Лики женщин (СИ)

Но у неё уже давным-давно, лет с 5, была другая, тайная жизнь. Она в общем-то и не помнила, как это получилось, как такая же 5-летняя девочка-соседка предложила ей посмотреть, что у них там, в штанишках; а потом они вместе изучали соседкиного братишку, который только-только начал ходить, прикладывались к нему своими пипулечками…Ничего, конечно, они не почувствовали, но разбудилось любопытство. Любопытство яростное, тревожащее, не дающее спокойно жить и спать. Она, как могла изучала, трогала себя, но ничего особенного от этого не получала.

Она каким-то чутьём поняла, что это нужно глубоко, тщательно скрывать от всех, особенно от мамы. Вот и получилась из неё такая смесь - внешне тихая, скромная, хорошо воспитанная мусульманская девочка, потом девушка, и такая бурная в своих внутренних ощущениях.

Никаких отношений с мальчиками не было, городок был маленький, и все новости и происшествия становились известными всем в одно мгновение, поэтому мамы и бабушки очень строго воспитывали девочек, чтобы, не дай Бог, не стать предметом пересудов.

В 13 лет она совершенно созрела биологически, полностью была готова к сексуальным отношениям и беременности, как это диктует госпожа Природа.

Раньше это признавалось и принималось мусульманской религией. Бабушка родила её мать в 13 лет, а прабабушку выдали замуж в 11 лет, она жила в семье так называемого мужа как все остальные дети, а её муж, на год старше её, знал, что получит доступ к ней, когда она закровит. Ждал он недолго. Девочки на юге созревают рано, в 11,5 лет она уже спала с мужем. Прожила она больше 100 лет, родила 11 здоровых детей и что по тем временам было уже совсем чудом, все были живы и оказались такими же долгожителями, как она сама.

И у Наргизы было всё нормально с её сексуальностью. Но теперь были другие времена и другие социально-правовые нормы поведения. Девушка считалась совершеннолетней в 18 лей. И тогда, до сексуальных революций, морально-нравственные нормы бдились ой как строго, и ни один мальчик в школе не имел права прикоснуться к девочкам, которые тоже ходили, играли, дружили только девичьими компаниями, а на мальчиков даже глаз поднять не смели. Так уж заведено было в провинциальном маленьком городке, где основная масса населения жила по строгим мусульманским правилам, но с поправками на светские законы.. По крайней мере, внешне.

По ней стал томиться Нурхон, тренер по борьбе, школьный учитель физкультуры. Она, конечно, никакого отношения к физкультуре не имела. И вообще девочки-мусульманки на уроки физкультуры ходили в длинных спортивных брюках, но поверх них обязательно должны были быть надеты платья. Тут родители девочек стояли насмерть и соглашались пускать девочек на физкультуру только в такой «форме».

Нурхон откликался каждой клеточкой тела на её яростное желание секса, прикрытое внешней скромностью. Он чувствовал, как она чуть в обморок ни падает от его случайного прикосновения.

Слава Богу, он оказался подходящим партнёром для неё: у него была нормальная семья- дети, жена, которая беременела-рожала-кормила-беременела… В 30 лет у него было уже 5 детей, и он решил, что этого достаточно. Одна приятельница – коллега по профессии - всё подшучивала над ним, а потом как-то подарила ему учебник по судмедэкспертизе с закладкой на теме «Установление отцовства». На самом научном уровне он получил необходимую ему информацию: женская яйцеклетка оплодотворяется в крайне короткий срок – на 9 день после начала менструации при 28-дневном цикле. Он очень обрадовался такому простому решению проблемы – иметь прекрасный секс без «резинок», как он называл презервативы, и регулировать деторождаемость. Он сам всё рассчитал, научил жену, и проблема нежелательной беременности просто исчезла.

При спортивном зале был маленький кабинетик учителя физкультуры: стол, стул, кое-какой спортивный инвентарь. Он никогда не закрывался, был доступен для школьников. Нурхон в начале урока делал перекличку по журналу, потом говорил:

- Наргиза, положи журнал на стол.

Она была старостой в классе, и ничего подозрительного в этом не было, а он приучал её к кабинету. Она вызывала у него интерес и какое-то необъяснимое чувство: его старшей дочери было15 лет, а этой – 13, и он невольно их сравнивал. «Пропадёт ведь, - думал он, чувствуя её темперамент. – Или влипнет в какую-нибудь историю со сплетнями, разборками, так называемой любовью, или искалечит свою сексуальность. Дочка тоже так мается, наверное. Что бы я хотел в такой ситуации дочке?». Хочешь - не хочешь, нравится - не нравится, а он приходил к неприемлемому для него выводу, что для девочек лучше всего нормальный секс, но без любви и без всяких последствий.

Он точно по её поведению зафиксировал её месячные, всё-всё рассчитал для безопасного секса, и месяц от месяца думал: «Вот сейчас бы можно…».

Наргиза чувствовала его присутствие всегда, ей не надо было видеть его глазами. Вся школа была другой, когда он был там: и уроки, и учителя, и ученики, даже неодушевлённые предметы – парты, столы, само здание. «Он здесь, он здесь, он здесь», - отсчитывал пульс.

Однажды ноги сами понесли её в спортивный зал – учительница попросила её принести контрольные тетради из учительской. Она вышла из класса и прямиком направилась к нему – хоть мимоходом, исподтишка глянуть на него. Но у него урока не было, и он сидел в своём кабинетике за столом и что-то писал. Это не она туда зашла, это какая-то сила помимо её разума распорядилась. Она очнулась только когда стояла около него, не поднимая глаз, конечно. От неожиданности он задохнулся. И, помолчав, сказал:

-Не сейчас. Приходи через неделю.

Не помня себя, затаив дыхание, она вернулась в класс, каким-то ещё чудом захватив тетради в учительской. Через урок ушла домой, сказав, что голова болит. Спать, спать, спать. Этот волшебный сон, который всегда спасал её, выручал, давал отдохновение и покой в любых ситуациях. Почти каждую ночь она внезапно пробуждалась от сверхнаслаждения, но оно никогда не завершалось, это должно было продолжаться, чтобы закончиться чем-то совсем невероятным, она каждый раз, ещё не проснувшись окончательно, сдвигала ноги, чтобы это продлить и довести до конца, но финал ускользал.

Когда мать пришла домой в 4 часа, девочка крепко спала. «Температуры вроде бы нет, - беспокоилась она. – Ох, как же трудно иметь этих дочерей! Не знаешь, как к ним подступиться. Не наломать бы дров, не породить бы неприязни и вражды от вмешательства». Раз не знаешь, как поступить, лучше ждать. А чего ждать? Она, гинеколог, поневоле была участником различных происшествий с девочками в городе. Несчастные мамы, которые приводили к ней беременных, изнасилованных девчушек, умоляли её: «У вас у самой дочка растёт, дай Бог ей счастья. Помогите моей, пусть никто ничего не узнает».

А сколько таких историй кончались трагически: смертью этих девочек из-за самоубийств, подпольных абортов, расправ родственников! В маленьком городке нельзя было скрыть посещения девочкой роддома или гинекологии, и у неё была договорённость с сестрой, которая работала в столичной клинике: мать Наргизы отправляла пострадавших в столицу, и их там приводили в порядок, а при необходимости она от сестры принимала и спасала этих глупышек, несчастных, брошенных, искалеченных, и тоже анонимно, с вымышленными анкетными данными. Наргизе никто ничего не рассказывал, но не слышать эти истории краем уха было невозможно в доме, где бабушка-гинеколог давала уроки милосердия, нравственности, любви своей дочери- гинекологу, матери Наргизы.