Труден путь до тебя, небо!

В пластмассовом колпачке виднелось едва заметное отверстие, будто его проткнули иголкой, а в нем крепкая, как леска, бесцветная нитка. Все до мелочи продумали ученые. В воздухе Юрий с опаской поглядывал на белые тубы — не улетели бы. Но они были хорошо закреплены. На всякий случай он придерживал их рукой. Вот в этой, он знает, — сливовое пюре. Как-то оно будет глотаться при невесомости?.. Чудно: он прожил на свете двадцать шесть лет и ни разу не усомнился, сможет ли что-то съесть. «Было бы что… И побольше!» — говорил он всегда, со своим хорошим аппетитом.

Перегрузки и уже знакомая легкость…

Осторожно Юрий снимает колпачок и мигом подносит тубу ко рту, сжимает ее, как по утрам сжимает тюбик с зубной пастой, и с удовольствием, забыв про невесомость, глотает кисло-сладкое пюре… Жужжит киноаппарат — он фиксирует хороший аппетит Юрия Гагарина.

Ученые, проводившие тренировки космонавтов в условиях невесомости, постоянно следили за человеком в этих условиях. То и дело включался киноаппарат. Ему, правда, потребовалось больше времени, чем Гагарину, чтобы освоиться с невесомостью. В первом полете с кинокамерой что-то не ладилось. Девятнадцатилетний кинооператор Боря долго крутил аппарат, близоруко щуря глаза, заглядывал внутрь, разбирал и собирал по частям.

— Не срабатывает… — озабоченно рассуждал он, — не срабатывает вот эта защелка. Нет веса. Она без веса не может…

Вечером он поехал к товарищу по кинокружку. Вдвоем они долго искали, как же сделать, чтобы и невесомость была, и вес был… Трудная задача, что и говорить. Но девятнадцатилетние юноши, не раздумывая, взялись за нее и обхитрили невесомость. Что они придумали — это их тайна, их маленькое изобретение, патента на которое они никогда не спросят. Главное, что назавтра киноаппарат в условиях невесомости работал. Он отлично фиксировал невесомость космонавта.

Ученые разбирали документы тренировок. Вот Юрий Гагарин с дозиметром в руках. Задание то же, что и на земле, — сделать усилие, равное 750 граммам. Не сразу получается это при невесомости. И нажимает он вроде так же, а стрелка показывает за тысячу граммов — вот что значит невесомость: все делается неожиданно легко. Несколько тренировок, и рука космонавта уже привыкает к тому, что силы здесь надо куда меньше, чем на земле.

— Теперь она уже не совсем загадка, — говорил про невесомость после тренировок ученый. — Теперь мы знаем, что можно и пить, и есть, и работать, не веся при этом абсолютно ни грамма.

— Абсолютно ли? — придирчиво спрашивал его коллега. — Как ты ни крути, а абсолютная невесомость будет только в космосе. И неизвестно еще, какие она фокусы выкинет… Настоящее исследование, настоящая научная работа начнется там.

В тот день ученые подвели итоги проведенным с космонавтами тренировкам в условиях невесомости. Между прочим, там была такая строчка: «Лучше показатели при воздействии невесомости и при переходе от невесомости к перегрузкам у слушателей…» Дальше идет перечень фамилий, и где-то в середине этого списка: «Гагарин». В середине. Тогда еще ученые не знали, что ему, одному из многих названных, суждено продолжить их исследования — первому на себе испытать, что же такое настоящая невесомость. Не те десятки секунд, искусственно созданных в самолете, а более часа — в космическом корабле.

Восторги. Овации. Все это понятно. Но ученый остается ученым. Он с нетерпением ждал, когда они кончатся, чтобы в спокойной обстановке спросить Юрия Гагарина:

— Ну, как невесомость?

— Чудно сначала… Непривычно… Хоть и ожидал — летал в самолете, знал, что это такое, но то ведь было несколько секунд, а тут минуту летишь, пять, полчаса — и все паришь над креслом… Но потом освоился.

