Остроумие и его отношение к бессознательному

Остроумие обладает еще одной характерной чертой, которая вполне согласуется с нашей, вытекающей из сновидения трактовкой работы остроумия. Хотя и говорят, что остроту «создают», но чувствуется, что этот процесс отличается от того процесса, который совершает человек, высказывающий мнение или делающий возражение. Острота имеет чрезвычайно резко выраженный характер «внезапно пришедшей в голову мысли». Еще за один момент до этого человек не знает, что он создаст остроту, которую потом останется лишь облечь в словесную форму. Человек испытывает, напротив того, нечто не поддающееся определению. Это я мог бы сравнить с внезапным разрядом интеллектуального напряжения, после которого сразу рождается острота, в большинстве случаев одновременно со своей оболочкой. Некоторые из приемов остроумия находят себе применение в выражении мыслей и вне остроумия; например, сравнение и намек. При этом сначала у меня в уме может мелькнуть прямое выражение этой мысли (внутреннее слышание), могут появиться задержки в высказывании этой мысли по мотивам, диктуемым данной ситуацией. Затем я пытаюсь заменить прямое выражение формой косвенного выражения и делаю намек. Но намек, возникший таким образом, созданный под моим непрерывным контролем, никогда не остроумен, как бы удачен он ни был. Остроумный намек возникает, наоборот, без того, чтобы я мог проследить эти подготовительные стадии в моем мышлении. Я не хочу придавать слишком большое значение этому соотношению. Оно едва ли решает вопрос. Но оно все же хорошо согласуется с нашим предположением, что при создании остроты ход мыслей погружается на момент в бессознательную сферу и затем внезапно выплывает из бессознательного б виде остроты.

Остроты занимают особое положение и в ассоциативном мышлении. Наша память часто не располагает ими тогда, когда мы хотим их вызвать. Но иной раз они возникают невольно и в таких местах хода наших мыслей, что мы не понимаем, как они вплетаются. Это опять-таки мелкие черты, но они все же указывают на происхождение острот из бессознательного.

Соберем теперь все характерные черты остроумия, которые могут указать на то, что оно образуется в бессознательном спектре. Прежде всего следует отметить своеобразную лаконичность остроты — качество, которое хотя и не считается необходимым, но обладает чрезвычайно характерным признаком. Когда мы впервые столкнулись с ним, то были склонны видеть в лаконичности выражение экономящей тенденции. Но мы сами же и обесценили это понимание теми возражениями, которые оно вызвало у нас самих. Лаконичность остроумия кажется нам теперь скорее признаком бессознательной обработки мыслей при создании остроты. Соответствующей в сновидении сгущение мы не можем поставить в связь ни с каким другим моментом, кроме локализации в бессознательном. И мы должны предположить, что в бессознательном ходе мыслей даны условия для таких сгущений, отсутствующие в предсознательном [68]. Следует ожидать, что при процессе сгущения теряются некоторые из подвергающихся ему элементов, в то время как другие, получающие от них энергию активности (Besetzungsenergie), приобретают усиленную или чрезмерно усиленную конструкцию. Лаконичность остроумия, как и лаконичность сновидения, является, таким образом, необходимым побочным явлением происходящих в обоих случаях сгущений; становится результатом процесса сгущения. Этому происхождению лаконичность остроумия обязана и своим особым, поразительным для восприятия характером, не поддающимся дальнейшему объяснению.

