Значение Православия в жизни и исторической судьбе России(СИ)

322. Религиозная настроенность русских людей видна в их любви к выдержкам из духовных и святых книг. Православное просвещение наложило на русского человека неизгладимую печать.

И известно, какие прочные убеждения воспитывали книги эти в своих читателях, какие, если не блестящие на показ и не громкие, то в сущности все же величественные лица и явления возрастали под их опекою. Ведь могли же в рядах русского народа являться лица, как, например, некий инок Печерского монастыря Никита, о котором в Патерике говорится, что он знал всю Библию наизусть: «не можаше никто стязатися с ним книгами, — вся книги сведаше добре: вси бо изуст умеяше!». А что лиц, начитанных в священных, богослужебных и отеческих книгах, было на Руси очень много, в этом убеждает нас вся древняя наша история и литература, не духовная только, а и светская, деловая, где на каждом шагу встречаются или выдержки из книг, или места, навеянные ими; где мы даже намеренно не отыщем ни одной книжки или статьи, в которой не встречались бы в большем или меньшем изобилии библейские тексты, святоотеческие цитаты, разные религиозные сентенции, набожные выражения. По очень характерному замечанию Посошкова, русскому человеку, когда нужно было только перо испытать, и то по нажитой, исконной привычке непременно попадали на ум набожные мысли, и он писал религиозные изречения. Так велика была религиозная настроенность русских людей, воспитанная в них церковью Православною да письменностью православно-христианскою. Свою поистине неизгладимую печать наложило это Православное просвещение на русского человека, на все его мысли и чувства, идеи и идеалы, на художественное и нехудожественное его творчество, на всю поэзию и прозу его жизни.

323. Любовь к духовным книгам как источникам мудрости.

Недаром в народе русском сложилось убеждение, что его книги есть неприкосновенная святыня, и потому, когда начались у нас книжные исправления, народ в ревностной простоте своей принципиально восстал против этого дела, как против святотатства, богохульства, — жизнию своею готов был пожертвовать за неприкосновенность «и единого аза, кавыки единой» в своих святых книгах. Недаром, кстати сказать, и доселе еще простой народ русский подозрительно относится к нашим светским книгам и желает себе пищи духовной только от церкви, не хочет другого учения, как только в духе церковном. Только в религиозных книгах человек русский видит верный и заветный ключ к мудрости; только то чтение ставит он высоко, которое освещает пред ним внутренний, духовный мир, раскрывает высшее назначение и призвание человека, дает знание того, что полезно не только во временной, но и в загробной жизни. С благоговейною жаждою русский человек готов слушать те «глаголы», которые успокаивают его душу, дают ответы на томительные вопросы о Боге и жизни, проливают спасительную отраду и мир христианского упования в его истерзанное житейскою горечью сердце. Воспитанный под опекою «божественных» книг, русский человек искони назвал учение светом; а неучение тьмою, с величайшим уважением относясь к этому свету книжному, он и смотрит на него, как на дело прямо священное; в поисках за ним он охотно и смело отдается руководству только заведомо ему священных книг и сторонится нового образования, неуверенный в его доброкачественности, опасаясь, чтобы ему не дали камня вместо хлеба, чтобы не отняли у него и то, что он имеет, под предлогом дать то, чего ему не доставало.

* Качества русских людей*

324. «Русское благодушие» и простота, ласка, сердечность по отношению ко всем людям вообще.

