Сексуальные преступления. Чикатило и другие

—  грубость, зачастую переходящая в жестокость; цинизм, отсутствие чувства стыда, неуважение и потребительское отношение к окружающим, эгоизм;

—  крайний примитивизм во взглядах на взаимоотношения полов, сводящий их к физиологическому акту;

—  взгляд на женщину как на низшее существо, призванное служить мужчине орудием полового наслаждения;

— отсутствие сострадания к женщине, нежелание и неумение сопереживать ей;

—  разнузданность, не признающая никаких преград на пути к удовлетворению полового влечения, которую некоторые из насильников даже расценивают как элемент «ультрасовременности».

Наши исследования также подтверждают наличие подобных черт в большей степени у насильников молодого возраста, но следует признать, что это внешние, так сказать, бросающиеся в глаза признаки. Знание о них ни в коем случае не содержит ответа на вопрос о главных причинах столь опасных преступлении. Действительно, человек может очень цинично относиться к женщине, не уважать ее и все контакты с ней сводить к физиологическому акту, но тем не менее никогда не решится на сексуальное насилие, даже если может рассчитывать на безнаказанность.

Выборочные исследования у нас в стране и за рубежом показывают, что среди виновных в изнасилованиях больше представителей низших социальных слоев и низших групп среднего социального слоя, а также лиц с дефектами социализации. Нарушенные семейные связи, трудности и неуспехи в школе, проживание в специальных подростковых учреждениях, непринятие необходимых воспитательных и лечебных мер характерны для условий жизни насильников.

Интересные сведения о личности и поведении виновных в изнасилованиях получены А. В. Астрашабовым. Он осуществил сравнительный анализ данных их выборочного анкетного опроса, проведенного в 1983 г. и повторенного им в 1988 г. Сравнение оказалось достаточно информативным в плане уяснения изменений, происшедших среди этой категории преступников.

Так, за этот период времени в полтора раза увеличилось число тех, кто совершил изнасилование недалеко от места жительства и во столько же раз уменьшилось число тех, кто совершил это преступление вдали от места своего проживания. Это позволяет сделать вывод о наличии тенденции к совершению данного преступления в "границах района своего проживания. При этом под районом следует понимать не административно-территориальную единицу, а субъективную оценку физических границ своего поведения, действия внешнего социального контроля. Следствием этого является тот факт, что доля знакомых насильнику жертв составила 73%, а незнакомых только 27%. При опросе в 1983 г. эти цифры составили соответственно 52 и 48%.

По сравнению с 1983 г. число работавших до совершения преступления насильников увеличилось в 2 раза. Во столько же раз возросло количество тех, кому денег вполне хватало на ежедневные расходы и на то, чтобы «прилично» одеваться. Заметно больше стало тех, кто часто менял место работы для того, чтобы зарабатывать.

Для практического решения задач исправления осужденных за изнасилования представляют интерес данные, полученные А. В. Астрашабовым об их адаптации к условиям мест лишения свободы. Как показывают результаты анкетного опроса в 1988 г., 24% осужденных считают, что для этого им достаточно одного месяца. В 1983 г. так думало 66% опрошенных, т. е. почти втрое больше. Эти данные можно рассматривать как свидетельство роста затруднений в установлении межличностных связей, адаптации в среде преступников в местах лишения свободы. В этом убеждает и тот факт, что хорошие взаимоотношения с осужденными, находящимися в исправительно-трудовой колонии, в 1988 г. складывались только у каждого второго осужденного за изнасилование, в то время как в 1983 г.— у трех из четверых опрошенных. Характерно, что 4% респондентов считают, что у них ни с кем из осужденных не может быть хороших отношений. В 1983 г. таких было очень мало. Еще более ярко этот момент подчеркивает то, что каждый третий опрошенный из рассматриваемой категории осужденных отмечает отсутствие друзей в колонии, тогда как в 1983 г. таких было весьма незначительное количество.

Надо сказать, что в целом насильники отнюдь не являются изгоями среди других преступников, а многие даже чувствуют себя героями. Другое дело, если их жертвами были дети, особенно собственные. В этих случаях санкции следуют сразу же, таких осужденных подвергают сексуальным издевательствам, побоям, постоянно унижают и оскорбляют. Они занимают самое презираемое положение в сообществе осужденных, и ярлык отверженного прикрепляется к ним навсегда.

