Звезды на приеме у психолога. Психоанализ знаменитых личностей

(И всё-таки мой пациент возвращается к себе, к своей уникальной сущности. Но насколько глубоко?)

— Согласно психоанализу мы всегда в плену детства, прошлого… Попробуйте проанализировать себя с этой точки зрения.

— Я в теории всегда переживал больше, чем в реальности. Я начитывал очень много того, что в реальной жизни я не переживал. И поэтому драма состояла в том, что я знал, что я должен был хотеть свою маму, и ненавидеть своего отца.

(Мой пациент в прошлом наивно полагал, что такие чувства к родителям должны открыться сами собой после прочтения Фрейда. В действительности осознание этих комплексов приходит в процессе множества сеансов психоанализа.)

Знал, что при определённых обстоятельствах у меня должны были быть сексуальные переживания, но и по стечении обстоятельств этого не было.

То, что должно было происходить по канонам психоанализа, при этом в реальной жизни ощущения были чрезвычайно бедны поскольку они сводились к ощущениям семьи, с одной стороны, с другой, жизни в школе, с другой стороны, всегда шла информация о вероятности венерических заболеваний, при общении с проститутками, с другой стороны венерических провокаций при общении с окружающими. Поэтому мой реальный опыт значительно отставал от виртуального.

(По-видимому, это изначальный страх реального и настоящего, приводящий к убеганию от себя и виртуализации. А может быть это гиперлюбопытсво к миру, приводящее к опережению теории над практикой жизни?)

Конечно, это наложило определённый отпечаток и когда я приходил к определённым реальным опытам, то знал я теоретически много, поэтому это портило мою практику, которая происходила в реальности.

(Мой талантливый пациент опять работает на опережение, выдвинув свою психоаналитическую версию себя, хотя эта функция, казалось бы, должна быть у меня, как психоаналитика.)

Ну и вторая моя психоаналитическая черта, каждый человек так или иначе живёт в противовес того, что он переживает, строит свою жизнь, пытаясь не повторять ошибки предыдущих поколений. Поскольку так сложилась семейная судьба, мой отец завёл роман с секретаршей, бросил семью, завёл другую и т. д.

(Я почувствовал, что мой пациент получил сильную психотравму изменой своего отца.)

Поэтому во мне была заложена программа о том, что если уж я женюсь, то на всю жизнь. Если у меня будет роман с секретаршей, то это не будет портить мою семейную жизнь, а наоборот будет её укреплять. Эта программа просуществовала достаточно долго. Доволен, что стаж моей семейной жизни значительный. Именно потому, что я в детстве столкнулся с этим.

(Я почувствовал, что мне как психоаналитику, ничего для анализа и не осталось. Но так ли это на самом деле?)

— К аналитизму вы пришли через практику? Вы начинали снимать.

— Я практически ничего не снимал. Я писал сценарии, пытался написать пьесу, снимал фотографии для поступления во ВГИК, но к моменту поступления во ВГИК я уже поступал на киноведческий, а не на режиссёрский, хотя у меня была возможность поступить на режиссуру, если бы я не остался с мамой в России, а не уехал бы с папой в Болгарию. Наверное он меня бы устроил на режиссёрский факультет ВГИКа без особого конкурса. Во-первых, мне хотелось всего достичь самому, а во-вторых аналитическая работа для меня была интереснее.

(И вновь мой пациент не изменяет своей главной психологической линии — оставаться наблюдателем, критиком внешнего мира, в данном случае — кино, а не его создателем. В чём причина этого? В страхе непредсказуемой среды, в заниженной самооценке себя как будущего режиссёра или опять работа на опережение? По-видимому, мой пациент уже снял своё внутреннее кино и разочаровался в нём настолько, что практически не стал этого делать?)

— Какой у вас внутренний психический мир с точки зрения киноведа о своём внутреннем кино, киномонтаже, которые происходит у вас внутри психики вот уже шестьдесят лет? Как бы вы идентифицировали свой внутренний фильм?

