Кольцо царя Соломона

С тех пор Лево-зелёная стала быстро приобретать расположение самца. Спустя несколько дней он уже регулярно с нежностью кормил её, разумеется, когда рядом не было Право красной. Не то чтобы он сознательно делал это за спиной законной подруги — думая так, мы бы переоценили умственные способности галок. Право-красная получала от самца различные деликатесы, когда находилась рядом, но когда её не было, лакомая порция доставалась другой. Мой друг А. Ф. Фж. Портье наблюдал сходное поведение у лебедя-шипуна. Старый самец свирепо изгнал незнакомую самку, которая предложила ему свою любовь, слишком близко подплыв к его гнезду, где насиживала яйца законная супруга. В тот же день лебедь встретил ту же самочку на другом конце озера, вдали от гнезда и от жены, и уступил искушению без дальнейших осложнений. Здесь можно обнаружить параллель с человеческими взаимоотношениями, но снова наше заключение будет ошибочным. Находясь в окрестностях своего гнезда, лебедь почти всецело поглощён заботами об охране территории — здесь он считает агрессором любую постороннюю особь своего вида, будь то самец или самка. За пределами гнездовой территории, откуда самец должен выставить каждого нарушителя границы, он не столь предубеждён и поэтому способен среди вновь появляющихся незнакомцев узнать желанную самочку.

Чем больше Лево-зелёная убеждалась в благосклонности самца, тем нахальнее она вела себя по отношению к Право-красной. Она уже не спасалась бегством от соперницы, и между двумя самками иногда возникали поединки. Странным было поведение самца в этой двусмысленной ситуации. Если обычно Сине-золотой смело защищал супругу, когда она ссорилась с другими членами колонии, то здесь он, по-видимому, вступал в противоречие с самим собой. Он пытался угрожать Лево-зелёной, но никогда не предпринимал в отношении её более активных действий. Как-то я видел, как Сине-золотой принял подобие угрожающей позы и перед Право-красной. Одним словом, его сдержанность и замешательство перед лицом столь сложной ситуации часто казались совершенно очевидными.

Конец этого романа был неожиданным и драматичным. В один прекрасный день Сине-золотой исчез, а вместе с ним и Лево-зелёная. Трудно поверить, что две зрелые и опытные птицы одновременно явились жертвой несчастного случая. Несомненно, что они улетели вместе. Эмоциональный конфликт столь же мучителен для животных, как и для человека, об этом я расскажу позже. И я не могу отказаться от предположения, что именно противоречивость чувств заставила Сине-золотого оставить колонию.

Я не думаю, чтобы инциденты такого рода случались между старыми, уже гнездившимися супругами, и мне неизвестно, чтобы подобные вещи происходили ещё когда-либо. Все размножавшиеся галки, за которыми я наблюдал достаточно длительное время, до самой смерти оставались верны своему супружескому долгу. Тем не менее и вдовы и вдовцы без колебаний вступают в новый брак, как только представится возможность к этому. Надо сказать, что это нелёгкое дело для старой самки, занимающей высокое общественное положение. Что касается серых гусей, то они никогда не женятся и не выходят замуж вторично, но об этом будет рассказано в книге, специально посвящённой этим птицам.

Галки приобретают способность размножаться на втором году жизни. Возможно, они созревают уже осенью второго года, сразу же после первой полной линьки, в ходе которой сменяется не только мелкое оперение тела, но и обновляются все крупные перья крыльев и хвоста, Как только закончилась линька, и наступили ясные осенние деньки, у галок, очевидно, начинается пробуждение половой активности. Особенно склонны они в это время разыскивать пустоты, пригодные для устройства гнёзд. Со всех сторон раздаётся непрерывное «зик, зик, зик…» С наступлением холодной погоды осеннее половое возбуждение постепенно сходит на нет, переходит в скрытое состояние. Даже в тёплые зимние дни звуки непродолжительных концертов «циканья», устраиваемых галками, иногда доносятся в комнаты нижнего этажа через отверстия дымоходов. Б феврале и в марте — это уже серьёзное дело, и знакомое нам «зик, зик» слышится почти непрерывно на протяжении всего светлого времени суток.

