Солнце и тень

В День благодарения 1984 года мы с Джорджем встретились и долго плодотворно беседовали, сравнивая наши взгляды на осознаваемое сновидение и накопленные переживания. Он поведал мне длинный сон, который увидел около года назад — то был самый прекрасный и волнующий из всех осознаваемых снов, которые ему доводилось видеть. Вот что он рассказал:

Я вхожу в большой старинный особняк. Это затейливое многоэтажное здание с множеством помещений. Оно обставлено прекрасной мебелью и производит очень изысканное впечатление. Проходя по коридору, вижу на стене зеркало; перед ним стоит незнакомая мне женщина. Глядя в зеркало, вспоминаю свой давний разговор со Стивеном Лабержем и внезапно обретаю осознаваемость. Как-то наяву беседуя с доктором Лабержем, Джордж обсуждал с ним свое неосуществленное желание встретиться в осознаваемом сновидении с Иисусом и поговорить с ним. Лаберж предложил Джорджу для начала смотреть на себя в зеркало, чтобы вызвать осознаваемость, а потом, в последующем сновидении, создать желанную встречу с Иисусом. «О, да это осознаваемое сновидение!» — говорю я себе. Гляжу в зеркало, но отражение расплывается, хотя и можно предположить, что это действительно я. Мне очень хочется изучить себя повнимательнее, заглянуть себе в глаза, в душу. Но чем больше я усердствую, тем мутнее становится зеркало. Тогда я пытаюсь мысленно очистить его, думая про себя: «Хочу, чтобы зеркало стало чистым» [49]. Но и на этот раз, чем больше я стараюсь, тем мутнее становится зеркало. Наконец я говорю себе: «Ладно, забудь об этом!»

Смотрю на стоящую рядом с зеркалом женщину и думаю: «Не хочу, чтобы здесь была она, пусть вместо нее будет Линда [50], — и с этой мыслью женщина превращается в Линду.

Я говорю Линде: «Это осознаваемое сновидение, и я хочу выйти на улицу сквозь стену». Подхожу к стене и пробую ее рукой, чтобы посмотреть, смогу ли я пройти сквозь нее. Убеждаюсь, что смогу. Прохожу сквозь стену и, обернувшись, жду, когда пройдет Линда. Но у нее ничего не получается. Тогда я возвращаюсь — снова сквозь стену, — беру Линду за руку и тяну за собой.

Теперь мы в типичном жилом квартале Сан-Франциско — идем по тротуару, поднимаясь в гору. Мы идем по левой стороне улицы, и Линда начинает подпрыгивать, весело и игриво как ребенок, возбужденно приговаривая на ходу: «Мы во сне! Мы во сне! Мы во сне!» От ее веселья у меня на душе тоже становится радостно.

Впереди, на правой стороне улицы мы видим концертный зал и решаем зайти. Когда мы начинаем подниматься по ведущей к залу лестнице, я говорю Линде:

«Подожди минутку. Это же осознаваемое сновидение — значит, нам не нужно взбираться по лестнице. Можно просто взлететь!» И мы, минуя ступеньки, влетаем в зал. Зал наполовину пуст, на сцене идет спектакль. Мы поднимаемся по лестнице, чтобы найти места и посмотреть представление. Со своего места нам навстречу поднимается какой-то мужчина и умышленно, с вызывающим видом загораживает нам дорогу. «Это осознаваемое сновидение, — говорю я себе, — поэтому не будет никакого вреда, если я дам этому парню по яйцам». Бью противника ногой в пах, и он с воплем сгибается пополам [51]. Мы продолжаем подниматься по лестнице. Добравшись до самого верха, решаем не оставаться на спектакль и выходим.

Теперь мы в деловом квартале, вдоль улицы тянется множество магазинов. Все они закрыты. Идя по правой стороне улицы, заглядываем в один из магазинов — это художественный салон. На стенах развешены картины. Вижу статую, расположенную на невысоком пьедестале, ее окружает декоративная ограда. Говорю Линде, что хочу войти внутрь и осмотреть скульптуру. Вхожу прямо сквозь окно и очень внимательно изучаю статую. И тут вспоминаю: «Ведь я всегда хотел в состоянии осознаваемости побеседовать с Иисусом». Сажусь и принимаюсь медитировать, используя те же приемы, которыми обычно пользуюсь при медитации. Начинаю испытывать те же переживания, которые бывают у меня в состоянии глубокой медитации: воспоминания о прежних рождениях [52] и о прежних жизнях с Линдой. Тут я вспоминаю про Линду и говорю себе: «Постой-ка! А Линда-то сумела войти сквозь окно?» Открываю глаза и, выйдя из медитации, оборачиваюсь. Разумеется, Линда не сумела проникнуть внутрь. Встаю и подхожу к окну. Высовываюсь наружу и пытаюсь протащить Линду сквозь стекло. В этот момент я теряю осознаваемость и возвращаюсь в обычное сновидение. Через несколько мгновений просыпаюсь.