Непрестанное богомыслие и религиозность сообщили душе русского человека мирный, благой строй и воспитали в нем многие нравственные качества, сделавшиеся также типическими его особенностями. Таково, например, уже обратившееся в пословицу «русское благодушие» и простота, ласка, сердечность, с какими русский человек склонен относиться ко всем людям вообще. При всей ревнивой опасливости за свою веру Православную русский человек, особенно в последние столетия, навык с замечательным, далеко не всем и культурным народам свойственным дружелюбием и радушием относиться даже к иностранцам, к иноверцам. Не питая ни к кому ни пламенной, ни вероисповедной ненависти, русский человек, как никто в мире, способен не только мирно уживаться, но и искренно сближаться, преданно дружиться и с татарином, и с немцем, и с евреем, и т. д., если только эти последние — люди добрые и сами не обижают русского и не косятся на него. В зависимости от этого благодушного настроения русского человека и дружелюбного отношения его к людям и развился чрезвычайно богатый в русском языке лексикон слов ласкательных и уменьшительных, как ни в каком еще другом языке. И доселе свято блюдется в простонародье русском и исконный, и симпатичный обычай называть друг друга родственными именами: младший старшего называет дедушкой, дядюшкой, равного — братом, братцем, младшего — сынком, сыночком, подчиненные начальника именуют батюшкой, а начальник подчиненных — детушками. Христианская искренность и взаимное дружелюбие старых русских людей издавна удивляли иноверцев. Один, например, немецкий писатель XVII века, Иоанн Гербениус писал: «Не могу изобразить, какое ощутил я восхищение в бытность мою в Киеве во время святой недели: все жители города сего с отверстыми объятиями спешили друг ко другу, как братья, как друзья. Благочестие, искренность и любовь сияли на их лицах. Мы называем русских невеждами, но мы можем только мечтать о добродетелях, украшающих россиян» [29]. Менее всего также свойственны русскому человеку злопамятность, мстительность, заносчивость и т. п. пороки. Напротив, несравненно чаще проявляет он крайнюю уступчивость и смирение, граничащие даже с приниженностью и самоуничижением, обнаруживает кротость и терпение в перенесении напастей жизни, незлобие и прощение при встрече с дерзостью, насилием. «Бог с ним!», «Бог ему судья!» — обычно говорит русский человек, поступаясь нередко и своим законным правом, смиренно снося и незаслуженную обиду.

325. Честность и правдивость русских людей.

Далее, при всей своей малоразвитости и единственно благодаря цивилизующему влиянию Православия, русский человек издавна обращал на себя внимание своею честностью и правдивостью. Например англичанин Колинс, долго живший в Москве в качестве придворного врача при Алексее Михайловиче, в своих записках, хотя и подсмеивается над набожностью русских людей, но в то же время с великим уважением отзывается об их добросовестности, правдивости и совестливости. Между прочим, он свидетельствует, что русские даже не нуждались в клятвах и редко, только в самых исключительных случаях прибегали к ним. Действительно, клятва даже каралась на Руси церковными уставами, и русские с презрением смотрели на человека, который в подтверждение своих слов и обещаний «всуе призывал имя Божие» [30]. Благородство и честность старых русских людей видны, впрочем, и из того уже только обстоятельства, что одна фраза, так часто читаемая в старых судных делах и в договорах: «А буде я не сдержу своего слова, да будет мне стыдно», была вернее и надежнее, чем самые предусмотрительные нотариальные расписки нашего времени.

326. Евангельская добродетель милосердия, сострадания благотворительности у русских.

Еще более усвоена была русским человеком евангельская добродетель милосердия, сострадания, благотворительности. Возможно деятельное, живое участие в судьбе всех страждущих, несчастных, бедных и доселе остается насущною религиозною потребностью набожного русского человека. Высокий образец в этом отношении подавали народу русскому цари и высшее духовенство, для которых именно милосердие христианское считалось первейшею обязанностью и высшею доблестью. На царских, патриарших и епископских дворах в старину сплошь и рядом «давались кормы», устраивались обеды нищей братии, ежедневно «творилась святая милостынька»; в дни великих праздников, в посты, а также в случаях наиболее важных, радостных или горестных событий жизни своей цари, например, сами ходили по тюрьмам, богодельням, келиям при церквах и лично оделяли немощный и бедствующий люд своими подаяниями. «Бог свидетель сему, — говорил, например, Борис Годунов народу после венчания на царство, — никтоже убо будет в моем царствии нищ или беден! И сию последнюю разделю со всеми!» — добавил он, потрясая ворот своей рубахи [31]. Призреть странника, накормить голодного, подать «несчастненькому» (арестанту), «сотворить милостыньку» — всегда было священным долгом и всякого русского человека. Известный католик Фабер в своем сочинении «O религии московитян». (1525 г.), при всем желании замаскировать добрые проявления православной жизни на Руси, все же говорит: «Русские любят подавать нищим милостыню; они их одевают, питают, поят, оказывают гостеприимство, — таким образом не скупо, а с радушием и полною щедростию сеют семена покаяния, поста, молитвы и прочих подвигов, чтобы потом пожать плоды» [32].