Антихрист

Действительно, на Востоке смута была не меньше, чем на Западе. Мы уже видели, что начиная с июня 68 года военные действия Рима против Иерусалима приостановились. Это не ослабило анархии и фанатизма среди евреев. Зверства Иоанна Гискалы и ревнителей достигли крайних пределов. Авторитет Иоанна покоился, главным образом, на отряде галилеян, которые совершали неописуемые насилия. Наконец жители Иерусалима восстали и принудили Иоанна с его сикариями укрыться в храм; но он наводил такой ужас, что сочли нужным выставить ему соперника, чтобы обеспечить себя от него. Симон, сын Гиоры, уроженец Геразы, отличившийся в начале войны, наполнял Идумею своими разбоями. Ему уже приходилось вести борьбу с ревнителями, и два раза он подходил с угрозами к воротам Иерусалима. Он подступил к ним в третий раз, когда народ призвал его, предполагая таким образом оградить себя от возвращения Иоанна. Этот новый господин вступил в Иерусалим в марте 69 года. Иоанн Гискала остался господином храма. Оба вождя старались превзойти друг друга в жестокости. Еврей всегда жесток в качестве господина. Брат карфагенян в свои последние дни выказал свою природу. У этого народа всегда существовало превосходное по своим качествам меньшинство; в этом его величие; но никогда ни в одной группе людей не бывало такой ярости, такого пыла во взаимном истреблении. Доведенный до известного предела отчаяния, еврей способен на все, даже против своей религии. В истории Израиля мы видим людей, до безумия озлобленных друг против друга. Можно сказать об этой расе все самое худшее и все лучшее, нисколько не погрешив против правды; ибо хороший еврей — превосходное существо, но злой — существо отвратительное. Этим и объясняется возможность того, что и евангельская идиллия, и ужасы, рассказываемые Иосифом, — действительность, имевшая место в одной и той же стране, среди одного и того же народа, в одну и ту же эпоху.

В течение этого времени Веспасиан оставался в бездеятельности в Кесарее. Сын его, Тит, успел вовлечь его в целую сеть мудро задуманных интриг. После смерти Гальбы он понял, что ему удастся достигнуть верховной власти только в качестве преемника своего отца. При Гальбе Тит надеялся, что его усыновит старый император. С искусством отличного политика он сумел повернуть все шансы в пользу серьезного полководца, честного, не блестящего, без личного самолюбия, не делавшего почти ничего для того, чтобы добиться успеха. Весь Восток стал на его сторону. Муциан и сирийские легионы с трудом терпели, что западные легионы одни располагали властью; они в свою очередь захотели провозгласить императора, при этом Муциан, человек скептического ума, более стремившийся к тому, чтобы располагать властью, нежели обладать ею, для себя лично не желал пурпура. Таким образом, Веспасиан оказался намеченным, невзирая на свою старость, буржуазное происхождение, невыдающийся ум. Сверх того, двадцативосьмилетний Тит пополнял своими заслугами, ловкостью, деятельностью то, чего не хватало в дюжинных дарованиях его отца. После смерти Отона восточные легионы принесли присягу Вителлию с некоторым сожалением. Дерзость солдат Германии их возмущала. Их уверили, что Вителлий хотел отправить свои любимые легионы в Сирию и перевести на берега Рейна сирийские легионы, которые здесь приобрели любовь населения и завели с ними много связей.

