Самвэл

Всю дорогу Самвел терзался, думая как встретится с Ашхен, чем и как может он облегчить ее страдания после трагических событий, обрушившихся на ее дом. Он приготовил немало слов, которыми собирался утешить ее скорбящее сердце, но все они оказались не нужны, когда он услышал ответ Ашхен. В объятиях любимой девушки все было забыто.

Недалеко от «Источника слез», на зеленой траве, под густолиственной сенью благоуханных пихт разостлали ковер. Самвел и Ашхен сели на этот ковер. Спутники князя, Юсик и Малхас, присоединились к людям княжны.

И Самвел и Ашхен молчали. Это было молчание, вызванное сильным душевным волнением. Они не отрывали глаз друг от друга и, казалось, не находили слов, чтобы выразить свои чувства. Самвел первым прервал молчание:

— Я так несчастен, дорогая Ашхен! Нам выпала удача встретиться после столь долгой разлуки, и вот, вместо того, чтобы наслаждаться сладостным обаянием любви, вкушать бесконечное блаженство, которым дарит влюбленного близость любимой девушки — я вынужден говорить с тобой о предметах горестных и скорбных. Оба мы оплакиваем свои утраты: ты потеряла мать, и потерял отца. Твоя мать пропала, ибо была образцом добродетели, а мой отец пропал для меня, ибо он злодей. Вступив на твою землю, я прошел сквозь огонь и пепел. Я видел в развалинах родовые замки твоих предков. Я не знаю, куда деваться от стыда, от позора, как подумаю, что все это — дело рук моего отца... человека, который должен стать и твоим отцом...

— Зачем все эти слова, Самвел? — прервала княжна. — Ты оправдываешься, словно преступник. Да и скорее умру, чем сколько-нибудь усомнюсь в тебе!

— Ас моей стороны было бы преступлением подыскивать себе оправдания: я знаю, сколь ты добра, сколь выше ты простых смертных. Я знаю, что в беспредельности твоей любви, словно во всеочищающем пламени, сама собою исчезает, сгорает любая моя вина. Но совесть моя неспокойна, Ашхен... Я ведь заранее знал о надвигающейся опасности, я видел, как зловещая туча наползает на твою родную землю. Я поспешил предупредить и тебя и твоего отца. Но беда дошла до вас раньше, чем мое письмо...

— Такова, видно, воля Божья, — твердо ответила княжна. — Оставим это. Лучше скажи, зачем ты здесь и куда поедешь отсюда?

Вопрос был поставлен прямо. Самвел растерялся: он не знал, что ответить. После минутного замешательства он повторил:

— Зачем я здесь... куда поеду отсюда... Это очень не-веселая история, дорогая Ашхен, мне трудно ответить сразу. Я должен сначала приподнять завесу над трагическими событиями, которые происходят и еще произойдут на нашей обращенной в руины земле. И тогда ты сама поймешь, зачем я приехал сюда и куда думаю ехать дальше.

В глуши родных гор Ашхен имела лишь очень туманное представление о том, что делается в остальной Армении. Хотя до нее и доходили горестные слухи, они были столь неопределенны и зыбки, что ей трудно было составить ясное представление о том, чего добиваются злодеи, которые повергли страну в смуту. Самвел начал рассказывать, что произошло в Армении и что происходит сейчас. С горечью поведал он об отступничестве своего отца и Меружана Арцруни, раскрыл княжне злокозненные планы этих предателей и взятую ими на себя позорную обязанность уничтожить христианство и утвердить в Армении персидскую веру. Рассказал об их подлых намерениях свергнуть царскую власть Аршакидов и основать в Армении новое царство под верховной властью Персии. Рассказал о торжественном обещании, данном отступниками персидскому царю Шапуху и об их походе па Армению во главе персидских войск, чтобы исполнить его повеления. Описал их варварства, их жестокость в достижении этих целей. Одним словом, рассказал все, что знал и что предугадывал в будущем.

Княжна слушала с глубоким возмущением. В ее горящем взоре можно было прочесть боль и гнев чуткого сердца. Краски не раз сменяли друг друга на ее прекрасном лице, прежде чем Самвел кончил свое печальное повествование.

— Что же собираются противопоставить этому армянские нахарары? — спросила она встревоженно.

