Мальчик, которого растили как собаку

Социопаты, подобные Леону, — другие. Их неспособность к эмпатии — это трудность в понимании эмоций людей в соединении с недостатком сочувствия этим эмоциям. Другими словами, они не только не могут полностью понять, что чувствует другой человек, но и не заботятся о том, причинили ли они боль кому-то (или стремились к этому). Они могут представить себе, как оказаться на месте другого человека, и даже могут предсказать, как этот другой будет себя вести, но чужие беды их не тревожат. Единственное, что их интересует, так это каким образом люди могут повлиять на их жизнь.

В сущности, у них есть «теория сознания», но она искажена. Не способные в полной мере испытать любовь, они видят в этом нечто, обещающее секс, но не подлинное глубокое чувство. Поскольку они используют чувства других людей как возможность для манипуляции, социопаты считают, что и все поступают точно так же. Не чувствуя удовольствия от общения, они не верят, что другие люди чувствуют его. Будучи сами эгоистичны, они считают, что все люди тоже действуют исключительно для своей выгоды. В результате, они не обращают никакого внимания на просьбы о внимании или милосердии, считая это просто попытками повлиять на них и одержать верх, а не мольбами о жалости. Они эмоционально заморожены, и этот лед не только искажает их собственные чувства, но и влияет на то, как они видят чувства других людей и как отвечают на них.

Как и можно было ожидать, результаты современных исследований показывают, что некоторые химические корреляты социопатии могут быть найдены в тех же самых трансмиттерных системах, которые участвуют в стрессовой реакции: изменения в серотониновой, норэпинефриновой и допаминовой системах стали связываться с агрессивным, особо жестоким или антисоциальным поведением. Молодые люди, у которых проявляются антисоциальные черты и бессердечность, обычно имеют аномальный уровень содержания стрессового гормона кортизола в слюне. Социопаты известны тем, что могут одурачить детектор лжи, который на самом деле измеряет физические реакции, относящиеся к беспокойству и стрессу, а не к обману. Оказывается, их стрессовые системы — то ли потому, что они переутомлены из-за детской травмы, то ли из-за генетической уязвимости, или, что наиболее вероятно, из-за комбинации того и другого — разрегулированы и могут откликаться только на очень сильную стимуляцию. Эти люди холодны и неэмоциональны, что позволяет им безнаказанно лгать, поскольку они не выказывают признаков волнения и никак не обнаруживают своей лжи. Это также говорит о том, что им требуется более высокий уровень стимуляции болью или удовольствием, чтобы вообще что-нибудь почувствовать. В отличие от людей, чья реакция на травму выражается в повышенной чувствительности, когда любой стресс вызывает мощную реакцию, стрессовые системы социопатов застыли на другом конце этого спектра, на стадии притупления чувствительности — и иногда на бесчувственном онемении.

Работая над заключением, я усиленно размышлял над тем, что я мог сказать о Леоне, и в какой мере он, по моему мнению, отвечает за свои действия. Почему он убил? Почему человек совершает убийство? Являются ли эти вопросы вообще уместными? Я подумал, не должен ли я постараться понять, что удерживает большинство людей от убийства, и почему это не сработало в случае Леона. В чем именно все у этого парня пошло не так? Как он перековал свое несчастье, заброшенность и травму в ненависть — или же пережитое им полностью перековало его самого?

Он был, несомненно, виновен и не соответствовал юридическому определению невменяемости, в случае которой индивид не может отличить хорошее от плохого. Леон знал что убийство — это нарушение закона и что оно достойно осуждения; он признавал это, и у него не было каких-либо психических расстройств, которые снижали бы его способность к пониманию вопросов морали.

Большую часть своего детства и юности он страдал синдромом дефицита внимания и расстройством поведения. Во взрослом возрасте Леон определенно соответствовал критериям синдрома дефицита внимания и антисоциального расстройства личности, но эти диагнозы, просто описывающие симптомы, такие, как вызывающее поведение, черствость к людям и неспособность сосредоточить внимание, не подразумевают помутнение рассудка, которое могло бы нарушить способность человека понимать, что убийство и изнасилование неприемлемы. Эти расстройства включают в себя пониженную способность контролировать свои импульсы, но нарушение контроля не означает полное отсутствие свободной воли.

