Солнце и тень

Размышляя над этой серией снов, я вспомнил одну историю, которую услышал десять или двенадцать лет назад от Баба Рам Дасса — то был пересказ легенды из жизни Будды. Согласно этой легенде, Будда, достигнув просветления, однажды вспомнил десять тысяч своих прежних рождений. Кроме того, он вспомнил каждую мельчайшую подробность каждого из этих рождений и до конца понял их взаимосвязь и взаимовлияние в общей кармической картине своей жизни. Все годы я не особенно верил в эту историю и даже не знал, как к ней относиться. Теперь, после переживаний, полученных во время просмотра серии из шести осознаваемых сновидений, я вспомнил об этой легенде и задумался. Может быть, благодаря осознаваемому состоянию я увидел еще один проблеск совершенных способностей которыми наделен человек? Может быть, в этой легенде о Будде есть доля истины? То, что когда-то казалось невозможным, теперь воспринималось всего лишь как поразительное. В очередной раз я наблюдал, как пошатнулись и рухнули кое-какие мои старые представления о человеческой психике.

Проснувшись после этой серии осознаваемых сновидений, я записал только первый сон, потому что был совершенно ошеломлен этим новым для себя феноменом осознаваемого состояния и обилием материала, содержавшегося во всех шести снах. Я назвал этот сон «Величавая гора». На мой взгляд, его тема и образы гармонично сливаются с метафорой пиков и долин, к которой я часто прибегаю, говоря о своем эксперименте.

ВЕЛИЧАВАЯ ГОРА

1 июля 1983 года

Иду один по проселочной дороге. Дорога хорошо заасфальтирована, но немного узковата. Она живописно вьется среди холмов и долин, поросших сочной зеленой травой и красивыми деревьями. Внезапно осознав, что я во сне, решаю полетать. Чувствуя восторг от вздымающейся во мне энергии осознаваемости, легко отталкиваюсь от асфальта и лечу, следуя изгибам дороги. Вижу, как навстречу мне в воздухе плывет девочка лет десяти-двенадцати. На ней ярко-красная вязаная кофточка и синие джинсы. Поравнявшись с девочкой, быстро протягиваю руку и ловлю ее, обхватив за талию. Подталкивая незнакомку перед собой, начинаю в шутку бороться с ней. Сразу понимаю, что девочке моя игра не по нраву, и отпускаю ее. Она улетает с безразличным, равнодушным видом, будто ничего не случилось.

Вижу далеко впереди красивую высокую вершину, увенчанную снегом, и направляюсь прямо к ней. Эта гора — очень заметный ориентир, возможно, потухший вулкан — очень величаво высится над другими окружающими ее вершинами. В полете сильно сосредотачиваюсь на ней. Вдруг она исчезает из вида, и я совершенно теряю ориентировку. Резко поворачиваю влево и вижу небо, все в темных сероватых тучах. В их оттенке есть странная красота и одновременно что-то зловещее. Вижу одинокую черную птицу, похожую на ворона, летящую на фоне темно-серых туч. Полностью сосредотачиваю внимание на птице и лечу по направлению к ней. По мере того, как я приближаюсь к ней, птица становится все больше, и я понимаю, что для ворона она слишком велика. Думаю, что это может быть за птица, и тут она исчезает. Меня снова охватывает кружащее голову смятение, и я начинаю медленно опускаться на землю. Мало помалу осознаваемость тает, и постепенно картина сновидения исчезает из вида. Я впадаю в обычный сон.

Для меня величавая гора символизировала давнюю цель — развитие осознаваемости, и этот сон напомнил мне о том, что есть множество причин, по которым можно легко отвлечься и сбиться с пути. Ко времени, когда у меня случился этот сон, я то и дело прерывал регулярный процесс работы книгой, главными образом, из-за многочисленных домашних дел, которые, как я считал, требовали моего времени и энергии. Эти перерывы вызывали во мне сильное внутреннее противоречие и беспокойство. «Кто была девочка из сна?» — спрашивал я себя. — «Что она символизировала?» Для ответа на этот вопрос я решил воспользоваться применяемым в гештальт-терапии методом диалога — это активный и сознательный процесс фантазии, когда сновидец ведет воображаемый диалог с каждым из главных символов сна. Я спросил девочку, кто она такая. «Всего-навсего очередное пустяковое отвлечение», — ответила она. Девочка летела в направлении, противоположном моему, и совершенно не хотела, чтобы я хватал ее и играл с ней. Она хотела, чтобы я, не обращая на нее внимания, позволил ей пролететь мимо и продолжал следовать своим курсом по пути, который проложил для меня сон. Во сне она была безразлична — пустое отвлечение, лишенное истинной страсти. Как я расстался с ней во сне, точно так же мне нужно было расстаться с некоторыми людьми, местами и ситуациями, которые не несли в себе ни волнения, ни радости, нужно было перестать вкладывать в них энергию и, конечно же, не позволять им притягивать себя.

