НЕОЖИДАННЫЕ ПРЕДСКАЗАНИЯ

Вот почему предчувствия, постепенно, в течение тысячелетий преобразованные в предсказания, а затем, по мере социального усложнения человечества, и в пророчества, изначально стали входить в качестве непременного условия в самую стратегию воспроизводства человека как биологического вида.

Разумеется, нельзя сводить все к этому биологическому фактору. Не менее важна и социальная организация общества, социальное воспитание детей, обучение их основам социального поведения, нормативным регуляторам и т. п. Иначе они не могли бы стать членами группы, не стали бы «человеками».

Но все же следует отметить, что Лавджей и его последователи, по существу, выводят социальную организацию общества действительно не из трудовой деятельности Homo, а из К-стратегии, то есть из специфически человеческого способа воспроизводства потомства. Что ж, возможно, на первых порах — два-три миллиона лет назад, или несколько позже — двести — триста тысяч лет назад у неандертальца, или даже сорок тысяч лет назад у кроманьонца — так оно и было.

Тем более что, по Лавджею, и прямохождение было изначально присуще нашим предкам, вошедшим уже такими прямоходящими в африканскую саванну и ставшими в ней могущественными хищниками, а не появилось эволюционно как результат орудийной деятельности или некоторых факторов социальной организации.

Но, конечно, впоследствии собственно трудовая деятельность человека и последовавшая в связи с ней организация общества придала К-стратегии и предсказательным занятиям качественно новые черты и новый уровень.

Какие же? Как конкретно проявился первоначально у Homo этот дополнительный импульс? Тоже ведь вопрос из вопросов, на который надо отвечать.

По-видимому, первоначально он усиливал все нараставшую способность человека замечать, наблюдать и обобщать и, главное, использовать для разных, в том числе уже и социальных, а не только биологических нужд природные факторы, в том числе поведение животных, птиц, рыб, насекомых. По крайней мере, дошедшие до нас археологические свидетельства, этнографические описания многих так называемых традиционных обществ (то есть таких, которые длительное время относительно гармонично сосуществовали с природой, стабильно поддерживались на основе обычаев, традиций, их члены занимались охотой, рыбной ловлей, собирательством) позволяют отстаивать именно это предположение.

Издревле, наблюдая за природой, за поведением зверей, птиц, рыб, насекомых, закрепляя эти наблюдения в индивидуальном и коллективном опыте (погодные приметы, приметы миграции животных и т. п.), то есть связывая то или иное поведение отдельных представителей животного и растительного мира с природными и иными явлениями, человек получил возможность сопоставлять свои личные предчувствия, свое опережающее отражение с этими явлениями и поведениями. В свою очередь, такая наблюдательность позволила ему более уверенно предвидеть свое будущее, условия своего социального и биологического существования и выживания, а стало быть, и вести себя соответственно.

Связывая затем эти природные явления (в широком смысле) с социальными процессами по все той же древнейшей схеме «благоприятно — неблагоприятно», «полезно — вредно», человек получил и возможность с известной степенью вероятности предсказывать не только природные явления, но и их влияние на социальную жизнь, некоторые характерные социальные процессы, а стало быть, и влиять на индивидуальную жизнедеятельность. Эти открывшиеся человеку связи между природными и социальными явлениями, процессами удерживались в коллективном опыте, коллективной памяти главным образом с помощью символов, ритуалов и других знаковых информационно-впечатляющих способов. Удерживалась, разумеется, эта связь только в той степени, в какой природные явления были жестко детерминированы или же могли с большой степенью вероятности влиять на условия существования конкретных обществ.

Вот, например, в какой символике возникла и была закреплена связь между поведением некоторых грызунов и эпидемиями чумы, которая, как это вполне понятно, в свою очередь, оказывала грозное влияние на социальное бытие, даже на существование многих обществ.

Уже в ранних неолитических слоях Чатал-Гуюка в Турции, где обильный археологический материал дает возможность реконструкции систем символов, обнаруживается связь землеройки и мышей с символами смерти. В одном из древних храмовых захоронений вместе со жрицей погребены землеройки и мыши. Представление об этих животных как об очень опасных священных земных существах многие тысячелетия сохранялось в древне-малоазиатских и древне-балканских традициях эгейского ареала. Длительным приспособлением к часто вспыхивающим эпидемиям чумы объясняется, с одной стороны, выработка соответствующей системы символических представлений (в которой соотносятся смерть и грызуны-чумоносители), а с другой — создание форм обряда кремаций, при котором сжигали не только покойника, но и все его имущество (иногда и близких к нему людей, его скот), а посуду его разбивали.