Сверх того, Нерон, хотя и умерший, все еще продолжал держать в своих руках жребий человечества, и басня о его воскресении как метафора имела некоторое правдоподобие. Партия Нерона пережила его. После Отона Вителлий, к великой радости черни, выставлял себя поклонником, подражателем, мстителем Нерона. Он заявлял, что, по его мнению, Нерон показал пример хорошего управления республикой. Он распорядился устроить ему пышные похороны, приказал исполнить отрывки из его музыкальных произведений и при первых звуках поднялся, как бы в увлечении, и подал знак к аплодисментам. Люди здравомыслящие и честные, уставшие от этих жалких пародий царствования, внушавшего отвращение, желали создать реакцию против Нерона, против его людей, против его сооружений; и в особенности они требовали восстановления в своих правах благородных жертв тирании. Известно, что эту роль добросовестно выполнял Флавий. Наконец и туземные цари Сирии решительно высказались за вождя, в котором они видели своего защитника от фанатизма возмутившихся евреев. Агриппа II и Вереника, его сестра, были душой и телом преданы обоим римским полководцам. Вереника, хотя уже достигшая сорока лет, привлекла к себе Тита тайными средствами, против которых не мог устоять молодой самолюбивый человек, хороший работник, не знакомый с большим светом, занятый до сих пор единственно своим повышением; она овладела с помощью любезности и подарков даже и стариком Веспасианом. Оба грубых воина, которые до сих пор вели простую и бедную жизнь, были очарованы аристократической прелестью удивительно прекрасной женщины и внешним блеском того света, который до сих пор был им незнаком. Но страсть, которую Вереника внушила Титу, нисколько не вредила его делам; напротив, все доказывает, что он нашел в этой женщине, опытной в восточных интригах, самого полезного сотрудника. Благодаря ей в заговор были вовлечены царьки Емезы, Софена, Комагены, которые все состояли с Иродами в родстве или в союзе и были более или менее совращены в иудаизм. Еврей-ренегат Тиверий Александр, префект Египта, вполне отдался заговору. Даже парфяне объявили, что готовы их поддержать.

Но всего удивительнее, что даже такие умеренные евреи, как Иосиф, со своей стороны присоединились к интриге и изо всех сил старались внушить римскому полководцу те идеи, которые их так занимали. Мы уже видели, что евреям, находившимся при Нероне, удалось убедить его, что, потеряв римский престол, он приобретет в Иерусалиме новое царство и сделается величайшим властителем в мире. Иосиф утверждает, что с 67 года, когда он был взят римлянами в плен, он предсказывал Веспасиану будущее, которое его ожидает, основываясь на некоторых текстах из Священного Писания. Постоянно повторяя эти пророчества, евреи убедили многих лиц, даже не принадлежавших к их секте, что Восток скоро всем овладеет, что господин мира вскоре выйдет из Иудеи. Еще Вергилий усыплял туманную печаль своей фантастической меланхолии, применяя к своей эпохе «Cumaeum carmen», поэму, по-видимому, имевшую некоторую родственную связь с пророчествами второго Исайи. Маги, халдеи, астрологи также эксплуатировали веру в звезду Востока, предвестницу царя иудеев, которому предназначена великая будущность; христиане принимали все эти химеры совершенно серьезно. Пророчество, по обыкновению всех оракулов, имело двойной смысл; оно оказалось бы достаточно оправдавшимся, если бы вождь легионов в Сирии, расположившийся в нескольких милях от Иерусалима, достиг здесь власти благодаря сирийскому движению. Веспасиан и Тит, окруженные евреями, охотно слушали такие речи и находили в них удовольствие. Прилагая все свои воинские дарования к борьбе с иерусалимскими фанатиками, оба полководца в то же время обнаруживали достаточную склонность к иудаизму, изучали его, интересовались еврейскими книгами. Иосиф делал большие успехи в сближении с ними, в особенности с Титом, благодаря своему мягкому, обходительному, искательному характеру. Он расхваливал свою религию, рассказывал древнюю библейскую историю, которую часто переводил на греческий язык, таинственно сообщал пророчества. Другие евреи играли на тех же струнах и заставили Веспасиана взять на себя роль Мессии. К этому присоединялись чудеса; появились рассказы об исцелениях, совершенно аналогичных с теми, которые передаются Евангелиями, и будто бы сделанных этим Христом в новом роде.

Языческие жрецы Финикии не хотели отставать в этом конкурсе лести. Оракулы в Пафосе и на Кармене утверждали, что они еще раньше предсказывали будущность Флавиев. Результаты всего этого сказались впоследствии. Достигнув власти при содействии Сирии, императоры из дома Флавиев оказались гораздо более доступными к сирийским идеям, нежели высокомерные Цезари. Благодаря этому христианство проникнет в недра этой династии, приобретет в ней приверженцев и при ее посредстве вступит в совершенно новую фазу своего развития.