Мы уже раньше истолковали один из результатов сгущения, Многократное употребление одного и того же материала, игру слов, созвучность как локализованную экономию, и считали удовольствие, доставляемое безобидной остротой, производной этой экономии. Впоследствии мы усмотрели первоначальную цель остроты в том, чтобы извлечь удовольствие такого же рода из слов. Это было ей разрешено на ступени игры, но запрещено рассудительной критикой в постепенном ходе интеллектуального развития. Теперь мы предположим, что такого рода сгущения в том виде, в каком они служат технике остроумия, возникают автоматически, без особой преднамеренности, во время мыслительного процесса в бессознательном. Не имеем ли мы здесь перед собой двух различных объяснений одного и того же факта, которые только кажутся несовместимыми друг с другом? Я не думаю. Это, конечно, два различных объяснения, и они должны быть согласованы друг с другом, они не противоречат одно другому. Одно из них просто чуждо другому, и если мы установим между ними ка-кую-нибудц связь, то, вероятно, сделаем шаг вперед в нашем познании. Что такие сгущения являются источником удовольствия, это вполне согласуется с предположением, что они легко находят в бессознательном условия для своего возникновения. Даже больше того. Мы усматриваем мотивировку для погружения в бессознательное в том обстоятельстве, что там легко производится сгущение, которое доставляет удовольствие и которое нужно остроте. И два других момента, которые на первый взгляд кажутся совершенно чуждыми друг другу и как бы совпадающими с помощью нежелательной случайности, также при более глубоком исследовании оказываются тесно связанными и даже, по существу, тождественными. Я имею в виду оба положения, согласно которым остроумие может, с одной стороны, производить такие доставляющие удовольствие сгущения во время своего развития на ступени игры, следовательно в детстве разума, а с другой стороны, оно совершает тот же самый процесс на высшей ступени, погружая мысль в бессознательное. Инфантильное является источником бессознательного, бессознательными же процессами мышления являются те и только те, которые происходили в раннем детстве. Мысль, которая погружается в бессознательное, чтобы создать остроту, отыскивает там только старый уголок бывшей некогда игры словами. Мышление на одан момент снова становится на детскую ступень, чтобы таким образом вновь завладеть детским источником удовольствия. Если этого еще не знают из исследования психологии неврозов, то при остроумии следует понять, что странная бессознательная обработка является ничем иным, как инфантильным типом мыслительной работы. Дело только в том, что у ребенка не очень легко уловить это инфантильное мышление с его особенностями, сохранившимися в бессознательной сфере взрослого, так как оно в большинстве случаев коррегируется, так сказать, in statu nascendi (в момент образования — лат.). Но все же в целом ряде случаев это удается сделать, и тогда мы всякий раз смеемся над «детской глупостью». Каждое открытие такого бессознательного вообще действует на нас как «комическое» [69].

Легче понять характерные черты этих бессознательных мыслительных процессов в проявлениях больных при некоторых психических расстройствах. Весьма вероятно, что, согласно предположению старика Гризингера, мы могли бы понимать делирии душевно больных и оценивать их как связные сообщения, если бы не предъявляли к ним требований, какие предъявляем к сознательному мышлению, а толковали бы их примерно так, как толкуем сновидения [70]. Мы в свое время оценили и для сновидения «возврат душевной жизни к эмбриональной точке зрения» [71].

Мы так подробно обсудили на процессах сгущения значение аналогии между остротой и сновидением, что в последующем сможем излагать свои мысли короче. Мы знаем, что передвигание при работе сна указывает на воздействие цензуры сознательного мышления, и соответственно этому, встретив среди технических приемов остроумия передвигание, мы будем склонны предположить, что и при образовании остроты играет роль задерживающая сила. Мы знаем также, что это общий случай. Стремление получить в остроте прежнее удовольствие от бессмыслицы или от игры словами встречает в нормальном состоянии задержку в виде протеста критического разума, причем задержку эту необходимо преодолевать в каждом отдельном случае. Но в том способе, каким работа остроумия разрешает эту задачу, проявляется резкая разница между остротой и сновидением. В работе сна разрешение этой задачи происходит регулярно путем передвиганий, путем выбора представлений, в достаточной мере удаленных от тех представлений, которым цензура оказывает препятствие. Делается это с той целью, чтобы найти проход через цензуру. И все же заместителями этих последних представлений являются те, которые взяли на себя всю энергию активности (Besetzung). Поэтому передвигания не отсутствуют ни в одном сновидении и являются весьма многообъемлющими. Не только уклонение от хода мыслей, но и все виды непрямого изображения следует отнести к передвигани-ям, в особенности: замену важного или предосудительного элемента индифферентным или кажущимся цензуре безобидным, ставшим как бы отдаленным намеком на первый элемент; замену символикой, сравнением, деталью.