У шумеров лик богини смерти представлял собой стилизованную мышь. Не ешьте тушканчиков, сказано в Библии. Грубая, но полная смысла проза жизни, а вовсе не какое-то религиозное иносказание.

Подобные полезные наблюдения пронизывают всю историю человечества. И все это для вполне реальных, земных, даже «бытовых» целей. Эту связь явлений замечательно опоэтизировал Пушкин:

Старайся наблюдать различные приметы:

Пастух и земледел в младенческие леты,

Взглянув на небеса, на западную тень,

Умеют уж предречь и ветр, и ясный день,

И майские дожди, младых полей отраду,

И мразов ранний хлад, опасный винограду.

Так, если лебеди, на лоне тихих вод,

Плескаясь вечером, окличут твой приход,

Иль солнце яркое зайдет в печальны тучи,

Знай: завтра сонных дев разбудит дождь ревучий,

Иль бьющий в окна град — а ранний селянин,

Готовясь уж косить высокий злак долин,

Услыша бури шум, не выйдет на работу

И погрузится вновь в ленивую дремоту.

Стоит, однако, добавить, что селянин этот уже в древности не стал полагаться целиком на свои чувства («взглянув на небеса»), а изобрел очень много различных приспособлений, которые помогали ему определять погоду.

Теперь о другом. Слишком, слишком долго предметом материалистической науки был мир Homo бодрствующего, a Homo спящий маячил где-то там, на втором плане, на задворках, не привлекая серьезного внимания науки. Фраза «история делается ночью» только сейчас стала наполняться глубоким смыслом. Сон стал подвергаться оценке на том же уровне, что и бодрствование. Именно сон и сновидения — окно, позволяющее подчас заглядывать во внутренний мир человека, видеть его «бессознательное», которое, однако, также отвечает за его поступки, а значит, и за будущее. По-видимому, вечные попытки истолковывать сновидения в системе «предсказания — пророчества» — это в целом совсем не шарлатанство и мистика, а гениальная догадка человечества в прошлом о действительном значении сна и сновидений. Именно догадка, но, как и многие другие, она уже в наше время приобретает научное обоснование.

А ведь совсем недавно одного из тех, кто уже в прошлом веке пытался научно подойти к сновидениям, шельмовали наши доморощенные «научные работники» как мистика, как шарлатана, в лучшем случае как идеалиста. И уж по крайней мере ему напрочь отказывали в научной доказательности: какие-то там половые или агрессивные инстинкты, комплексы — все очень и очень мудреное, идеалистическое! Речь идет о Зигмунде Фрейде. Но привычная критика Фрейда, отвергающая его как идеалиста, выглядит сегодня более чем примитивной. Уже в наше время, в 1987 году, интересные соображения в этой связи высказал на страницах журнала «Вопросы философии» крупный российский ученый Е. Фейнберг. «Мы ведь всегда знали, — заметил он, — что не все в человеческом мышлении должно быть осознанным, чтобы влиять на его поведение, что есть подсознание, и в этих вопросах также произошли огромные сдвиги. Что там в подсознании, как оно взаимодействует с сознанием и как его содержание формируется?» Оказывается, вовсе не обязательно подсознательное должно быть вербализуемым. Фрейд отталкивался от огромной роли подсознания, правда, у него почти все сводилось к сексуальному комплексу. Однако надо учитывать, что он жил в Вене в мирный период двух десятилетий между двумя войнами в Европе, в условиях неплохой буржуазной демократии, практиковал как врач в обеспеченной среде, где, в общем, никаких других проблем, которые нужно было бы сдерживать внутренним цензором, кроме сексуальных, не было. А, как говорил сам Фрейд в своей ранней книге «Истолкование снов», курице просо снится. Поэтому отделить у Фрейда основное и ценное от случайного, считает Фейнберг, — важная задача, относящаяся тоже к проблеме сознательного и бессознательного и их сложной взаимосвязи, сложному взаимовлиянию, которые все больше принято объединять термином сверхсознание. Таким образом, речь идет и о проблеме познания и самопознания. И о возможности по сновидениям предвидеть будущее, хотя бы состояние здоровья конкретного человека, добавим мы. А также и лечить больного человека не сном, а во сне, с помощью заданных, программируемых сновидений, и обучать во сне языкам, например.