Психотерапевтические истории. Хроники исцеления

Первая реакция Джинни (вполне ожидаемая) — ее отчеты хуже моих. У нее было такое ощущение, словно она прослушала курс и написала плохой реферат. По ее словам, ее отчеты выглядели ничтожными и краткими, тогда как я рассматриваю проблемы гораздо глубже. Она подчеркнула, что в них я обращаюсь к Джинни в третьем лице, и это дает мне больше свободы, чем ей, так как свои отчеты она адресует мне и употребляет местоимение «вы». Такое замечание меня озадачило, я до этого не обращал на это внимания. Это прекрасный пример неравенства в психотерапевтических отношениях вообще. Я бы никогда не стал писать их «вам». А как насчет того, что она обращается ко мне «доктор Ялом», а я к ней «Джинни»? Не будет ли для нее удобнее обращаться ко мне по имени?

В основном, ее впечатления по поводу моих отчетов были положительными. Фактически сказала она, они настолько ее приободрили, что она решила не работать на полную ставку, иначе ей пришлось бы прекратить терапию. Мне стало интересно, какие аспекты моего сочинительства вызвали такую реакцию. Ответ был прост. Теперь она готова перейти ко второй фазе своих отношений со мной. Вспоминая некоторых ее учителей в прошлом, она отметила, что, когда они собирались устраивать ей товарищеский обед, это обычно означало конец отношений. В определенном смысле отчеты были товарищеским обедом. Она явно прочитала их очень быстро, сфокусировавшись на положительных аспектах, и пришла к выводу, что ей не надо беспокоиться о завоевании меня, и в отношениях со мной она может перейти к следующим этапам. Особенно она выделила тот факт, что у нее не было времени на тщательное ознакомление с ними, так как она почти не могла читать их в присутствии Карла, настолько инкриминирующими они были. Она представила все это так, как будто мы были политическими заговорщиками или любовниками, полностью скрывающими свою связь от Карла. Доля истины здесь, конечно, есть, потому что, прочитай Карл все, что она о нем наговорила, он возмутился бы по поводу того, что она выставила свою личную жизнь на публичное обозрение. Хотя думаю, что в итоге он мог бы и обидеться. Конечно, она слишком остро реагирует на угрозу раскрытия. Начинает играть во всю эту секретность, старательно прячется с отчетами в своей комнате. С бьющимся сердцем скрытно читает их, боясь, как бы Карл не зашел и не застукал ее за этим.

Занятие, в общем, оказалось неплодотворным, за исключением того, что мы поделились своей реакцией на отчеты. Джинни с удовольствием рассказала о том, с какой легкостью она выполняет теперь те действия, которые ранее были для нее главным препятствием. Например, в прошлом, когда на кухне был беспорядок, она обычно ныла, что на столе не прибрано и что это именно она допустила такое. Теперь она почти с удивлением обнаруживает, что может просто быстро прибраться на столе.

Мы поговорили о деньгах. Унижение — ее тень: она здесь, когда Джинни просит хозяйку наладить нагреватель горячей воды, когда испрашивает бесплатное медицинское обслуживание в государственной поликлинике и когда надевает униформу школьного дорожного инспектора и при этом молится про себя, чтобы никто из друзей не увидел ее.

В ней глубоко укоренилось отношение к себе как к униженному человеку. Я попытался помочь ей увидеть, что она унижает сама себя, и если она хочет гордиться собой, ей следует делать то, чем она может гордиться. Большая часть ее огорчений возникает из-за того, что ей вечно не хватает денег. Эту проблему довольно легко решить. Я спросил ее, думала ли она серьезно о том, чтобы запустить свой писательский талант в работу. Здесь я опять пустился в собственные поучения, не имея даже полезного текста под рукой, так как никаких конкретных добавлений к выражению своей уверенности в ее способности заработать деньги своим талантом у меня не было.

26 мая

Джинни

Ему нужны были отчеты. Я даже не потрудилась обдумать это или спросить о причине.

Я не дала этому повлиять на меня, так как продолжала унижать сама себя, перечисляя свои болезни, которые особой роли не играли, если только не записывались для последующего воспроизведения. Мы были похожи на Дика Кэветта [10] с его гостями.

