница между формулировками Менкена и Джеймса имеет значение. По версии Менкена, цель игры — изменить поведение сверхъестественных существ. Версия Джеймса не исключает такой возможности, но возлагает больше ответственности за изменения на нас: мы должны «гармонично вписаться» в «незримый порядок». По-видимому, Джеймс придерживался современного допущения, согласно которому этот незримый порядок — божественный, как сказали бы в наши дни, — по определению благо, и что расхождения между божественным замыслом и нашими целями отражают оплошности с нашей стороны.

Разумеется, религия всегда в том или ином смысле имеет отношение к личной выгоде. Религиозные учения не выживают, если не апеллируют к психологии людей, чей мозг их вмещает, а корыстный интерес — один из эффективных источников притягательности. Но такой интерес может приобретать разные формы, в итоге сочетаться или не сочетаться со многими другими интересами: семьи, общества, мира, нравственной и духовной истиной. Религия почти всегда образует связующее звено между корыстным интересом и некоторыми другими интересами, однако со временем меняются элементы, которые она связывает, и методы ее действия. Со временем — в итоге, при рассмотрении в перспективе, — в этих изменениях наметились закономерности. Религия заметнее сблизилась с нравственной и духовной истиной, поэтому стала более совместима с истиной научной. Религия не просто эволюционировала: она достигла зрелости. Одна из предпосылок этой книги в том, что история религии начиная с каменного века — в некоторой степени — движение от Менкена к Джеймсу.

Религии необходимо зреть и дальше, чтобы мир выжил и сохранил свои достоинства, и, если уж на то пошло, чтобы религия с уважением относилась к мыслящим и критически настроенным людям. Но прежде чем поднять эти вопросы, мы обратимся к тому, как религия созревала до сих пор, каким образом от религий охотников-собирателей, распространенных 12 тысяч лет назад, мы пришли к монотеизму, лежащему в основании иудаизма, ислама и христианства. Только после этого мы сможем обдумать будущее религии и поговорить о том, насколько она истинна или может быть таковой.

РЕЛИГИИ НЕОБХОДИМО ЗРЕТЬ ДАЛЬШЕ, ЧТОБЫ РЕЛИГИОЗНЫЕ ЛЮДИ С УВАЖЕНИЕМ ОТНОСИЛИСЬ К МЫСЛЯЩИМ И КРИТИЧЕСКИ НАСТРОЕННЫМ ЛЮДЯМ

Глава 2

Шаман

Сегодня в мире существует великая и таинственная сила, от которой зависят судьбы миллионов человек. Эта сила называется фондовым рынком. Есть люди, утверждающие, что они способны предвидеть действия этой силы. Их называют аналитиками фондового рынка. Большинство этих людей часто ошибается насчет будущего поведения рынка. В сущности, неясно, стоят ли вообще хоть чего-нибудь их прогнозы и консультации. Авторитетные экономисты утверждают, что лучше уж выбирать ценные бумаги наугад, чем следовать рекомендациям аналитиков; и в том, и в другом случае возникает ситуация «слепой ведет слепого», но в одном из них хотя бы не приходится платить комиссионные [49].

Тем не менее работа в сфере анализа фондового рынка приносит прибыли даже тем, кто явно лишен способностей к нему. Почему? Потому что всякий раз, когда люди ощущают присутствие загадочной и значительной силы, им хочется верить, что существует некий способ постичь ее. И тот, кому удается убедить их, что он и есть ключ к этому постижению, может занять весьма завидное положение.

Этот факт оказал заметное влияние на эволюцию религии, причем, видимо, оказывал его с самого начала. Как только появилась вера в сверхъестественное, возник и спрос на людей, утверждающих, что они его понимают. И судя по наблюдениям, сделанным в сообществах охотников-собирателей, на этот спрос находилось предложение. Хотя большинство сообществ охотников-собирателей почти не имеют структуры в современном смысле слова — почти или полностью отсутствует выраженное политическое руководство, слабо проявляется разделение труда — специалисты в области религии в них есть. Как и в сообществах, чуть более развитых в техническом отношении, — в сообществах, которые, не будучи земледельческими в полном смысле слова, дополняют охоту и собирательство выращиванием растений («растениеводческие» сообщества) или скотоводством.