Ученых интересует все: и записи в бортжурнале — придирчивее, чем во время тренировок, рассматривают они почерк Юрия Гагарина. Они слушают отчетные сообщения о работе приборов, записанные Гагариным на магнитофонную ленту в космосе, запись его «разговоров» с Землей, просматривают рулоны пленки, делают замечания о его работоспособности в условиях невесомости.

Но свои собственные выводы сделал и сам космонавт. Он рассказывал о своих наблюдениях невесомости:

— После вывода на орбиту, после разделения с ракетой-носителем появилась невесомость. Сначала это чувство было несколько непривычным, хотя и раньше, до этого, я испытывал кратковременное воздействие невесомости. Но я вскоре к этому состоянию невесомости привык, освоился с этим состоянием и продолжал выполнять ту программу, которая мне была задана на полет. По моему субъективному мнению, воздействие невесомости не сказывается на работоспособности организма, на выполнении физиологических функций.

В процессе всего полета я вел плодотворную работу по программе. При полете принимал пищу, воду, поддерживая непрерывную радиосвязь с Землей по нескольким каналам как в телефонных, так и в телеграфных режимах. Я наблюдал за работой оборудования корабля, докладывал на Землю и записывал данные в бортжурнал и на магнитофон. Самочувствие в течение всего периода состояния невесомости было отличным, работоспособность сохранилась полностью…

ВОТ МЫ И ПРИЗЕМЛИЛИСЬ…

ДВЕ зеленые машины — газик впереди, за ним автобус вот уже битый час колесили по дорогам. Шофер Саша, знаток здешних мест, поворачивал в одну сторону, отъезжал метров сто.

— Назад! — махал рукой человек в летной куртке. — Попробуй вот сюда еще, — советовал он. И надевал наушники. Слушал, внимательно слушал, стараясь отключиться от шума машины.

— Ту-ту-ту, — врывалось громко, забивая гул мотора. Человек в летной куртке сокрушенно качал головой:

— Трудно на Земле найти место без антенны…

— Саша, поворачивай на Луну! — кричали шоферу из глубины автобуса. — Там пусто, никаких звуков… И уж чего-чего, а антенны поищешь…

— На Луну не на Луну, а вот на эту просеку нам свернуть надо, — показал человек в летной куртке вправо и попросил водителя:

— Останови-ка, браток, может, все-таки мотор виноват. Выйду послушаю.

Он лихо выпрыгнул из автобуса, приладил наушники и замер. Тишина. Впервые за много километров — тишина. Осторожно, боясь спугнуть эту долгожданную тишину, покрутился вокруг себя: тишина!

— Ребята, выходите!

— Ту-ту-ту, — предательски запищало в наушниках.

— А, черт! — выругался человек в летной куртке и поспешно нырнул в автобус, где во весь голос хохотали парни.

— Вон посмотри, — показал ему в сторону леса водитель: под елками стоял дом лесников, ощетинясь добрым десятком антенн на крыше.

— Хоть на Луну! Только подальше отсюда, — махнул он рукой шоферу.

И снова тронулись в путь, в поисках места без антенны…

В автобусе сидели космонавты.

— Считай, что один виток сделали, — пошутил кто-то. Летчики всерьез озадачились: где же найти место без антенны? Всякие неожиданности были на тренировках, но такого, честно говоря, не ждали. Утром спокойно поехали заниматься пеленгацией, а на старом месте, где инженеры совсем недавно испытывали свой пеленгатор, вырос дом. А где дом — там лес антенн… Вот беда ведь какая!..

Авторы пеленгатора сидят в автобусе вместе с космонавтами и горюют. И больше всех Альбина — молодой инженер. Пеленгатор — ее первая работа. Руководитель, тот самый человек в летной куртке, даже приуныл.

— Толя! — говорит ему друг, инженер Валентин. — Давай попробуем заедем глубже, подальше от этого шоссе… Вот по этой дороге, что ли…

Автобус и газик уходят в глубь леса, по незнакомой дороге. Шофер Саша гонит и гонит свой газик, пока впереди не открывается большая белая поляна.

На этот раз повезло. Тишина такая, что кричи — не докричишься.

Инженеры проверяли аппаратуру. Я смотрела, как они вытаскивают на снег большой черный ящик с множеством приборов, который называют передатчиком, как садятся около него и «колдуют», проверяя, работает ли он.