Медовый месяц императора

Есть ещё одна довольно широкая группа, в которую входят и масоны и иезуиты. Писать о ней у нас ранее было не принято.

7. Голубая гвардия

Запад дал России атеизм, принципы демократии и гомосексуализм. Последний усваивался особенно быстро. В начале XVIII столетия сам император Петр I, видимо, подавал дурной пример. С определенного момента молодой император охладел и к супруге, и к своим фавориткам, окружив себя неубывающим числом фаворитов, многие из которых были просто детьми. Камер-юнкер Фридрих Вильгельм фон Берхгольц, состоявший в свите герцога Голштинского, с определенной долей удивления писал, что "почти вся свита его (Петра. - А.З.) состоит из нескольких денщиков (так называются русские слуги), из которых только немногие хороших фамилий, большая же часть незнатного происхождения. Однако почти все они величайшие фавориты и имеют большой вес".

У императора в денщиках были два брата-близнеца. Одного из них, "который не сумел подделаться под его вкус, он отдал царице". "Вкусы" Петра Великого могли поразить любого. Ночной денщик должен был ложиться в царскую постель, если у Петра случались судороги. Сомнительно выглядят и публичные поцелуи императора с юными фаворитами. Особенно любил Петр бывшего певчего из императорского хора, Василия Петровича, без которого не мог обходиться, постоянно обращался к нему, прерывая для этого беседу с министрами, и тут же "раз его берет его за голову и целует...".

Пример императора оказался заразителен. Высшее общество поражено проказой гомосексуализма, называемого в первой половине XIX века "бугрством".

Особенно пострадала армия. В период войны 1812-1814 годов молодые, прошедшие всю Европу русские офицеры были побеждены французской распущенностью. Многие из них вернулись в Россию не только членами различных масонских лож, но и откровенными гомосексуалистами.

Высшие чины русской армии вовлекали в "бугрство" своих подчиненных. В литературе упоминается о гомосексуальных увлечениях директора Академии Генерального штаба генерал-адъютанта Ивана Онуфриевича Сухозанета (1785-1861).

Не менее известен в этом смысле генерал от артиллерии, член военного совета князь Лев Михайлович Яшвиль.

Повальное увлечение гомосексуализмом началось в военных учебных заведениях. Молодые кадеты "бугрили" друг друга весьма изощренно.

За ними последовали гражданские и полугражданские учебные заведения. Приятель А.С. Пушкина Алексей Николаевич Вульф прямо пишет об этом: "Нет разврата чувственности, - писал он в дневнике, - изобретенного сластолюбием Катона и утонченного греками, подробно поименованного в "Кормчей книге", которого не случалось бы там..."1. Там - это в Санкт-Петербургском горном корпусе, где имел счастие обучаться Вульф.

Не только Вульф столкнулся с этим явлением. Знал его достаточно хорошо и Александр Пушкин. В своих записях он пользовался термином "педерастия". Можно предположить, что у поэта был опыт прямого контакта с гомосексуализмом и гомосексуалистами, что нашло отражение в стихотворении "Подражание арабскому":

Отрок милый, отрок нежный,

Не стыдись, навек ты мой;

Тот же в нас огонь мятежный,

Жизнью мы живем одной,

Не боюся я насмешек:

Мы сдвоились меж собой,

Мы точь-в-точь двойной орешек

Под единой скорлупой.

Очень прочувствованное стихотворение. Сомнений нет: у автора имелся начальный опыт гомосексуализма. Скорей всего, он относится к лицейскому периоду жизни поэта.

Возможно, те же корни и у слишком экзальтированных отношений Пушкина с лицейским товарищем, бароном Дельвигом. Анна Петровна Керн, которая не только вдохновила Пушкина на гениальное произведение, но и предоставила молодому человеку первый серьезный опыт чувственной любви к женщине, не без легкого злорадства описывает встречу Пушкина с Дельвигом: "Последний, узнавши о приезде Дельвига, тотчас приехал, быстро пробежал через двор и бросился в его объятия; они целовали друг другу руки и, казалось, не могли наглядеться один на другого. Они всегда так встречались и прощались, была обаятельная прелесть в их встречах и расставаниях".

