Философские аспекты суфизма

постигнет. В этом смысле Бог всегда остается неизвестным —интуиции ли, созерцанию,— ибо бренное не может охватить

вечного» (курсив наш.— М. С.) 2.

29

Чувственный опыт и основывающиеся на нем заключения

разума бессильны открыть Истину:

Разум — тень божья, бог — солнце:

Какую силу может иметь тень перед солнцем? 3.

О недостоверности, иллюзорности чувственно-рационального знания суфии говорят в образной форме, заставляющей

вспомнить платоновскую «пещеру». В «Маснави» Джалал ад-

Дина Руми есть притча о слоне, попавшем в темное помещение.

Желая понять, что за существо находится перед ними, люди

ощупывали его руками. Тронув хобот, один сказал, что это

водосточная труба, другой, потрогав ухо, заявил, что это

большое опахало, третий, наткнувшись на ноги, предположил, что это колонны, четвертый, пощупав спину, заключил, что перед ним большой трон. Притча завершается выводом о том, что

сведения, получаемые от органов чувств, поверхностны, неистинны. Разум, полагающийся на достоверность данных, сообщаемых ему органами чувств, неизбежно впадает в ошибку: Дымом страсти заволокло мой взор — я сказал: «Это — небо».

Глаза смежило неясной дремой, я же назвал ее: «Это — мир».

Страх засыпал мне глаза песком, я подумал,

что это — степь,

Вскипела слеза, я назвал ее бескрайним морем.

Полой одежды всколыхнуло воздух, я сказал,

что это — весенний ветер,

Погасло пламя, а я спьяна сказал, что настала

осень 4.

Ошибочность заключений чувств и суждений разума в том, что они способны узреть лишь тень, но не то, от чего эта тень

падает, т. е. не сущностное, а только феноменальное. Схватывая

множественное, чувства и разум не в силах дать знание единого, общего:

Глаза воспримут образ, имя — слух,

Но только дух обнимет цельный дух 5.

Недостоверность показаний чувственно-рационального опыта

объясняется также тем, что они испытывают побочное влияние

субъективного фактора. Человеческим чувствам доступно

ощущение лишь того, что является манифестацией божественного— «божьей :енью». Но эта тень падает на «место», которое

Ибн Араби сравнивает с цветным стеклом, преломляющим божественный свет. Фильтр стекла «придает бесцветному свету

собственную окраску» 6.

Суфийские мыслители (именно мыслители, а не представители орденов — институализированного суфизма) не отрицали

ценности рационального знания, но в то же время отмечали

ограниченность его возможностей. «Разум великолепен и желателен до тех пор, пока он не приведет тебя к вратам Господа.

Но едва ты достиг этих врат, оставь разум… отдай себя в руки

30

Господа; теперь бесполезно спрашивать „как” и „отчего”»7,—писал Руми.

Важно также иметь в виду, что нападки суфиев на разум

объяснялись неприятием не столько рационального знания, сколько рассудочности исламского богословия. Недаром мусульманские реформаторы XX в., в частности Мухаммад Икбал, говорили о «раскрепощающей роли суфизма», оценивая его как

«форму свободомыслия и альянса с рационализмом» 8.

Предмет познания для суфиев ограничен религиозными рамками: главное для них — поиск ответа на вопросы, что есть бог

и человек, возможно ли постижение бога, чем и как должен

руководствоваться человек в своем жизненном поведении и т. д.

В этом поиске они выступали противниками догмы, навязываемой богословской традицией, поборниками самостоятельного

решения кардинальных для религиозного сознания проблем. В

то время как представители официальной религии трактовали

исламское вероучение в соответствии с буквой Корана и сунны, а также используя приемы логического суждения, суфии пытались найти для себя в пророческом откровении скрытый смысл, наиболее созвучный их личным взглядам и умонастроениям.