В это же время часто можно видеть другую церемонию, которая представляет собой наиболее интересное явление в общественной жизни галок. В последние дни марта, когда циканье достигает апогея, одна из ниш каменной стены внезапно становится сценой, с которой доносится концерт невиданно мощного звучания. Тембр выкриков меняется, они становятся глубже, полнее и звучат теперь как «уип, уип, уип» в убыстряющемся стаккато, которое к концу строфы достигает безумного напряжения. Одновременно со всех сторон к этой нише слетаются возбуждённые галки. Они взъерошивают оперение и, приняв великолепные позы устрашения, присоединяются к общему концерту.

Что же все это значит? Потребовалось много времени, прежде чем мне удалось понять смысл происходящего. Оказывается, перед нами не более и не менее как выступление общественного мнения против зарвавшегося нарушителя! Чтобы окончательно понять сущность этих сугубо инстинктивных коллективных действий, мы должны глубже заглянуть в будни нашей колонии.

Надо сказать, что напасть на галку, пикающую возле избранного ею отверстия, совсем нелегко, поскольку агрессор неизменно окажется в невыгодном положении. Своему сопернику галка может угрожать двумя способами, которые столь же различны по форме проявления, как и по смыслу, В том случае, когда ссора произошла на почве выяснения субординации, то есть, связана исключительно с вопросами общественного положения, соперники запугивают друг друга, вытянувшись в полный рост и плотно прижав оперение. Эта поза подчёркивает намерение взлетать вверх, а затем — на спину противника. Такой способ боя принят у петухов и встречается у многих других птиц: борцы взлетают, сцепляются в воздухе, ударяя друг друга когтями и клювами, они стремятся опрокинуть неприятеля и повалить его на спину.

Другая устрашающая поза прямо противоположна первой. Птица ныряющим движением низко опускает голову и шею, взъерошивает спинное оперение, которое образует очень курьёзную линию «кошачьей спины». Галка разворачивает хвост веером и резким движением загибает его в сторону соперника. Принимая первую позу, птица старается стать как можно выше, задача второй позы — сделаться по возможности более толстой и громоздкой. Первая поза означает: «Если ты не посторонишься, я нападу на тебя с воздуха»; смысл второй таков: «Там, где я сейчас нахожусь, я буду драться до конца, но не отступлю ни на дюйм!».

Когда высокопоставленная галка приближается к другой, занимающей не столь высокое общественное положение, с намерением прогнать последнюю с занятого ею места, стоит лишь собственнику территории принять угрожающую позу второго типа, как агрессор обычно ретируется. Только в том случае, если и сам нападающий имеет виды на этот участок, например, намеревается устроить здесь своё гнездо, он продолжает дальнейшие действия. Иными словами, он принимает точно такую же позу устрашения. Итак, обе птицы подолгу сидят, согнувшись в три погибели, плечом к плечу, наблюдая друг за другом с мрачной решимостью. Они не решаются вступить в драку, держась на первоначальном расстоянии и не меняя положения тел; противники пытаются нанести друг другу удар клювами. Усилия их полны энергии и ярости, но, в общем, не достигают цели. Лишь резкий выдох да громкое щёлканье клюва явственно слышатся при каждом очередном выпаде. Исход подобного поединка неизменно зависит от того, кто из соперников окажется более упорным.

Поскольку церемония «циканья» неразрывно связана с угрожающей позой второго типа, птица просто неспособна произносить своё «цик, цик» или «уип, уип» в каком-либо ином положении. У галок, как и у всех прочих животных, которые тем или иным способом метят свою территорию, граница между владениями двух самцов определяется степенью их боевого задора. Около своего дома каждый владелец участка сражается намного свирепее, чем на чужой земле. Таким образом, галка, цикающая около своего законного отверстия в стене, с самого начала имеет явное преимущество перед любым захватчиком, и это первоначальное превосходство, как правило, значительно перекрывает всякое неравенство между членами колонии, будь то неравенство в силе или в общественном положении.