Давние отношения связывали Пушкина с Филиппом Филипповичем Вигелем, который, будучи на тринадцать лет старше поэта, успел побывать членом нескольких масонских лож и слыл известным в столицах гомосексуалистом. Пушкин познакомился с ним в "Арзамасе". Встречи их были наиболее часты в период южной ссылки поэта. Друзья часто обмениваются письмами. Сохранилось стихотворное письмо Пушкина к Вигелю из Кишинева:

Но в Кишиневе, знаешь сам,

Нельзя найти ни милых дам,

Ни сводни, ни книгопродавца.

Жалею о твоей судьбе!

Не знаю, придут ли к тебе

Под вечер милых три красавца:

Однако ж кое-как, мой друг,

Лишь только будет мне досуг,

Явлюся я перед тобою,

Тебе служить я буду рад

Стихами, прозой, всей душою,

Но, Вигель, - пощади мой зад!

Пушкин охладел к сексуальным увлечениям своего друга, со стороны которого, если судить по тексту стихотворения, были предложения "побугрить" друг друга.

К тридцати годам снисходительное отношение к гомосексуализму переходит у Пушкина в категорическое неприятие. 29 ноября 1833 года он записывает в дневнике: "Три вещи осуждаются вообще и по справедливости:

1. Выбор Сухозанета, человека запятнанного, вошедшего в люди через Яшвиля - педераста и отъявленного игрока, товарища Мартынова и Никитина. Государь видел в нем только изувеченного воина и назначил ему важнейший пост в государстве как спокойное местечко в Доме инвалидов".

Генерал Сухозанет мог выйти "в люди" через гомосексуалиста князя Яшвиля только одним способом, и вышел. В 1832 году он становится главным директором Пажеского и всех сухопутных корпусов. Стоит ли удивляться, что среди русских офицеров, особенно гвардейцев, "бугрство" стало обычной вещью. Пример генерала показывал молодежи, как можно сделать карьеру.

А это уже угрожает государственной безопасности. Пушкин это понимал. В своих исторических записках он пишет, что чрезвычайное развитие гомосексуализма погубило Рим и Византию.

В практической литературной деятельности Пушкину пришлось столкнуться с противодействием группы гомосексуалистов во главе с министром народного просвещения Сергием Семеновичем Уваровым и его сексуальным партнером, князем Михаилом Александровичем Дондуковым-Корсаковым. И снова в дневнике поэта появляется запись 10 февраля 1835 г.: "Он (Уваров. - А.З.) кричит о моей книге как о возмутительном сочинении. Его клеврет Дондуков (дурак и Бардаш) преследует меня своим цензурным комитетом. Он не соглашается, чтоб я печатал свои сочинения с одного согласия Государя. Царь любит, да псарь не велит. Кстати, об Уварове: это большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен. Низость его доходит до того, что он у детей Канкрина был на посылках. Об нем сказали, что он начал тем, что был б...., потом нянькой, и попал в президенты Академии наук..."

"Голубая гвардия" не могла простить этого Пушкину. Идет 1835 год. На сцене появляется Жорж Дантес и его сексуальный покровитель барон Геккерн.

Первым прямо высказался о взаимоотношениях Геккерна и Дантеса князь Александр Васильевич Трубецкой (1813-1889). Сделал он это за два года до смерти, в 1887 году. "Не знаю, как сказать, - вспоминал князь Трубецкой, он ли жил с Геккерном, или Геккерн жил с ним... В то время в высшем обществе было развито бугрство. Судя по тому, что Дантес постоянно ухаживал за дамами, надо полагать, что в сношениях с Геккерном он играл только пассивную роль".

Конечно, такая пара вызвала в свете живой интерес. Барон Геккерн, абсолютный гомосексуалист, человек, у которого никогда не было романа с женщиной, и молодой красавец, бисексуал барон Жорж Дантес. Дабы скрыть отношения Геккерна и Дантеса, придумана легенда: сердобольный Геккерн, возвращаясь из Голландии к месту службы в Петербург, встретил в гостинице тяжко больного Дантеса, положение которого так тронуло сердце посланника, что он не только окружил юного красавца заботой и комфортом на время болезни, но и взял его с собой в Петербург.