Средневековые процессы о ведьмах

Несмотря на просвещенные взгляды, обнаруженные Мариею Терезией в изданном ею законе о преступлениях колдовства, процессы против ведьм в католических странах ее короны не прекращались до самого исхода XVIII века, а в некоторых из них продолжались даже в текущем XIX веке. В Вюртемберге, Вюрцбурге, в особенности в Баварии встречаются процессы еще в последней четверти «просвещенного» XVIII века — по самым чудовищным обвинениям, напоминающим процессы во время расцвета преследования колдовства в XVI и XVII ст.

Во Франции в царствование Людовика XVI был издан эдикт, утвержденный Кольбером, в котором отвергается существование ведьм и воспрещается судам впредь принимать обвинение в колдовстве. Парламент счел своим долгом сделать королю внушение, ссылаясь на то, что Св. Писание приговаривает к смерти всех, кто занимается колдовством, что у всех народов, начиная с древних времен, было правилом подвергать колдунов смертной казни и что в самой Франции издревле установлено в практике и по закону преследовать колдовство и наказывать ведьм смертью. Это внушение, однако, не подействовало на короля, и он не отменил эдикта. Однако еще в XVIII ст. встречаются часто обвинения в колдовстве и возникают процессы против ведьм. Только Великая французская революция (законом 22 июля 1791 г.) положила конец этим процессам, признав одержимых бесом больными и предписав их, как таковых, передавать в дома для сумасшедших для лечения.

В Швейцарии процессы о ведьмах удержались весьма поздно. Еще в 1782 г. в Glarus была обезглавлена молодая девушка, Анна Goldi, служанка одного врача, обвиненная в том, что оно околдовала ребенка, вследствие чего он заболел.

Позже, чем во всех других странах Европы, удержались процессы в Испании, где еще в 1781 г. была сожжена одна ведьма по обвинению в любовной связи с дьяволом. Преследование колдовства продолжалось в Испании еще в начале XIX ст. В католической республике Мексике процессы против ведьм прекратились очень недавно. Последний процесс, произведенный там по всем правилам судопроизводства, был 20 августа 1877 г., по обвинению пяти женщин в колдовстве, которые все были осуждены и сожжены на одном костре.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

КОЛДОВСТВО В РОССИИ

История колдовства в России резко отличается от истории колдовства в Западной Европе.

Разнообразие элементов, наполнявших религиозную жизнь и питавших религиозную мысль на Западе, — вся обстановка католицизма, с ее папством, инквизициею, теологиею, с ее догмой греха и искушения, с ее таинственными сводами и мрачными оградами монастырей и соборов, с искусством, отдавшим себя на служение религиозным сюжетам, — все это вызывало разнообразие и яркость представлений о сатане, его власти на земле и его похождениях среди людей. Кроме того, Западная Европа наследовала богатый материал для демонологии от классического мира, на котором возникла цивилизация Запада, — от язычества, которое со всеми своими богами, с водворением христианства, сошедшими на землю и вступившими в борьбу с началами добра и света, послужило основанием демонологических понятий и сатанинского культа.

Совсем другое мы видим на Руси. И на Руси были распространены представления о дьяволе и о борьбе с ним. Но благодаря простоте внутреннего содержания восточной церкви, однообразию форм ее внешнего строя, слабому развитию философско-теологической литературы, бледности красок и однообразию жизненных элементов в складе древнерусской жизни — представления о дьяволе остались в бледных зачатках и в самых слабых очертаниях и не могли развиться в ту стройную систему демонологических учений, какую мы видим на западе.

«Древнейшие сказания, — говорит Буслаев [7], — распространенные на Руси, как национального, так и византийского происхождения, изображают беса в самых общих чертах, придавая ему только одно отвлеченное значение зла и греха. Фантазия, скованная догматом, боязливо касается этой опасной личности и, упомянув о ней вскользь, старается очистить себя молитвой. Самые изображения бесов в русских миниатюрах до XVII в. однообразны, скудны, не занимательны и сделаны как бы в том намерении, чтобы не интересовать зрителя».

