Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность

Потом он начал, ну как низший, начал стонать: «Трахни меня, вздрючь меня, милый. Воткни твой твердый член в мою задницу»

Он говорил это снова и снова, почти шепотом, мне не приходилось упрашивать. Я почти спустил на его яйца, когда попытался воткнуть свой член, нацеленный на его очко.

Я стоял на коленях между его раздвинутыми ногами и без всяких прелюдий или подготовки любого рода направил свой член в его очко и воткнул. Вся штука исчезла внутри него, а ведь у меня, приятель, не такой уж маленький. Он вскричал, но я закрыл рукой его рот, чтобы никто не заподозрил, что тут происходит, что тут идет траханье.

Ладно, друг, я трахаю его до полного посинения нас обоих. Он стонал так, что, кончив первый раз, я выкрутился и сунул в его лицо свой член, покрытый дерьмом и прочее. Он втянул его в рот без церемоний. Мы были в этой позиции, когда дверь распахнулась и домоуправитель позвал полицейских…» (Samuels 1968: 64–68).

Итак, представление о распространенности анального эротизма среди «маринов» подтверждается из независимых источников.

Зилэнд не хочет абсолютизировать это представление. На основании близкого знакомства он оговаривает, что всё-таки много «маринов» практикуют как раз «верхнюю» роль или переменно ту и другую. Но считает, что приходится признать: «все мужчины, даже самые маскулинные, могут быть и нижними " (Zeeland 1996: 4).

Этот парадокс не ограничивается морской пехотой США. Я уже затрагивал его в главе о видах гомосексуалов (передав рассказ польского паренька из интерната и свое воспоминание из экспедиции). Добавлю еще, что по анализу «пригласительных» надписей в мужских туалетах (Innala and Ernulf 1992) гомосексуалы чаще ищут «активных» партнеров (71 % против 21 %), т. е. именно «пассивные» гомосексуалы оказываются более предприимчивыми и рисковыми. Кто же на деле психологически активный, кто пассивный?

Маскулинность, оказывается, может проявляться и как «отдавание»? Так что примечательно, что Зилэнд в двух книгах (Zeeland 1995; 1996) отметил этот парадокс у целой категории молодых солдат, причем у самой спортивной и мужественной.

Его объяснение этого парадокса очень правдоподобно и привносит кое-что существенное в наше понимание роли военной среды для становления некоторых качеств гомосексуальности.

Тренировка новобранцев в морской пехоте гораздо более сильная, долгая и суровая, чем в других частях. Жесткой целодневной муштрой в них раздавливают их «я», приучают к терпению, выносливости, умению переносить мучения и страдания. В течение трех месяцев из рекрутов выжимают их гражданское самосознание, переформируют их в «маринов» и сколачивают в тесные семьи элитарного братства. Капрал Алекс признает в интервью, что некоторые «марины» эротизируют боль и унижение «учебки»:

«По временам я люблю быть под низом, и в этом есть что-то естественное, что я связываю с пребыванием в морской пехоте. В переломной фазе муштры новобранцев они тебя полностью лишают достоинства. Инструктор орет на тебя, называет тебя лодырем — они заставляют тебя почувствовать себя никчемным, недочеловеком. <…> Даже вне учебки морская пехота все еще унижает тебя. Как морской пехотинец ты все время стремишься угодить своим начальникам. Это страстное желание услужить, получить одобрение начальства или даже любовь…» (Zeeland 1996: 6–7).

Капрал Скотт признается: что в учебке имел дикие сексуальные фантазии, в которых он видел своих инструкторов.

«У меня было три инструктора… Один из них был белым, два других черные… Чтобы быть вполне честным, у меня были сексуальные фантазии со всеми тремя. Потому что три месяца они были для нас матерью, отцом, женами, подругами, друзьями, всем. Они были нашими вождями, нашими учителями — нашей жизнью. И я думаю, многие парни в учебке подумывали о том, чтобы иметь с ними сексуальные отношения. Из-за… Просто из-за ситуации» (Zeeland 1996: 83).

Эти фантазии, бывает, и реализуются, при чем не всегда по желанию новобранцев. Сержант Делмор Симпсон был приговорен к 25 годам тюрьмы: за ним 18 случаев изнасилования новобранцев в тренировочном лагере (Секс в армии 1998).