Я рассказывала о своем враче-терапевте и как он завышает мне счета. Я словно хотела попросить вашего профессионального совета, но все же была не уверена, стоит ли после состоявшегося разговора. Может, потому, что говорить — не делать. Этим утром я проснулась оттого, что во сне столкнулась с доктором. В основном я людям доверяю, поскольку слишком зависима. Я скорее среагирую на кого-то, чем буду действовать. Меня ставят на место, определяют мои границы и возможности. Если условия плохие, моей выносливости обычно хватает на более длительный период, чем эти условия действуют. Но этот конкретный доктор все глубже и глубже проникал в мои кошмары. В основном потому, что я измучена и инфицирована. Вы в моих снах всегда хороший доктор. Плохим были только раз, когда я была уверена — вам не понравится мой руководитель психотерапевтической группы, М. Дж. И я знала, как вы не правы, просто ваше образование и методы не согласовывались с его магией и психодрамой, как бы кратковременно они ни действовали. Может, в результате чтения отчетов у меня стали возникать чувственные сны, в которых я выписывала на коньках фигуры в виде скобки и скользила туда-сюда. Уверена, это является отражением какого-то ощущения счастья.

При обсуждении отчетов я повела себя слишком легкомысленно. Вы закрыли лицо руками и сняли очки. А потом чуть удивленно и возмущенно рассмеялись. Понимаю, так оно и было, но я не отреагировала на это. В отчетах вы выложились больше, чем я. Гораздо больше рассказали. А я как бы прошлась легким галопом, даже не поблагодарив вас. По-моему, я смогла это сделать, потому что пообещала себе на следующей неделе просмотреть их более внимательно.

Думаю, я глотаю слова, когда говорю с вами. Иногда пропускаю носовой звук. Просто, чтобы почувствовать себя безграмотной. Даже если я говорю, как я хочу вас отблагодарить, иногда я знаю, чего вы хотите, и намеренно не делаю этого, уставившись взглядом на ваши туфли или стол. Вы хотите, чтобы я говорила раскованней, ничего не утаивала, но, похоже, я не дам себе избавиться от этой привычки. Я не несу ответственности за то, что говорю, может, поэтому мои отчеты не так полны, как ваши.

Знаю, на занятии я была оптимистичной, но лишь потому, что с меня были сняты реальные задачи и я чувствовала себя беззаботно. Мы говорили о том, что я буду делать на следующей неделе, а не о том, что мне надо было сделать тогда. Я могу быть очень счастливой, когда воображаю себе то, что пока меня не достает.

Вчера я рассказывала вам, как мне следует начинать дела. Обычно это мне говорите вы. Главной темой был кухонный стол. Мой учебный полигон. Но открытием стало то, что впервые я поняла, что есть путь. Как я могу овладеть мелочами, пока они не навалились на меня.

Откладывая дела, я приостанавливаю свою активную жизнь. Затем, когда я в полном пассиве, большая часть того, что я не сделала, и все то, что было оставлено на «потом», начинает крутиться и вертеться по инерции. Иногда терапия мне нравится потому, что я чувствую — это абсолютно спокойный период. Когда мне надо только что-нибудь подготовить, но делать пока не надо.

Я знаю, что Карл ненавидит мою инертность, мои отступления, мои коронные номера.

Я это тоже ненавижу, но меня словно заклинивает. Большинство дел я начинаю энергично, а потом останавливаюсь и не довожу до конца или совершенства. Так кухонный стол превращается в заполненное перекати-поле пыльное плоскогорье, с которого дует прямо на меня, независимо от того, насколько я выпрямилась. Я понимаю, что моя проблема связана с откладыванием действий и ощущений. Иногда я очень нервничаю. Что-то во мне хочет деятельности. Мои желания, как лошадь на старте — мгновение остановилось, красный флажок поднят, лошадь вся вытянулась и напряглась. Если лошадь сдерживать и слишком долго держать в напряжении у барьера, то когда его, наконец, поднимут и начнутся скачки, напряжение у лошади ослабнет, и она плохо пройдет заезд или, по крайней мере, проиграет на старте. Жокей должен знать, когда натягивать поводья и пришпоривать лошадь — за секунды до поднятия барьера, — и тогда Лошадь рванет с нужной скоростью. Сидя в приемной, ожидая вас, я напрягаюсь. И, как правило, к тому моменту, когда я добираюсь до вашего кабинета, я только рада стартовать от барьера, сбросить напряжение и потихоньку вместе с вами выполнить заезд.