Восточная церковь не считала своей задачей борьбу с дьяволом и не посвящала себя этой борьбе, как служению Богу. Поэтому и в народе не была выработана вера в организованный демонический культ, и народным воззрениям были совершенно чужды те демонологические понятия, которые вызывали на Западе жестокое преследование колдовства. Как справедливо замечает В. Б. Антонович [8], «народный взгляд, допуская возможность чародейного, таинственного влияния на бытовые, повседневные обстоятельства жизни, не искал начала этих влияний в сношениях со злым духом; демонология не только не была развита как свод стройно развитой системы представлений, но до самого конца XVIII стол., насколько можно судить по процессам, совсем не существовала в народном воображении, даже в виде неясного зародыша. Народный взгляд на чародейство был не демонический, а исключительно пантеистический. Допуская существование в природе законов и сил, неведомых массе людей, народ полагал, что многие из этих законов известны личностям, тем или другим образом успевшим проникнуть или узнать их.

Само по себе обладание тайною природы не представлялось, таким образом, делом греховным, противным учению религии. Поэтому преследования колдовства и ведьм не имели у нас того жестокого фанатического характера, какой приняли процессы о колдовстве на Западе. Производившиеся у нас процессы по обвинению в колдовстве не имели ничего общего с процессами западными. Это были большею частью обыкновенные гражданские иски, возбуждавшиеся против тех или других лиц (преимущественно женщин), обвиняемых в причинении вреда посредством колдовства. Колдовство, таким образом, играло лишь роль орудия для нанесения вреда другому, и вина обвиняемых вытекала не из греховного начала колдовства, а измерялась экономическим началом — степенью и количеством нанесенного ущерба. Никаких религиозных или иных причин для преследования колдовства в народном сознании не было. Дьявольская сила преследовалась не за свою греховность, а за то, что ею пользовались для нанесения вреда. Народ смотрел на колдунов как на силу, умеющую вредить, и защищал себя от колдовского вреда или мстил за причиненный вред. Судьи принимали к своему решению дела о колдовстве как частные случаи и были чужды каких-либо фанатических представлений о необходимости искоренения колдовства во имя каких-либо общих демонологических понятий. Поэтому у нас не было систематизированного преследования ведьм, как на Западе, не было выработано никаких исключительных судопроизводственных порядков по делам о колдовстве, не было специальных законов о преступлениях колдовства, обвиняемые не пытались, не сжигались на костре. Дела оканчивались обыкновенно вознаграждением потерпевшего или уплатою штрафа в пользу церкви, церковного эпитемиею или очистительною присягою.

Ниже мы приведем некоторые процессы по обвинению в колдовстве, относящиеся к прошлому столетию, а теперь обратимся к историческому очерку развития колдовства в России. Из него мы увидим, что, несмотря на слабое развитие демонологических понятий, Россия, тем не менее, также заплатила тяжелую дань суеверию колдовства.

Чародейство известно в России в самый древний период. В летописях находим много рассказов о волхвах. Под 1024 г. рассказывается, что из Суздаля вышли волхвы и стали избивать «старую чадь», т. е. стариков и старух, говоря, что они портят урожай. Князь Ярослав велел схватить волхвов и иных из них прогнать, других предать смерти, говоря: «Бог наводить по грехам на каждую землю гладом или мором, ли ведром, ли иною казнью, а человек невесть ничтожен». Во время голода в Ростовской земле в 1071 г. пришли туда из Ярославля два волхва и стали преследовать женщин: мучить их, грабить и убивать — за то, что будто они виновны в этом народном несчастии. Обыкновенно придя в какой-либо погост, они называли лучших жен, т. е. более зажиточных женщин, и утверждали, что одни из них задерживают жито, другие медь, третьи рыбу или кожи; жители приводили к ним своих сестер, матерей и жен; волхвы же, прорезавши у них за плечами кожу, вынимали оттуда жито, рыбу и т. д. и затем убивали несчастных, присваивая себе их имущество.