Средневековые процессы о ведьмах

Далее в прусском государственном праве Фридриха Вильгельма I от 27 июля 1721 года мы находим следующее постановление:

«§ 1. Что касается колдунов, как они представлялись до сих пор, то в эти вещи не нужно вкладывать никакой основательной веры: что будто бы они заключают действительный союз с злым духом, остаются не крещенными и потом с ним смешиваются; что будто бы они через трубу, кузнечный горн или через какие-нибудь другие узкие отверстия проезжают верхом на метле или как-нибудь иначе, и то на ней, то на каком-нибудь животном верхом отправляются по воздуху на известную каменную гору (лысую) и устраивают там, в известное время, сходки, на которых они сами себя или также и других превращают в кошек, волков, козлов и других животных, по их злому усмотрению или забаве, и, преображенные таким образом, они снова потом превращаются в их прежнее состояние; наконец, будто бы они могут производить непогоду, гром и ветер, и прежние процессы по обвинению в колдовстве очень большое на это обращали внимание; — все это, однако, покоится на внушенных им гнусным дьяволом ложной мечте, грезе и фантазии. Таким образом, мы желаем, чтобы отныне, если подобные дела представятся в каком-нибудь из процессов по обвинению в колдовстве в нашем королевстве прусском, не было бы даже размышления о том, нужно ли за это назначать смертную казнь, если обвиняемые при этом ничего другого не совершили. Поэтому наши судьи должны гораздо более думать о том, чтобы наставлять, что подобное предпринято отвратительным сатаной, и лучше укреплять заблуждающийся народ в христианстве проповедью слова Божьего и приводить его к истинному признанию и искреннему раскаянию, чтобы подобным образом можно было бы скорее вырвать его из рук дьявола. Если же будут находиться некоторые из таких нечестивых людей, которые, словесно или письменно, открыто объявят, что они отрекаются от Бога и предаются дьяволу, то такие должны быть рассматриваемы как богохульники и наказаны смертью или телесным наказанием.

§ 2. Тот же, который не отрицает, что он старался, естественными или сверхъестественными средствами, приносить вред или убыток людям или скоту при помощи яда или другим образом, если при этом он еще убил человека, такой, как убийца или отравитель… должен быть наказан. Если же он убил не человека, а быка, бессловесное животное, должен такой злодей поплатиться не жизнью, а после уплаты причиненного убытка или быть наказанным розгами, или быть навеки изгнанным из всех наших земель, или, смотря по обстоятельствам, ad operas publicas condemniret. Если же вред был настолько велик, что он не мог бы быть вознагражден, то в таком случае и смертная казнь должна иметь место…»

Этими постановлениями была устранена необходимость В специальных, по поводу связи с дьяволом, процессах. Только колдуны-богохульники, за открытое прославление союза с дьяволом, могли быть наказаны смертной казнью посредством меча с «бесчестным погребением», каковое наказание для евреев было усугублено «отрезанием языка и т. п.». Таким образом, ведьмами, подлежащими наказанию, оставались только те, кто наносил действительный вред людям или животным. Только против колдунов, виновных в умерщвлении человека или причинении невознаградимого вреда животным, применялась смертная казнь и должна была быть избрана даже особая площадь для смертной казни. Это, конечно, было большое смягчение против прежних времен, когда не только богохульство, но, по постановлениям Саксонского и Уложения Карла V, даже обыкновенное воровство наказывалось смертной казнью. Что же касается возникавших процессов против подобных колдунов, то Фридрих Вильгельм I вновь подтвердил постановление от 13-го декабря 1714 года, по которому все приговоры к смертной казни или к пыткам должны были посылаться на утверждение государя. В действительности же Фридрих Вильгельм I никогда такого приговора не утверждал.

Эта перемена в Пруссии, начатая великим курфюрстом, была достойно закончена Фридрихом Великим, который окончательно отменил пытки в 1740 году. Примеру Пруссии последовали и другие протестантские страны Германии, где начиная со второй четверти XVIII в. процессы о ведьмах совершенно прекращаются. В католических же странах они еще продолжаются в течение всего XVIII ст.

