Ключи к смыслу жизни

Желание, которое мы в начале книги назвали желанием «быть магом» — это стремление управлять реальностью с целью дости­жения свободы и счастья. Такие возможности нам может дать только знание абсолютной истины. Для тог, что бы ее присвоить нужно убить Бога.

Выясняется, что без Бога или смысла жизни или гениально­сти... мы жить не можем. Убив Бога человек стремится вручить ответственность за себя... кому ни будь другому: создателям раз­влечений, идеологиям, «потомственным магам», гадалкам, ве­щам... или наркотикам.

Если задуматься, то выяснится, что фразы: «Я не могу жить без Васи...», «Я не могу жить без водки...» или «Я не могу жить нор­мально, пока родители не купят мне автомобиль...» — это фразы, которые пытаются придать Васе или водке характеристику смыс­ла жизни — наделить и Васю, и водку свойствами Бога и вручить им ответственность за самого себя.

То, что описано в главах о глупости и развлечении, и есть меха­низм, порождающий дьявола в человеческой душе.

Дьявол (с древнегреческого — клеветник) или сатана (с древ­нееврейского — противник, подстрекатель) — всего лишь мета­фора, мифологический образ. Но этот образ крайне устойчив и встречается в мифах всего мира, а это значит, что эта мифологема или метафора, приобретшая в наших умах живые, сущностные, субстанциональные черты, человечеству необходима.

Для чего людям нужны метафоры, вообще?

Для того чтобы понять что-то важное про самих себя.

Ощущение серости и монотонности обыденной жизни и желание прорваться сквозь нее к счастью или гениальности свойственны не только отдельному человеку, но и обществу. Есть ли в обществен­ной жизни аналог «точки Розанова» или прорыва к гениальности?

Конечно есть. Существуют периоды нашей жизни, когда само общество разрешает своим членам «сузить общественную ворон­ку». Времени, разрыва континуума обыденности мы называем праздниками и ждем их с нетерпением именно потому, что во вре­мя праздника мы позволяем себе войти в иную форму бытия.

Ощущение праздника максимально близко к ощущению сча­стья, за праздничным столом или во время праздничных шествий и гуляний мы можем, наконец, почувствовать себя богатыми и всемогущими, совершенными и бессмертными. Современный человек очень часто называет это чувство «быть не хуже других». Мы накапливаем деньги для того, чтобы во время праздника ра­дикально превзойти нормы и стандарты нашего повседневного бытия. Мы готовы тратить деньги на бессмысленные подарки и немыслимое количество еды и выпивки, большую часть которых так никто и не сможет поглотить.

Праздник — это состояние, не имеющее отношения к целе­сообразности, разумности, необходимости и... безопасности (как мы с вами видели в предыдущей главе). Со стороны праздник всегда выглядит как психическая болезнь, как нарушение нормы. Праздник всегда на грани или за гранью, он находится по дру­гую сторону нормы и патологии. Праздник — это коллективный транс, в котором становится возможным все.

Человеческое поведение на празднике это всегда отрицание правил и норм. Праздник это суд повседневного бытия, его отри­цание и приговор. Во время праздника мы дискредитируем, сни­жаем, переворачиваем общепризнанные ценности. Королем на­ших праздников является анекдот, очень часто грубый, «плоский» и почти всегда политический, опровергающий то, что общепри­нято в данный исторический период в жизни страны.

Обратите внимание: во время праздника практически все мы чувствуем, что это необходимо, поскольку праздничное пере­ворачивание ценностей — это их проверка на истинность. Если ценности не выдерживают подобного испытания на прочность, значит, они с самого начала были ложными.

Впраздникичеловекотпускаетсебянасвободу.онуходитвсвобод-ньшпоискновогобытия,поэтомулюбойпраздник--это<<праздник непослушания»: детское озорство, а порой и хулиганство являют­ся попыткой проявления индивидуальности, которая противопо­ставляет себя серьезности и обыденности повседневного мира.