Капрала Кита, который менял свою позицию, Зилэнд спросил:

«З: С каким видом личностей ты чувствуешь, что ты хочешь быть снизу?

К: С очень мужественными. Мне не хочется это говорить, но думаю, я еще и «королева размера».

3: То есть нужен большой член, чтобы ты захотел чтобы тебя трахнули?

К: Да. (Смеется.) Это прямо так. У парня этот большущий член, и ты думаешь: проклятье! Интересно, а как это будет ощущаться? Думаю, это вызов для меня. Смогу ли я принять эту штуку в себя? Я хорош в этом деле, у меня впечатление, что я крутой трахальщик; интересно, смогу ли я это выдержать. Полагаю, что это мой способ проверки, на что я годен» (Zeeland 1996: 36).

Опрошенные Зилэндом представители морской пехоты отмечали и другие возможные причины предпочтения пассивной роли. Майор Люк полагает, что «марины» просто устают от навязанной им роли супермена и самца.

«…Их работа, их профессия построена на иерархической структуре, где ранг наделяет вас силой, и во всём очень доминирует всё мужское, всё сфокусировано на этом. Способ противостоять этому — отказ от этих вещей позволяет тебе открыться другим людям, или по крайней мере найти баланс, или просто поработать над той частью тебя самого, которая осталась неразвитой» (Zeeland 1996: 162).

С этим согласуется то, что знаменитейшие полководцы XVII века — принцы Конде и Евгений Савойский, маршалы Вандом, Тюренн, д'Юксель, де Вильяр — были не только гомосексуальны, но именно исполняли пассивную роль в сексе, отдаваясь всем желающим, а Евгений Савойский имел столь женственный облик, что его называли «мадам путана» (Кон 1998: 165–166).

Некоторые морские пехотинцы, интервьюированные Зилэндом, утверждали, что «марины» «вообще рассматривают восприятие в зад не как нечто женское, а как мужское испытание на выносливость по отношению к страданию, каковое испытание, если оно выдержано, оставляет нижнего более сильным». Капитан Эрик сказал ему: «требуется гораздо больше мужественности, чтобы быть под низом, чем чтобы быть сверху». И продолжил: «Это тридцать секунд боли, а потом наслаждение. Если говорить о моем опыте» (Zeeland 1996:10,119–120).

И Зилэнд поясняет:

«Ведь стимуляция ануса и простаты может обеспечить физический экстаз (который может сделать отдавание траханью не очень уж отличным от «подчинения» тому, чтобы тебе отсасывали). <…> Какие бы другие награды кто-то из них ни искал, мужиковатые «марины», которые слывут отрицающими ответственность за гомосексуальные контакты, могут получать эгоистичное, ленивое наслаждение в том, чтобы их трахали. Да, это наслаждение, которое обычные люди, видимо, отвергают, как античные греки — чтобы сохранить силу для собственных вторжений. Но «марины» — не обычные люди. Как Фрэнк отмечает, уцелев после ада «учебки», «марины» снабжены оружием сверхмаскулинности, которое позволяет им играть с двухмерностью мужское-женское в спокойной уверенности: что бы они ни делали, они всегда в конце приземлятся сверху» (Zeeland 1996: 10).

Капрал Алекс сказал ему: «Коль скоро ты «марин», ты уже проверил себя. Так что ты можешь и перейти границу к «женскому» и всё окей, потому что ты уже утвердился в том, что ты мужчина» (Zeeland 1996: 81). Старший лейтенант Фрэнк, негр и гей, высказался в том же духе:

«даже играя пассивную роль «марины»-геи «всё же способны утверждать… не скажу, достоинство: но свои мужские качества, коль скоро быть под низом всегда связывается с женской ролью. Что до меня, я никогда не вижу в этом пассивность и отсутствие мужских качеств. Может, потому, что взглянув на меня, ты уж никак не предположишь нечто подобное… Ты можешь выйти и быть в так называемой подчиненной нижней роли: но ты всё же «мачо» (Zeeland 1996: 96).

А ведь всё то, что у морских пехотинцев доведено до предела и ярко выражено, в известной мере присуще всей военной машине — муштра, подавление чувства собственного достоинства, культ телесной силы и однополое общение.