Что представляли собой зловещие темные тучи? Поразмыслив, я понял, что они символизировали ряд тревожных и гнетущих ситуаций, которые уже успели чрезмерно завладеть моим вниманием, отвлекая меня от главной дели — величавой горы, источника вдохновения для осознаваемых снов.

Самая серьезная из этих «грозовых» ситуаций назревала уже некоторое время. Года полтора назад Чарлин и меня вместе с шестью или семью другими участниками назвали в числе ответчиков в судебном иске о нанесении личного ущерба, который возбудила одна из моих пациенток. Эта женщина, судьба которой тогда меня очень беспокоила, попала в трагическую ситуацию. Она серьезно пострадала, едва не погибла в дорожном происшествии рядом с моим офисом. К несчастью, в то время у нее не было медицинской страховки, чтобы покрыть огромные расходы на многочисленные операции и сложные медицинские процедуры, которые последовали за этим происшествием. Поскольку у сбившего ее водителя страховки тоже не оказалось, моя пациентка и ее муж скоро оказались в отчаянном финансовом положении. Хотя мы с Чарлин были убеждены что не несем за этот случай никакой ответственности, адвокаты пострадавшей втянули нас в судебный процесс, и нам приходилось тратить массу времени и энергии, чтобы доказать свою невиновность. Этот процесс, долгий и изматывающий, в ходе которого мы были вынуждены отвечать на вопросы следователей, беседовать с адвокатами и давать показания, тянулся уже почти два года и отнимал у меня огромное количество творческой энергии. К тому же он наполнял меня чувством беспомощности и ярости по отношению к нашей системе правосудия, которая позволяет адвокату, представляющему клиента в иске о нанесении личного ущерба, называть людей ответчиками, не имея для этого никаких законных оснований. Выражаясь простонародным языком, этот судебный процесс превратился в процесс поиска «толстосума», и в нашем конкретном случае одним их таких «толстосумов» оказалась наша страховая компания.

Моя реакция на весь этот изматывающий процесс была очень острой: здесь были и возмущение, и обида, и чувство, что меня предали, и ярость, и бессилие, и уныние. К тому времени, когда нам был предъявлен иск, я был уже измучен сильнейшим давлением, как внешним, так и внутренним, которое мне пришлось выдержать в этой истории. Теперь процесс стал еще одним фактором, вызывавшим стресс и исходившим от мира, который, казалось, все глубже погружал нас с Чарлин в состояние опустошенности, смятения и потери ориентиров. Кроме того, я знал, что я не справляюсь со всем этим так, как мне хотелось бы. Позже, оглядываясь на все в ретроспективе, я понял, что это «судебное надувательство» стало еще одним драматическим примером того, что в этот период моей жизни вселенная обращалась ко мне с таким главным призывом: «Кен, воспрянь и борись! Воспрянь и мобилизуй всю агрессивную энергию, которая тебе подвластна, чтобы защитить свою душу от любой атаки, откуда бы она ни исходила и в какой бы облик ни принимала!»

Один из самых загадочных символов в «Величавой горе» — большая черная птица, которая в конце стала крупнее вороны. По мере того, как я размышлял о ней, она стала символизировать мою потребность сосредоточиться скорее на земной силе и, в частности, стала еще одним символом созидательной агрессии, используемой в качестве самозащиты. Ситуация с беднягой-пациенткой представила мне новую возможность мобилизовать эту важнейшую конкретную разновидность силы. Я понял, что вынужденное участие в судебном процессе превращается для меня в круговорот и сумятицу борьбы, через которую я должен пройти, потому что другого выбора у меня нет. Поначалу, когда меня впервые вызвали в суд, я по своей мягкости и добродушию отнесся к этому делу с излишним терпением и пониманием. Моя пациента попала в беду, и я проникся к ней жалостью и сочувствием. Однако через восемь месяцев, когда нам вручили повестку и в длинном списке ответчиков я обнаружил наши с Чарлин имена, столь неожиданный поворот событий поверг меня в смятение и совершенно выбил из колеи. Внезапно я попал в очень сложную ситуацию. Пациентка, которой я оказывал всяческую поддержку, — сначала во время сеансов психотерапии, потом на протяжении тяжелого периода, последовавшего за несчастным случаем, — неожиданно выступила против меня, и я не знал, как строить наши отношения дальше. То был час, когда я определенно нуждался в том, чтобы употребить «земную силу» так, как я никогда до сих пор прежде не делал.