Интегральная психология. Сознание, Дух, Психология, Терапия

Совершенно верно, эти подходы дополняют друг друга. По мнению этих авторов, именно „я“ соединяет сферы Большой Троицы (как мы уже видели, „я“ есть навигатор и интегратор всех волн и потоков бытия индивида). Обратите свое внимание на то, что эти авторы подчеркивают, что по мнению трех основных школ психологии развития, развитие связано с увеличением степени автономности (а увеличение степени автономности есть один из двадцати аспектов развития всех эволюционирующих систем; см. Sex, Ecology, Spirituality, 2^nd ed., chapter 2). А предельная степень автономности — это чистое „Я“: чистое „Я“ есть весь Космос, и оно представляет собой предельную степень автономности, поскольку вне него не существует ничего иного. Развитие характеризуется увеличением степени автономности как раз потому, что оно направлено к предельной Автономности чистого и недвойственного „Я“.

В прим. 10.4 я высказался о том, что „я“ метаболизирует опыт для построения структур, и что этот механизм используется для превращения временных состояний в устойчивые структуры. Я отметил схожесть этой концепции с положениями аналитической эго-психологии и психологическим конструктивизмом Пиаже. Доберт, Хабермас и Наннер-Уинклер также отмечают эти сходные особенности: „Для этих трех направлений транспозиция внешних структур (и неструктурированных действий) во внутренние структуры также является важным механизмом обучения. Пиаже говорит об „интерироризации“, когда схемы действий — то есть правила искусного манипулирования объектами — транспонируются и трансформируются во внутренние схемы понимания и мышления. В теории психоанализа и социальной психологии символического взаимодействия есть сходное транспонирование паттернов (внешнего) взаимодействия во внутренние (интрапсихические) паттерны отношений, которое обозначается как „интериоризация“. Этот механизм интериоризации связан с принципом обретения большей степени автономности, или независимости, — как от внешних объектов, чьего-то мнения, так и от собственных импульсов индивида — которая достигается путем активного повторения того, что ранее пассивно переживалось“ (р. 279). (Обратите внимание на то, что „интериоризация“ также представляет собой лишь один из двадцати аспектов эволюции.)

Далее, эти авторы утверждают, что каждая из этих сфер, в соответствии с данными множества исследований, „отражает иерархию структур все возрастающей степени сложности“ (р. 280). (Увеличивающаяся степень сложности/структуризации также представляет собой один из двадцати аспектов эволюции.)

В модели Доберта, Хабермаса и Наннер-Уинклера центральное место занимает понятие интерактивной компетентности, каковая представляет собой основной интегративный фактор „я“ и развития „я“. Более того, по мнению этих авторов, эта интерактивная компетентность развивается на протяжении трех этапов (или волн) — доконвенциональный, конвенциональный и постконвенциональный этап — каждый из которых знаменует собой расширение сознания и увеличение степени интериоризации и автономности. „Для ребенка дошкольного возраста, который находится на до-операциональном уровне когнитивного развития, тот сектор символической вселенной, который связан с действием, состоит преимущественно из индивидуальных конкретных поведенческих ожиданий, действий, последствий действий, которые могут быть поняты как одобрение или порицание. Когда ребенок уже научился играть в социальные игры, то есть принимать участие во взаимодействиях как отдельный член общества (конвенциональный уровень: мифически-магическая общность), его символическая вселенная состоит уже не только из действий, которые могут быть поняты только как изолированные намерения (напр., желания и исполнение желаний); теперь ребенок понимает действия как выполнение некоторых обобщенных поведенческих норм, либо как нарушение этих норм. Когда, став уже взрослым человеком, он сумеет подвергать сомнению обоснованность социальных ролей и норм действия, его символическая вселенная расширяется вновь: у него появляются (постконвенциональные) принципы, в соответствии с которыми он может выносить свои суждения о зачастую противоречивых общественных нормах поведения“ (р. 298).

К сожалению, эта „все-секторная“ модель развития „я“ не является также „все-уровневой“. Она рассматривает только грубую линию личностного развития. Тем не менее, по сравнению с большинством существующих моделей развития, она гораздо более последовательна и представляет собой важный вклад в создание интегральной психологии.

