Геологи шутят... И не шутят

Старший лейтенант привел Галю. Это была молоденькая, лет восемнадцати, хохлушка, с белым матовым лицом, с густыми черными бровями и большими карими глазами. Они светились любопытством и совсем не походили на глаза больного. Тильман со старшим лейтенантом вышел в коридор. Последний захватил с собой табуретку, поставил ее у дверей и сел охранять.

По тому, как неуклюже Иодис одевал халат и шапочку, как вертел в руках стетоскоп, Галочка сразу же сообразила, что это самозванец. Иодис обошел ее и громко, чтобы было слышно за дверью, сказал:

— Раздевайтесь, гражданочка, — и тут же добавил тихо, словно испугался собственных слов, — только не совсем.

Галя стояла, опустив руки, и улыбалась. Иодис приободрился:

— Что, Галя, осточертело здесь?

— Не спрашивайте, доктор, просто света белого не вижу, один снег и ветер. Ужас!

Иодис снова громко:

— На что жалуетесь?.. Так, дышите глубже. Где болит? Здесь?.. Здесь? — И тихо: — Что же мне делать, дочка? Чем я тебе могу помочь?

Галя умоляюще сложила руки:

— Доктор, а нельзя ли мужа моего напугать, чтобы он меня отвез на материк?

— Попробую, — заговорщицки прошептал Я. Д. и добавил громко:

— Так, все ясно. Одевайтесь. Надо поговорить с Вашим мужем. Товарищ старший лейтенант, зайдите!

Тот настороженно вошел. Иодис поправил на шее стетоскоп:

— Товарищ старший лейтенант, я советую Вам срочно отправить супругу на материк: у нее явные признаки нервного расстройства и депрессии. Для уточнения диагноза необходимо обследование и лечение в стационарных условиях.

Заканчивался 1953 год. Иодис, в связи с закрытием Омчикандинского разведрайона, работал уже в Батагае. Однажды его вызвали в милицию. В кабинете за столом сидели три знакомых ему следователя. Один из них, капитан, предложил Иодису сесть и спросил:

— Гражданин Иодис, Ян Дмитриевич, Вы работали в Омчикандинском разведрайоне, когда и кем?

— Работал, — не задумываясь, ответил Иодис, — маркшейдером.

— Были ли у Вас случаи, когда Вы выдавали себя за врача?

Ян Дмитриевич сразу же вспомнил Галю и все рассказал. Следователи слушали и сдержанно улыбались.

— Я думаю, на этом дело Иодиса можно закрыть. — сказал капитан и закрыл папку.

— А что, собственно, случилось? — полюбопытствовал Иодис.

Капитан достал из папки конверт с листом из ученической тетрадки:

— Это рапорт бывшего начальника Омчикандинского лагеря. Можете ознакомиться.

Иодис дрожащими пальцами взял листок. Обманутый начальник зоны писал: «Я, боевой офицер, всю войну выполнял свой долг по охране врагов народа… В тяжелейших условиях… трижды был ранен… А тут какой-то штафирка оскорбил офицерскую честь… выдал себя за доктора и взялся осматривать мою жену. Я выделил им свободную комнату и, как дурак, сторожил у дверей, пока он ощупывал ее… Прошу осудить его на десять лет с отбыванием наказания в моем лагере. Подпись, дата».

Ян Дмитриевич разволновался:

— А ведь запросто могли бы и посадить по этому письму.

Провожая его до двери, капитан на прощание сказал:

— На будущее, доктор Иодис, учтите, с кем и как шутить… Между прочим, Галочка своими показаниями Вас выручила: она подтвердила все, что вы сейчас рассказали.

(В. В. Шошин, см. в кн.: [Геологи Яны. С. 241])

«Однажды по рации с позывным „Веронал“ <Сильнейшее снотворное в те годы!> перехватили странное сообщение: „Сегодня в кладовке старика Менделеева вскрыли 92-й ящик“. Всем стало ясно: в соседнем геологическом отряде канавой вскрыли урановую руду. Долго смеялись. Но смех прекратился, когда к этому сообщению подключились работники 1-го отдела (по режиму): в шифровке топорно провозглашался на весь эфир факт находки урановой руды».