Знание теологов, по мнению Руми,— знание законов Правителя (бога), суфии же стремятся к постижению сущности самого Правителя 9. Протестуя против навязывания столь несовершенного знания, поэт восклицает: «Будь трижды проклято слепое подражание (таклид)!» 10. И в другом месте: Знай, что подобно омовению песком,

когда поблизости есть пода,

Традиционное знание рядом с дыханием Кутбаи

эпохи 12.

Рациональное знание несовершенно в сравнении с «прямым.»

видением Истины, которое дается лишь в мистическом опыте.

Такого рода переживание всегда индивидуально, по тем не менее есть некоторые общие признаки, характерные и для суфизма, и для других мистических традиций. Сам момент познания

Истины, соприкосновения с ней возникает неожиданно и подобен «ослеплению». Вот как звучат заключительные строки дан-

товского «Рая»:

Таков был я при новом диве том:

Хотел постичь, как сочетаны были

Лицо и круг в слиянии своем;

Но собственных мне было мало крылий;

И тут в мой разум грянул блеск с высот,

Неся свершенье всех его усилий.

У суфиев же ослепление часто ассоциируется с огнем, пламенем.

Но света этого лучи — не блеск смеющейся свечи.

То пламя чистое меня, как мотылька, спалит огнем 13.

Косности разума, бессильного в постижении Истины 14, противопоставляется раскрепощающая сила интуиции: 31

Трезвость 15 отзывается памятью о прошлом;

Прошлое и настоящее 16 — вот что скрывает

Бога от нашего взора.

Сожги их обоих в огне! 1т.

Когнитивная роль интуиции наукой не отрицается18, однако

ее научное понимание принципиально отлично от мистического.

При всем разнообразии существующих толкований того, что

есть интуиция, принято считать в качестве доминантной ее характеристики непосредственность знания 19, возникающего как

внезапное озарение. Впрочем, непосредственность эта условна, относительна. Ьщс Гегель, критикуя Фридриха Генриха Якоби, •обращал внимание на то, что непосредственное знание на самом деле «везде опосредованно» 20, что учение о сущности есть

«исследование существенного… единства непосредственности и

•опосредования»21. Гегель не до конца расшифровывает понятие

«опосредование». Для него «оно оставалось и могло быть, по сути, только опосредованием мысли мыслью, понятия понятием» 22. Диалектико-материалнстическое решение проблема соотношения непосредственного и опосредованного знания получила

в философии марксизма 23.

В суфизме интуиция как некое чистое воображение, лишенное какого-либо опосредования, оказывается в логическом противоречии с его же установкой на необходимость следования

тарика, предполагающему усвоение определенного комплекса

знаний, переданного наставником, нравственное совершенствование, достигаемое аскетической практикой, овладение специальным комплексом психофизических упражнений и т. п. Таким

образом, настаивая на непосредственности озарения, мистики в

то же время постоянно гов^рят о необходимости подготовки к

этому состоянию: «Знание… иногда идет от божественного света, [находящегося] в сердце [и] связанного с природным расположением (фитра), как это бывает в случае с пророками…—заявляет ал-Газали в „Книге о размышлении четвертого руб’а

Ихйа”,— и иногда, что бывает чаще, идет от учения и дисциплины’» (курсив наш.—-М. С.) 24.

«Готовность» к интуитивному прозрению с точки зрения науки осуществляется через практику, эксперимент, наконец логическое заключение. Известны свидетельства выдающихся ученых

о механизме эвристических открытий. В докладе «Математическое творчество» французский математик Жюль Анри Пуанкаре

(1854—1912), основываясь на собственном опыте, указывал на

«видимость внутреннего озарения», являющегося на самом деле

«результатом длительной неосознанной работы», на то, что

«внезапные вдохновения происходят лишь после нескольких

дней сознательных усилий» (курсив наш.— М. С.) 25.

Специфика мистической подготовки к интуитивному постижению в значительной степени определяется ориентацией, исходной установкой суфийского поиска истины. Как известно, само слово «интуиция» происходит от латинского шгиШо, что