Для взрослого человека смешение времени праздника и вре­мени будней недопустимо. Ребенок склонен всеми доступными средствами в любой момент времени превращать свое бытие в праздник, то есть в игру.

«Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Матф. 19, 14).

Праздничный мат, беспричинный и безадресный, можно оце­нить как отрицание всей опостылевшей реальности, то есть как по­следнюю попытку человека, разучившегося играть, отринуть все, от чего он зависел и прорваться к смыслу собственной жизни — к смыслу, не обусловленному его повседневным существованием.

Праздник—это стихия игры. Попытки «прорыва» делают празд­ник опасным для устойчивости общественных норм — ведь боль­шинство норм современного общества это нормы искусственные. Они не выдерживают праздничного «испытания на прочность». Поэтому общественные лидеры (разумеется, каждое общество достойно своих лидеров) пытаются подменить праздник развле­чением. Еще бы! Ведь только они знают, как надо развлекаться...

Но, как это ни печально, лидеры оказываются правы, потому что в любой момент праздника возможен бунт. Искренне играя или празднуя, человек уже бунтует — бунтует против всего старого, от­жившего, надоевшего. Праздник это проявление нетерпимости к несовершенству социального бытия, отрицание власти профанного мира, отказ повиноваться чужой воле, так как любой приказ во время праздника кажется преграждающим путь счастью и свободе.

Поэтому праздник приветствует поведение, «неприемлемое в общественных местах». Почему-то наши праздники всегда ока­зываются на грани преступления. Сам праздник — это уже пре­ступление — переступание через все одобряемое, рекомендуемое или общепринятое. Праздник — это преступление против самоу­веренной дури социального мира: против мнимой самодостаточ­ности социальной реальности. С точностью до наоборот, отсюда следует, что и всякое преступление, в некотором смысле — празд­ник. Преступление это естественное следствие желания быть ма­гом, того, что в первой главе мы назвали счастьем. В основе пре­ступления лежит все та же мысль: «хочу, чтобы у меня все было, но ничего мне за это не было». Или: «все должно быть по-моему».

Мы все знаем по опыту: в неумолимой логике празднования Дня десантных войск преступление неизбежно. Столь же неиз­бежным оно стало в дни празднования побед футбольных команд.

В потенциально преступный момент апофеоза или «апофигея» праздничной игры метафора сатаны и становится жизненно не­обходимой человеку.

Кто-то или что-то должно остановить заигравшегося.

В пределе ощущения счастья, то есть все той же гордыни и са­мовластия, перед внутренним взором должен возникнуть мрач­ный угрожающий образ того, в кого человек пытается превра­титься. В миг преступления становится абсолютной реальностью мысль Св. Григория Нисского: дальнейшая жизнь преступника грозит превратиться в небытие.

Как ни странно, мы можем привлечь этот же образ, для того чтобы понять, что происходит с нашим представлением о счастье. Праздник становится преступлением из-за нашего желания стать магами, то есть манипулировать реальностью, в соответствии с собственными прихотями. В глубине этого желания скрывается представление о мире сатаны. Если я в своем самовластии хочу манипулировать миром, это значит, что я чувствую мир, как не­что механическое, чужое и враждебное. Только с таким миром можно делать все, что заблагорассудится.

Это чувство превращает праздник в оргию. Подобное представ­ление о счастье говорит о том, что человек, мечтающий о нем, ни во что не верит, никому не доверяет и не уверен в себе самом. Он не уверен в том, что его личность представляет собой хоть какую-то ценность, потому что нуждается в доказательстве своего пре­восходства. Он не верит в свои силы и чувствует себя песчинкой, потерянной в страшном и чуждом мире. Такой человек не может верить в целесообразность и разумность мироздания. Свое при­звание или свой долг он начинает воспринимать как страдание или наказание. Этот набор чувств и есть результат убийства Бога в душе.