[Зенченко. 2003. С. 75]

Д. г.-м. н., профессор Александр Петрович Соловов (1908–1993), один из основоположников метода геохимических поисков руд (металлометрии), имел, с точки зрения «органов», следующие пороки: был из дворян, беспартийный, в 1947 г. находился в годичной командировке в США. Но во время разгрома Мингео СССР в 1949 г. он не был арестован, его всего лишь уволили из центрального аппарата министерства и перевели главным инженером Турланской экспедиции Средне-Азиатского геофизического треста. Приказ сопровождался секретным указанием начальнику экспедиции С. А. Пояркову установить негласный надзор за Солововым. Но эти два геолога были в дружеских отношениях с 1930 года, хотя и работали с тех пор в разных городах. Органы это «проворонили» и совершили грубую ошибку. Местный куратор от МГБ ознакомил Пояркова с досье Соловова. Из него Поярков понял, почему Соловов избежал ареста.

В США надзор за Солововым был поручен полковнику Воробьеву. Тот прислал сообщение, что «Соловов продал американцам секрет аэромагнитной съемки (?!). Столь чудовищное (сколь и нелепое) обвинение, безусловно, привело бы к аресту. Однако из других документов того же досье выяснилось, что следивший за полковником Воробьевым полковник Птичкин доложил в высшие инстанции, что Воробьев — „двойник“, завербованный американской разведкой. В итоге Воробьева расстреляли, а Соловов был частично реабилитирован».

(Из очерка В. А. Жарикова и А. А. Матвеева [Смирн. сб.-98. С. 156])

Вадим Иванович Туманов, осужденный в 1948 г. по 58-й статье на 25 лет, зэк на Колыме, друживший с В. Высоцким, ставший в новой России Известным предпринимателем, руководителем акционерного общества «Туманов и Ко» рассказывает:

«1954 год. Мы, человек 50, умеющие работать, создали скоропроходческую бригаду. Впервые на Колыме стали менять традиционную технологию проходки наклонных стволов, штреков, рассечек. Мы по своим чертежам наваривали ковши, усовершенствовали технику. В сутки проходили до 36 м штреков двумя забоями. Эти рекорды не перекрыты до сих пор. <…> За работу нам платили 48 % от заработка вольнонаемных, но работали мы так, что наши заработки бывали побольше, чем у руководителей Дальстроя и вдвое-втрое превышали оклады начальников лагерей. С большой симпатией относился к бригаде начальник Заплага В. В. Племянников, в подчинении которого были лагеря с сотнями тысяч заключенных. Нашу бригаду он в трудные времена бросал на прорыв. Мне давали право по своему усмотрению заменять на шахтах персонал, в том числе вольнонаемный, ставить моих ребят начальниками шахт, их заместителями, мастерами. На Колыме судьба любого начальника, в том числе и партийного, зависела от выполнения плана по золоту, а план Заплага обеспечивала во многих случаях наша бригада».

(Из очерка В. И. Туманова [Смирн. сб.-97; С. 230])

В 1968 г. геологу В. Ф. Ефимову нужно было вылететь с Чукотки в Москву для оформления документов на квартиру. Командировку от начальства он получил, но оставил паспорт в полевой сумке, находившейся в партии. А с трудом добытый билет был назавтра.

«Пришла мысль пойти в КГБ. Встречает меня симпатичный старлей. Говорит:

— Хорошо, мы тебя отпустим в Москву, а как ты обратно вернешься? Тебя без паспорта в каталажку заберут, и будешь ты год сидеть до выяснения личности. <…> Слушай, Вася, как мы можем без паспорта человека отправлять в Москву?

— Только в двух случаях: либо осужденного ЗК с сопровождением, либо освобожденного ЗК со справкой без сопровождения.

— Хм, — усмехнулся старлей. — сделай этому молодому человеку справку об освобождении». <…>

Самое интересное было, когда мне нужно было лететь обратно. Билетов до Певека не было. Мне сообщили страждущие, что нужно в паспорт вложить четвертной. <…> Так как паспорта у меня не было и четвертак некуда было вложить, то я представил только справку об освобождении. К удивлению моих знакомых, которые, несмотря на четвертаки, ждали билеты уже неделю, мне выдали билет сразу и на первый же рейс.