Дневник «Канатного плясуна»

«Так вы можете ничего не делать, раз все и без вас продолжается?» — спросил я тех, кто именовал себя чернью.

«Ничего не делать — то признак мудрости, мы же чернь, нам не дано!» — так отвечали мне люди, которые называют себя чернью и живут подле гор, которые показались мне от слов этих еще более одинокими.

Дано человеку жить, но одни полагают, что это бессмысленно, другие — что неизбежно. Да, трудно кого-то из них назвать человеком, они больше похожи на чернь!

Эгоист светится, самим Собой Других освещая, но не было таких в месте этом, где даже горы кажутся одинокими! Воистину, холодный ветер дует нам с юга!

Одинок ли ты, друг мой милый, или ты светел?

Твой Заратустра.

Оксфорд

«Здравствуй, друг мой! Пишу тебе из города, где даже овцам запрещено умирать, — так боятся за жизнь свою люди в местечке этом!

Странный город посетил я: здесь всякий норовит натянуть на себя шелковую мантию, покрыть голову четырехугольной шляпой, что увенчана кисточкой, и сказать вслед за этим: «Мир — это лаборатория!»

В городе этом показали мне овцу, что не умерла, но обрела жизнь вечную. И увидел я, что не овца это, а копия копии. Но говорили мне люди с кисточками: «Это та овца, только вторая такая же!»

И дивился я словам их: ибо не ясно мне, «та» или «такая же». Но не слушали меня лаборанты жизни и говорили мне: «Что ты путаешь нас, Заратустра! Разве не видишь ты, что победили мы смерть?!» И я смеялся в ответ им, рассказывая притчу о тарантуле:

«Было на свете две справедливости, но одна глуха была, а другая слепа. И пошли кумушки в гости к тарантулу.

Но слепая справедливость ямы тарантула не разглядела и потревожила сон его. Он же, проснувшись, зол был, ибо несправедливо будить того, кто не хочет вставать по собственной воле, и укусил тарантул слепую справедливость, запустив ей под кожу едкого яда из своего жала. И стала слепая справедливость извиваться, словно паяц на ярмарке, и лицо ее искажено было предсмертными судорогами.

Но глухая справедливость не слышала ужасного крика слепой подруги своей и приняла судороги лицевых мышц ее за улыбку, а пляску агонии — за радость танцующего тарантеллу. И решила она тогда тоже приласкать рукою тарантула, ибо чудилась несправедливость ей в том, что сестра ее радуется, а она — нет.

Еще пуще прежнего рассердился тарантул: «Что ж она — зрячая, а не видит того, что я зол!» — и укусил глухую справедливость прямо в палец, протянутый ею для ласки. Справедливость восторжествовала!

И теперь ответьте мне, друзья мои, справедлив ли тарантул?»

Жизнь — вот высшая справедливость, и нет другой. Остальные глухи, слепы и злы по сравнению с ней, а потому — глупы и безумны. Кто решился обмануть жизнь, самого себя обманет он прежде всего.

Смерть для жизни — повод родиться заново! Что же лишаете вы жизнь радости ее рождения? Вечное — скучно, и лишь конечное живо, ибо ценит дарованное. Неужели же жизнь свою хотите сделать вы скучной?

Нельзя изменить что-то, чтобы при этом все остальное не изменилось. И потому я говорю вам: «Побеждая смерть — вы множите смерть. И в стремлении вашем жизнь сохранить гонитесь вы за смертью. Ну так знайте же, что вы ее поймаете!»

Одно отрицая, на самом деле другое отрицаете вы, а то, что отрицали вы из страха своего, — то и станет для вас единственно существующим. Вот почему жизнь ваша стала теперь смертью, ибо начали вы жизнь свою с отрицания смерти и боролись вы с ней ради нее самой!

«Не тарантул покусился на вас, но вы напали на тарантула малого, ибо все вам мало! Вот и погубил он обидчиков. Многого хотели вы, слова "Довольно!" не знающие, и потеряли всё. А хотели бы малого, то обрели бы желанное, а значит, больше даже, чем многое.

Хотели победить вы смерть, ибо смерть ваша безраздельно над вами властвует и понукает сердца пугливые посредством страха вашего. Но не хотели вы признать слабости своей, страшащиеся, ибо еще вы и гордецы! Требовали вы себе равенства, но нет равенства в жизни, а потому уравняли вы себя в смерти!

И перед кем же теперь ищете вы равенства своего, если не перед самими собою? А если только перед собой вы равенства ищете, разве не есть это неравенство? А коли так, то есть ли равенство само по себе?

Иллюзия реальна лишь в смерти, ибо она сама иллюзорна, в жизни же нет иллюзии, в ней вы ее не найдете, в ней вы ее не спрячете. Так, созидая иллюзию, вы творите смерть вашу!

Не мстит тарантул вам, и не надейтесь! Он действует. Просто! Не устанавливает он равенства для всех в смерти, но хочет жить сам! Не верит он справедливости, но не потому, что зол, а потому, что устал от нее!

Вот почему говорю я вам: "Уж лучше б были вы тарантулами, чем пророками несуществующего, обманщики, самих Себя обманувшие!" То-то похожи вы на летучих мышей в магистерских своих одеяниях!

Нет, птицы и тарантулы милее мне тех, кто притворяется птицею и тарантулом, ибо знаю я, что имеют они право, а вы тащите на себя одеяло! Забавно же звучит ваше: "Справедливо!"

Смотрите, овца ваша уже объедает лавр с венков ваших — вот она справедлива!»

Так говорил я тем, кто справедливости ради даже овце запретили умереть, думая при этом: «Не досталось мне жизни, так и ты, овца, смерти своей не получишь!»

Пытаешься ли ты все еще побороть смерть или решил уже все-таки жить, друг мой? Поторопись, ибо у тебя одна жизнь!

Твой Заратустра.

Стокгольм

Привет из города, где даже мудрецы обласканы, шлет тебе Заратустра!

Вот думал я, сколь сочетается мудрость с народной славой, и не является ли слава эта проклятием для мудреца? Думал я и не нашел ответа на вопрос свой, ибо не знаю я, что такое народ.

Народ — те это, кто представляют народное мнение, или же те, чье мнение они представляют? Не кажется ли тебе, что народ безгласен и можно представлять его потому лишь, что нет его вовсе?

Кто же тогда те, кто говорит от народа, если не лицедеи и обманщики? Хорошую же мудрость способны воспеть такие представители! Вот почему говорю я: «Бойтесь мудрецов, призываемых властью, — они утверждают иллюзию!»