А как насчет неспособности Леона давать и получать любовь? Можем ли мы винить его за то, что у него было детство, которое иссушило ту часть его мозга, которая позволяет чувствовать величайшие радости из тех, что есть у большинства из нас в жизни: боль и удовольствие человеческих отношений? Конечно, нет. Но я полагаю, он несет ответственность за свои реакции на ситуации, где проявляется его слабость. Вирджиния и Лаура имели сходные проблемы, но они не стали жестокими и агрессивными, и тем более не стали убийцами.

Можно сказать, что эти различия связаны с полом, и, действительно, мужской пол является самым значимым фактором в поведении, связанном с насилием. Убийц мужского пола больше, чем женского, по крайней мере, в девять раз, хотя, по всей видимости, в последнее время женщины начали сокращать этот разрыв. Тем не менее на протяжении истории, в любой культуре и даже у большинства видов животных, агрессивное поведение доминирует у мужских особей. У наших ближайших родственников по эволюции, шимпанзе, именно самцы затевают войны с другими, именно самцы склонны использовать силу. Однако мне доводилось лечить других мальчиков-подростков с гораздо худшей историей жестокого обращения, пренебрежения и оставленности и гораздо меньшими возможностями получать любовь и привязанность, чем у Леона. Некоторые буквально росли в клетках, вообще без любящей их семьи, в отличие от Леона, — у которого было двое родителей и брат и который оказался заброшен по неведенью, а не из злого умысла. Большинство мальчиков, которых я лечил, впоследствии были неловкими и одинокими, многие страдали тяжелыми психическими расстройствами, но подавляющее большинство не стало злодеями.

А как насчет генетики? Могло бы это объяснить поведение Леона? Плохая наследственность, соединенная с далекими от идеала условиями жизни, вероятно, повлияла на то, как его воспитывали и кем он стал. Например, если бы темперамент Леона был более уравновешенным, его младенческие капризы не были бы настолько невыносимыми для Марии; если бы Мария была более разумной, она могла бы найти лучшие способы справляться со своим трудным ребенком.

Я думаю, то, что случилось в жизни Леона, было результатом целого ряда неудачных решений, принятых им самим и за него. Сами по себе они были незначительными, но в совокупности их нарастающая последовательность постепенно привела к ужасному результату — для его жертв, для его семьи и для него самого. Вы, возможно, слышали об «эффекте бабочки»: идея его в том, что сложные системы (наиболее известны те, которые определяют погоду на Земле) в определенный критический момент становятся невероятно чувствительными к малейшим колебаниям. Эта чувствительность так велика, что, как следует из примера, если бабочка не в том направлении взмахнет крыльями в Бразилии, это может вызвать цепную последовательность событий, которые, в конце концов, могут привести к урагану, который разрушит небольшой городок в Техасе. Мозг человека, будучи невероятно сложной системой — фактически, это самый сложный объект в известной нам Вселенной — точно так же может стать жертвой своего рода эффекта бабочки.

Подобное явление можно было бы также назвать «эффектом снежного кома»: когда все с самого начала идет хорошо, все, вероятно, будет продолжать идти хорошо, и даже саморегулироваться в случае небольших проблем. Но когда дела идут плохо с самого начала, они, вероятно, и дальше пойдут плохо.

Этот эффект буквально встроен в структуру нашего мозга и тела. К примеру, только крошечные химические различия определяют, какие из клеток человеческого эмбриона станут кожей, какие — мозгом, а какие — костями, сердцем и кишечником. Другие крайне малые различия велят одному нейрону стать частью мозжечка, другому — коры больших полушарий, а столь же небольшие различия в положении и в концентрации определенных химических элементов определяют, какие клетки будут живы, а какие умрут.