Относительно важности — и ограничений — феноменологии см. Sex, Ecology, Spirituality, 2^nd ed. (особенно примечания к гл. 4 и 14).

Доберт (см. прим. 14.20), так же, как и я, критикует феноменологию за ее неспособность охватить интерсубъективные структуры, не данные в непосредственности ощущаемого телесного смысла, и, следовательно, за ее неспособность эффективно исследовать развитие сознания и социального мира. „Действительно, феноменологические исследования имеют примерно ту же направленность, то есть их целью является изучение общих структур возможных социальных миров. Тем не менее, с самого начала исполнение этой программы затрудняется из-за слабости метода исследования, заимствованного из интроспективного подхода в философии сознания“, — то есть метода непосредственной интроспекции, который, при всей своей полезности, не охватывает те интерсубъективные структуры, в которых и происходит процесс субъективной интроспекции (напр., некто, находящийся на этапе 5 морального развития, может подвергнуть интроспективному рассмотрению все что угодно, но только не структуру этапа 5 морального развития). „Только с возникновением теории компетентности в лингвистике и психологии развития была создана парадигма, соединившая формальный анализ уже известных структур с каузальным анализом наблюдаемых процессов“ (р. 298). См. также Sex, Ecology, Spirituality, 2^nd ed., chapter 14, note 1. Это сходно с основной проблемой „схватывания“ Уайтхеда: он сделал парадигматической ту же слабость философии сознания (см. прим. 14.15; см. также мой диалог с Гриффином о „монологическом“ подходе Уайтхеда во Введении к CW8).

Напоследок — немного о состояниях и структурах. Состояния — в том числе нормальные или естественные состояния (напр., бодрствование, сон со сновидениями, глубокий сон без сновидений) и не-нормальные, не-обыкновенные, или измененные, состояния (напр., медитация, пиковые переживания, духовные откровения) — все без исключения представляют собой временные, преходящие феномены: они приходят, длятся в течение какого-то времени, а затем уходят, даже если это имеет циклический характер. Структуры, с другой стороны, более устойчивы; они представляют собой весьма стабильные паттерны сознания и поведения. Уровни развития и линии развития (волны и потоки) состоят в основном из структур сознания, или холистических, самоорганизующихся паттернов, каждый из которых имеет свои характерные особенности. (Не стоит путать это со школой структурализма, к которой я имею весьма и весьма косвенное отношение. См. Введение к CW2.)

Другими словами, структуры очень похожи на устойчивые холоны; и эти базовые структуры или базовые уровни суть базовые уровни Великого Гнезда Бытия. Когда эти структуры относятся к субъекту, мы говорим об уровнях сознания, уровнях самости или уровнях субъективности; когда эти уровни относятся к объекту, мы говорим об уровнях реальности или сферах реальности (см. прим. 1.3,8.2, 12.12).

Состояния сознания, хотя и обладают некоторыми структурными особенностями, в целом имеют более временный и текучий характер. Тем не менее, следует различать два различных типа состояний, которые можно обозначить как „широкие“ и „узкие“ (не следует путать это различение с разделением нормальных и ненормальных состояний). Аллан Комбс называет их состояниями сознания (states of consciousness) и состояниями ума (states of mind); первое обозначает широкие паттерны (напр., сон и бодрствование), а второе обозначает ежемоментные „маленькие“ состояния (напр., радость, сомнение, решимость и проч.) Аллан считает, что структуры сознания формируют широкое основание, в пределах которого имеют место различные состояния сознания, в пределах которых, в свою очередь, имеют место различные состояния ума. Хотя на первый взгляд эта схема может показаться вполне обоснованной, я считаю, что Аллан переворачивает с ног на голову реальные отношения между состояниями сознания и структурами сознания (см. прим. 12.12). Широкое состояние сознания (напр., бодрствование) потенциально содержит в себе множество различных структур сознания (напр., состояние бодрствования может содержать в себе мифические, рациональные, кентаврические и др. структуры сознания), но не наоборот (напр., невозможно пребывать в пределах рациональной структуры и одновременно находиться в нескольких различных состояниях, т. е. быть пьяным или спать). Таким образом, в пределах широких состояний сознания существуют различные структуры сознания.