— Некоторые перешли в сторону отступников. А те, кто остался верен армянскому царю и христианской вере, поклялись или умереть или избавить родину от грозящей гибели.

Потом он рассказал о приготовлениях верных долгу нахараров, о провозглашении Мушега спарапетом, о призыве армянской царицы Парандзем к борьбе против общего врага и обо всем остальном. Свой рассказ он закончил словами:

— А теперь я скажу тебе, милая Ашхен, зачем я здесь и куда поеду отсюда. Предо мной две святыни, самые дорогие для меня. Одна — это моя родина, которой грозит опасность, другая — моя любимая, которой тоже грозит опасность. Обе равно святы для меня, обе равно бесценны Обе зовут меня. Я долго терзался, думая, на чей зов отозваться. Ради обеих я готов жертвовать собою, но мне трудно решить, кому из вас принести жертву в первую очередь. И вот я поверяю тебе свои самые пламенные желания, свои самые горячие стремления. Укажи мне, каким путем идти!

— Спасать родину! — воодушевленно воскликнула княжна. — Ты будешь недостоин меня, Самвел, если твоя кровь не вольется в тот общий поток, который народ готов пролить за отчизну! И я не буду достойна тебя, если не сделаю того же...

— Ты?! — воскликнул Самвел, и печальное лицо его осветилось радостью. — Дай же мне обнять тебя, мой ангел, ангел мести и праведного гнева!

Они кинулись друг другу в объятья.

— Все блага мира не могли бы столь обрадовать меня, как эти слова из твоих уст, дорогая Ашхен! Эти слова наполняют меня высокой гордостью, ибо я удостоился любви отважнейшей и достойнейшей девы Армении.

— Я буду сражаться за родину, обязательно буду! — воскликнула княжна с еще большим жаром. — Моя мать исчезла бесследно, отец отправился искать ее. Бог весть, вернется ли он. Наши горцы в большом волнении, я еле сдерживаю их ярость — они так любили мою мать. Часть войск я оставлю защищать нашу страну, а часть возьму с собой и присоединюсь к армии, которая собирается вокруг царицы Парандзем. Пусть среди доблестных военачальников армянской царицы будет и девушка. Это ее обрадует...

Теперь Самвел высказал свое одобрение намерениям княжны не только из-за их героического характера, но и по деловым соображениям: он объяснил ей необходимость этого шага.

— Если бы ты не решила и не сказала сама, тогда я все равно попросил бы тебя поступить именно так, дорогая Ашхен. Мой отец и Меружан Арцруни получили от Шапуха особый приказ о женах и детях армянских нахараров: брать их всюду под стражу и держать в разных крепостях под строгим надзором, пока их мужья не сдадутся. И твою мать похитили с этой же целью. Ты чудом избегла той же участи. Если бы ты не уехала с отцом на охоту, если бы в ночь нападения на замок ты была дома, я бы тебя потерял: тебя тоже увезли бы. Армянским нахарарам известен приказ Шапуха, поэтому многие спешат укрыться со своими семьями в стане войск царицы.

Последние слова, видимо, задели самолюбие княжны, и она веско сказала:

— Я не собираюсь искать в стане армянской царицы убежища или спасения, Самвел. Я иду, чтобы влить небольшое войско Рштуника во всеармянское войско. Если бы надо было прятаться и спасать свою шкуру, то и в наших горах нашлось бы немало неприступных мест. Какие распоряжения получили от Шапуха твой отец и Меружан Арцруни, я не знала, и узнала об этом только сейчас, от тебя. Но одно я знаю точно: если бы враги подошли к нашим замкам с суши, то не только не взяли бы их, но и отступники и персы, которых они привели с собой, погибли бы в наших горах. Так оно и случилось, но не со всеми...

И княжна рассказала о нападении врага, подробности которых не мог знать Самвел. Сказала, что в ночь набега ни ее, ни се отца не было в замке, они уехали на охоту и благодаря этому не попали в руки врага. В крепости оставалась только княгиня Рштуни с небольшой охраной. Враг напал с двух сторон сразу, разделив для этого войско на две части: часть двигалась по суше, часть — по воде. Эти последние захватили остров и, не встретив сильного сопротивления, сумели взять крепость приступом. Те, что шли сушею, почти все погибли в теснинах гор, среди скал и ущелий, и лишь немногим удалось спастись бегством под защиту крепостных стен Вана.