Особый интерес представляет отношение насильников к собственным преступным действиям, точнее — какую позицию они занимают в ходе расследования. Некоторые данные по этому вопросу получены С. В. Виноградовым.

В начале предварительного следствия полностью признавали свою вину в совершении изнасилования и подробно рассказывали о содеянном обвиняемые лишь по 59% уголовных дел, а по остальным делам они отрицали совершение инкриминируемых им деяний. Все разнообразие защитительных позиций, занимаемых обвиняемыми, можно разделить на семь групп:

1) большинство обвиняемых (45%) утверждали, что половой акт был добровольным;

2) по 20% дел обвиняемые, отрицая совершение полового акта, пытались объяснить повреждения, имевшиеся у потерпевшей и на ее одежде;

3) по 14% дел допрашиваемые, признавая встречу с потерпевшей во время, близкое к моменту преступления, отрицали совершение в отношении ее каких-либо сексуально окрашенных действий;

4) по 7% дел обвиняемые признавали, что предлагали потерпевшей совершить половой акт, «приставали» к ней, но потом отказались от этого намерения;

5) по 5% дел обвиняемые признавали, что были на месте происшествия, но утверждали, что не общались с потерпевшей;

6) по 7% дел обвиняемые выдвигали алиби;

7) обвиняемые вообще не вступали в контакт со следователем либо отказывались давать показания по существу дела (2%).

Специальное изучение нами этого вопроса показало, что на момент отбывания наказания около 60% осужденных за изнасилование не признавали себя виновными. Особенно это характерно для тех мужчин зрелого возраста, которые изнасиловали несовершеннолетних, почти для всех осужденных за изнасилования малолетних девочек, дочерей и женщин преклонного возраста. Подобное отношение к содеянному обусловлено не только боязнью резко отрицательных оценок других осужденных, весьма возможных унижений, «отвергания» с их стороны. Думается, что это связано с потребностью насильника выглядеть в собственных глазах лучше, чем на самом деле. Такая оценка постепенно (а они обычно отбывают длительные сроки наказания) становится устойчивым образованием, прочно закрепляется в психике насильника, выполняя субъективно-защитные функции. Убежденность в этом тем стабильнее, чем раньше она сформировалась, например в самом начале предварительного расследования.

У многих насильников, как показывают беседы с ними, появляется почти искренняя уверенность в том, что, в сущности, они ни в чем не виноваты или их вина невелика, перенося ее на иные обстоятельства и особенно на самих потерпевших. Именно поведение последних звучит в рассказах многих осужденных за изнасилования в качестве основной причины их преступных действий. При этом виновность потерпевших ими усматривается и тогда, когда объектом сексуального посягательства были девочки 10—14 лет. Оказывается, и они могут выступать в роли коварных соблазнительниц. Например, Т., мордатый дядя 40 лет, самым роковым образом «пал безвинной жертвой» 13-летней девочки, которая с помощью гнусного обмана «затащила его в автомашину, увезла в лес и там заставила изнасиловать себя».

Разумеется, такое отношение к собственному преступному поведению не просто крайне аморально, но и существенно затрудняет исправление подобных лиц, повышает вероятность повторения насильственных сексуальных действий.

Мы хотели бы обратить внимание на то, что среди насильников заметна доля тех, кто имеет психические расстройства (в рамках вменяемости). Как правило, этим расстройствам не дается адекватная криминологическая оценка, и на практике очень часто совершение изнасилований, особенно в извращенной, жестокой, циничной форме, сексуальные покушения на малолетних и женщин преклонного возраста пытаются объяснить именно наличием психических аномалий. Нередко это звучит примерно так: «изнасиловал потому, что психопат». Подобные выводы представляются принципиально неверными. Прежде всего отметим, что наличие психических отклонений — лишь медицинский диагноз, сам по себе не объясняющий поведение полностью, поскольку не содержит указание на его мотивацию. Следовательно, необходимо психологическое объяснение, психологический анализ субъективных причин поступков с обязательным учетом нарушенной психики насильника. Известно, что множество людей с такой психикой не совершают никаких противоправных действий, и уже одно это свидетельствует о нефатальном характере психических аномалии.