Дневник «Канатного плясуна»

Замечательная теория! По крайней мере, она лучше всех прочих объясняет моим пациентам, почему их жизнь не удалась: все дело в злосчастных ангелах! Не знаю, на что рассчитывал автор, но это, по-моему, единственный результат, которого он добился своим захватывающим слабые умы опусом.

Зар, конечно, смеялся, как сумасшедший, листая эту брошюру. А я злился: ну ведь глупость! Зар не унимался, и хохот его был так заразителен, что через какое-то время я стал подсмеиваться, потом смеяться, а спустя еще пару минут мы оба ухохатывались, корчась на полу в характерных для этого дела судорогах; Зар сполз с дивана, я рухнул там, где стоял.

Что так сильно развеселило Зара, известно только самому Зару, а я смеялся над той серьезностью, с которой я принял эту глупость к своему «благородному» сердцу.

Когда мы отсмеялись и отдышались, Заратустра говорил так:

«Говорите глупости с серьезным лицом — это выглядит обаятельно! Очень! Мудрость же обаятельна сама по себе, поэтому не важно, как вы говорите о ней.

Не выбирайте также и тех, кому и что говорить. Мудрый нуждается в глазах, а не в ушах. Мудрому скучно в его одиночестве, а у одиночества нет глаз.

В чем отличие мудрого от глупца? Мудрый видит то, что есть, глупец — то, чего недостает ему. Поскольку последнего нет, то каждый глупец видит свое. Забавен разговор двух глупцов, и содержательно молчание мудрых.

"Я" искажает собой реальность, у мудрого нет «Я», а глупец гордится своим безумием. Нет знания о реальности, есть знание лишь о «Я» — это единственное, что можно было бы знать. Но глупец не знает именно этого!

Спросите глупца о том, как представляет он себе мир. И когда он расскажет вам, вы узнаете его «Я», только он об этом не будет знать. Мудрый не ждет понимания, но живет — в том его знание.

Муха ничем не хуже пчелы. Только глупец скажет, что помет хуже меда, он скажет также, что день лучше ночи, лето — зимы, а жизнь — смерти. Он рассказал вам о своем "Я", так поверьте ж ему!

Актеры — актеры. Кто видит в них плутов, видимо, сам плут. Игра — мастерство актеров; пчела не способна быть мухой — дурна ли она оттого? Что ж набрасываетесь вы на актеров? Зачем срываете вы с них маски? Вы пропустите представление, любители правды!

Великое без великого, что представил это великое, — мед без пчелы, он сладок, но мертв. Но и великий пуст, если он не представил великого. Если же его не услышали, не будет сокрушаться великий, ибо он ищет глаза, а не уши!

Нет новых ценностей, ибо ни форма, ни содержание сущности не меняют. Слепец глядит пустыми глазами, мудрый не ищет таких глаз. Интерес — вот что подлинно интересно в глазах! В глазах познающего интерес познающего, в глазах мудреца — интерес к интересу познающего.

Нет проблем, кроме глупости. Но ведь глупость отнюдь не проблема, так что не переживайте из-за нее! А ее переживания просто глупы, так не переживайте же из-за ее переживаний! Вы не можете любить глупость, так что же? Вы можете радоваться вместе с ней. Все имеют право на радость.

Гул рынка приятен тому, кто не ищет того, чего нет. Гул рынка приятен мудрецу. Только глупец будет сокрушаться от этого гула. В этом гуле — жизнь, мудрый любит жизнь, ибо любит он то, что есть. Любит — и только!

Глупость не противоположна мудрости. Они не соприкасаются, как огонь не дотрагивается до воды, кипящей в чугунке. Всякая глупость сокрыта в чугунке глупца, что же боитесь вы глупости? Только глупец боится глупости, мудрый же просто не желает разбивать хрупкую тару.

Кто за мишурой не разглядел сути, тот видел лишь мишуру, но он ею радуется. Так чего ж теперь мудрому сокрушаться? Радость — всегда радость, если радость, и только. Суть же — не самоцель, мудрый о том лучше знает любого глупца! Лучше быть калифом на час, чем калифом навсегда! Так не бойтесь же смеха людского, не противьтесь гневу людей, не избегайте их глаз. Как иначе узнают они о мудрости вашей? Пусть час будет вам вечностью, нежели вечность — часом!

Всякий желает быть интересным. Кто ж откажется от интереса к своему интересу? Мудрому интересен твой интерес, ибо через него он видит тебя Самого, а иначе ты страшишься ему показаться! В малом видит мудрый большое. Вот в чем мудрого сила: не внедряться, но находить!

Чешет руку безумного мухобойка. Не искушайте же себя глупостью, выкиньте мухобойку! А если муха хочет тебя ужалить, разве можно ей помешать? А потому, если льстит тебе кто-то и льстит неустанно, узнай же, чего недостает ему. Ему полезно будет это узнать!

Мудрость не знает безумия. Будет ли мудрый оспаривать престол безумия? Стремится безумие к мудрости, стоит ли ей препятствовать? Пламя испаряет воду — о том надо помнить, и нечего трепетать! Не предсказывает мудрый, но констатирует. Только безумный опережает собственный визг!

Гордость мудрого — в смехе, смелость — в радости, величие — в нежности. Разве же будет мудрый беречься малых? Мудрый не унизит тебя своей мудростью, но возвысит всякого малого, ибо он дорожит страстью человека желать или же не ведает он мудрости.

Если же начнут малые подгребать угли к костру мудрого. Что останется ему? Молчать, дабы малых не разозлить гордостью своего смеха? Благодарить небеса за судьбу свою своей радостью? Или ухватки предложить поджигателям, чтобы не обожгли они руки?

Нет, эгоист думает о себе Самом и не ищет того, чтоб другие впотьмах думали бы о нем. Он будет танцевать! — Этого никто не в силах отобрать у мудрого, даже паралич, даже смерть.

Танец — это больше, чем пляска. Танец — это больше, чем смерть!»

Так говорил Заратустра. Говорил задорно, весело, смело! Лицо его лучилось, и казалось мне, что не говорил он, а танцевал.

— Ты знаешь, какая разница между мудрецом и эгоистом? — спросил меня Заратустра, завершив свою речь.

Я опешил — сложный вопрос!

— Правильно, никакой! В этом секрет! — и он расхохотался, глядя на мою растерянность.

Боже, как я раньше жил без него!

Возвратившись из клиники, я рассказал Зару об одной своей пациентке. Она хранит целомудрие по «идеологическим соображениям», рассуждая о православии с великой страстностью. Впрочем, ее вера не вполне мне понятна. Нотации о прощении она сопровождала осуждением тех, кто не блюдет поста, не исповедуется и не причащается. Смирение ее выразилось в скандале, который она затеяла в палате, разругавшись с пациенткой, которая думает, что исповедует буддизм (или вправду исповедует). И уж, конечно, не без гордыни прозвучали ее слова о том, что только православные «унаследуют Царствие Божие».