Я получил огромное удовольствие, расспрашивая Джорджа об этом сне, — главным образом потому, что он рассказывал о нем с колоссальной энергией и страстью, а также из-за множества богатых и разнообразных переживаний, которые в нем содержатся. Я спросил Джорджа, как он использовал это сновидение в жизни наяву, и он сразу ответил, что никак его не истолковал. Меня это не удивило: очевидно, этот сон, как и множество других осознаваемых сновидений, вывел сновидца на уровень, превышающий всяческие истолкования. Джордж сказал, что этот сон важен, прежде всего, тем, что пробудил у него аппетит к осознаваемым сновидениям — просто потому, что подарил такие дивные переживания. Сон стал удивительным показом величайших сокровищ его жизни: в нем присутствовала его любимая женщина, действовала творческая сила мысли, даже его решимость встретиться и поговорить с Иисусом тоже стала частью сна. Общий дух и настроение сна отличались восхитительной игривостью.

Джордж сказал мне, что за последние несколько лет у него было около дюжины осознаваемых сновидений. Проработав со снами много лет, он теперь взял за обычай записывать только осознаваемые сны, потому что их качество значительно выше, чем у обычных сновидений. Сейчас он легко может увидеть разницу между двумя этими разновидностями сновидений по степени их красоты и радости, и, разумеется, склоняется в пользу тех снов, которые приносят ему максимальную радость и удовольствие. Он сказал, что для него работа со снами стала очень походить на еду за шведским столом. Всякий раз, приходя на шведский стол, он пропускает изобилие хлебных изделий, потому что хлеб может в любой день съесть дома. Оказавшись же перед разнообразием изысканных экзотических блюд, он выбирает только самые соблазнительные деликатесы и насыщается ими с огромным удовольствием. Осознаваемые сновидения стали для него чем-то вроде нектара богов, райской пищи, которой естественно ищет и страстно жаждет человеческая душа.

Джордж сказал мне, что в осознаваемых сновидениях часто занимается медитацией. Меня это не удивило: ведь медитация составляет очень важную часть его жизни уже почти пятнадцать лет. Сам он считает, что такое сочетание духовных практик в конечном итоге принесло ему огромную пользу. По его ощущению, обе естественно перетекают одна в другую, взаимно расширяя и питая друг друга. Его медитации обогащают осознаваемые сновидения, а осознаваемые сновидения определенно обогащают медитации наяву. По сути, Джордж утверждает, что для него главная ценность осознаваемого сновидения заключается в углублении качества и яркости медитаций. В качестве примера он привел другой короткий осознаваемый сон, посетивший его почти одновременно с первым.

Какое-то время сплю, после чего осознаю, что нахожусь во сне. Вспомнив, что хочу повидаться с Иисусом, сажусь и погружаюсь в медитацию. Сосредотачиваюсь на макушке головы, на теменной чакре. Вдруг чувствую, что не Иисус приходит ко мне, а меня властно и неудержимо влечет к Нему. Возникает ощущение головокружительного полета, будто меня выбросило из вселенной с невероятной, неописуемой скоростью. Продолжаю нестись в космосе. Ощущение скорости становится настолько сильным, что я просыпаюсь.

Когда Джордж проснулся, было около четырех часов утра. Лежа в постели, он продолжал чувствовать в своем физическом теле точно такое же ощущение энергии, какое было у него в осознаваемом сновидении. Он удивился, обнаружив такой «перенос энергии» из тела сновидений в физическое тело. (Патриция Гарфилд рассказывает о похожих случаях в своей книге «Путь к блаженству», и у меня тоже было множество подобных переживаний.) Такой перенос энергии может возникнуть и при обычном сновидении, но когда его источником является осознаваемый сон, сила его часто бывает чрезвычайно велика. Еще Джордж сказал, что сразу же после сна, неподвижно лежа в постели, провел краткий эксперимент с этими переживаниями. Он закрыл глаза и снова испытал прежнее ощущение стремительного полета сквозь галактику все с той же невероятной скоростью. Несколько минут он экспериментировал с этим ощущением — продолжая лежать неподвижно, он то открывал глаза, то снова закрывал. И каждый раз при этом он ощущал, как изменяется направление и характер движения энергии. Сама энергия ощущалась как большое поле конусообразной формы — расположившись над ним, оно гигантским водопадом спускалось прямо ему на голову. Это переживание, продлившееся всего минуты три-четыре произвело на Джорджа неизгладимое впечатление. Он признался, что до сих пор не уверен, как его воспринимать, хотя и убеждал меня, что оно было совершенно поразительным и надолго врезалось ему в память.