— Мне на этот вопрос отвечать трудно. Каждый человек играет некий набор ролей. В каждом человеке заложена возможность продолжения по разным сценариям. Так или иначе, я проигрывал в своём воображении разные варианты протекания моей жизни, с разными людьми, с разными контактами. К чему это ближе к театру или к кино, сказать трудно. Скорее всего это ближе к актёрской профессии. Ты никогда не узнаешь кто ты на самом деле, коль ты всегда играешь те или иные роли. В семье, в быту, в обществе, когда учишься, когда преподаёшь. В кино ты вызываешь некую воображаемую жизнь для себя, которую ты себе не можешь позволить в реальности.

— Внутренний мир человека имеет свой оттенок, свою динамику, внутренний природный монтаж. Как бы вы могли как киновед идентифицировать свой поток сознания? Это на какой фильм похоже? Это комедия, ирония…

— Поскольку я занимаюсь культурологией у нас ко всему подход аналитический. Я всё время смотрю со стороны. А культурология это такая штука, которая позволяет на всё смотреть со стороны.

(И на себя, по-видимому, мой пациент постоянно смотрит со стороны. Опять защита абстрагированием от себя, страха себя, страха настоящего в себе. Впрочем, настоящее в себе моего пациента — это наблюдение за миром, критика мира, выражение мира, ну, и в частности, кино.)

Поэтому трудно сказать как экран, который даёт возможность забивать сферу бессознательного или наоборот открывать какие-то вещи, которые при стороннем наблюдении были бы незаметны. Вот эта налитическая работа для меня значительно интересней, чем непосредственно переживания

— Туфта, которая творится на телевидении и в кинематографе, ваши переживания по поводу того, что несёт эпоха.

— На мой взгляд никакой общемировой трагедии нет. Если раньше казалось, что искусство ищет что-то новое, то искусство массовой культуры ничего не ищет, а повторяет хорошо забытое старое, что и делали великие средневековые художники. Телевидение в этом плане не исключение, а скорее правило. Другое дело как представитель этой самой интеллектуальной культуры, пишущей публики, я в своей программе на телевидении продолжаю показывать фильмы сложные для восприятия, не чисто развлекательные. Вообще канал «Культура» — это не чисто-развлекательная продукция. А для того, чтобы представлять мою культуру, в отличие от нашей культуры, киноманов.

Кирилл Разлогов вышел в тираж. На экран выходит некий живой знак, некая картинка, которая может и не имеет никакого отношения к сути вашей личности. Существует пропасть между вируальным Разлоговым и реальным.

— Наоборот, я являюсь личностью, которая использует телевидение, я поднимаюсь с помощью него.

— Кирилл Разлогов, который вышел в тираж, он далёк от своей сути? (Опять покашливание моего пациента).

— Естественно, чтобы вернуться к своей сути я должен быть отшельником, как Кант не выходить за пределы своей квартиры. Тогда мой интеллектуальный вклад в истории человечества был бы весомым, чем тот вклад, который я делаю появляясь на телевидении. Недавно я выступал в качестве автора книг, статей и так далее. Я могу для себя выбрать этот вариант. Я могу жалеть, что я не был старцем отшельником, что я не отдал свою жизнь размышлениям о мире, которые никого не интересует, если бы я положил это на бумагу. Может быть через тысячу лет, то что я написал читали бы с наибольшей надобностью. Выбор кино и телевидения — это выбор, который я для себя сделал. Телевидение способно абстрагироваться от окружающей жизни (как и он сам) это такое умозрительное представление о том, что есть. Там есть свои плюсы и минусы.

Я почувствовал, что основной ценностью моего пациента, наполняющую его жизнь смыслом, является ценность быть объективным наблюдателем и созерцателем происходящего (в частности в кино), и лишь затем его создателем-аналитиком. Это, пожалуй, такая своеобразная любовь к миру, как принятие его, но в качестве наблюдателя. В то же время, мой пациент ощущает своё единение с миром, с культурой, настолько, что постоянно убегает от себя, как менее существенного в этом мире. В этом, пожалуй, и проявляется духовность моего пациента. Но мой пациент пришёл к духовности не через религию, а через объективное восприятие культуры, частью которой он себя и ощущает, защищаясь убеганием от своего собственного Эго.