В Австрии вера в ведьм продолжала еще держаться в начале XVIII ст. и процессы по обвинению в колдовстве получили сильную опору в новом уголовном уложении, изданном Иосифом I в 1707 году, для королевства Богемского, маркграфства Моравского и герцогства Шлезвигского; это уложение санкционировало почти в полном объеме все прежние постановления относительно преследования колдовства.

«Колдовство……есть злодеяние, учиненное с ясно выраженной или тайной помощью дьявола». Далее закон устанавливает в подробностях сущность преступления колдовства, заключающегося в нанесении, при помощи связи с дьяволом, вреда людям, скоту и т. д., и определяет наказание смертью через сожжение, даже если действительного вреда при помощи колдовства не было причинено. Закон не допускает смягчающих обстоятельств, а напротив, «по причине огромности порока колдовства» допускает в каждом случае достаточные основания к усугублению наказания, в особенности, если к колдовству присоединяется какой-нибудь богохульный поступок, как, например, осквернение святой просфоры или какой-нибудь другой, освященной Богом вещи. Закон предписывает пять степеней пыток, с предварительным обжиганием волос на всем теле, «для предупреждения всякой нечувствительности, часто производимой злодеями при помощи дьявольского искусства».

Эти постановления Иосифа I должны были под напором новых воззрений ослабевать, как резкое противоречие духу времени. С вступлением на престол императрицы Марии Терезии, в 1740 году, был положен конец всем преследованиям ведьм, если не по закону, то по крайней мере фактически. Она приказала, чтобы все подобные процессы раньше объявления приговора были отправляемы ей лично на ее утверждение. Вместе, с тем она назначила комиссию для выработки нового уголовного уложения. В последовавшем по этому поводу указе говорится:

«Пусть будет сделано святое дело, чтобы судьи производили следствие с самой заботливой осторожностью, так как до сих пор в нашем государстве не были открываемы истинные колдуны, начальники ведьм и ведьмы, а эти процессы приводили лишь к злобе и обману, к затемнению и безумию обвиняемого или к другим порокам.

Так как мы ревностно стараемся быть самой справедливой, честь Бога всеми нашими силами справедливо поддерживать и все, что направлено ко вреду ей, искоренить, в особенности то, что касается колдовских дел, то мы никаким образом не можем позволить, чтобы обвинение в этом пороке было возбуждаемо против наших подданных на основании пустых старых заблуждений, простого признания обвиняемых и незначительных подозрений. Мы желаем, чтобы против людей, которые сделаются подозрительными в волшебстве или колдовстве, всякий раз было произведено следствие на законных признаках и основаниях и в особенности на основании справедливых доказательств, причем главным образом следует обращать внимание на то, не произошло ли колдовство: от ложного представления, выдумки и обмана или от меланхолии, расстройства ума и безумия, или произведено было особенной болезнью; также с вредными ли последствиями от приведения в исполнение задуманного колдовства или без оных, и наконец, существуют ли вернейшие признаки того, что совершенное злодеяние есть действительно настоящее волшебство, по природе своей возможное только при содействии дьявола и человеку, самому по себе, недоступное».

Этим приказом были также запрещены всякого рода испытания ведьм (посредством иглы, воды) и твердо ограничено известной нормой применение пыток. Что касается наказаний, то новый закон устанавливает различные степени наказания, в зависимости от обстоятельств дела — имеется ли наличность полного колдовства или только попытки к совершению преступления колдовства, соединено ли оно с богохульством, с причинением вреда и т. д. При полном колдовстве, в соединении с богохульством полагалась смертная казнь, которая, смотря по обстоятельствам, могла быть даже усугублена сожжением живым на костре. В случаях специального вида волшебства, предусмотренных законом, императрица считает нужным применить особенную осторожность и предписывает такие дела подвергать на ее усмотрение для определения меры наказания. «Мы хотим при подобном исключительном событии сами лично подумать ясно о роде наказания такому преступнику, поэтому постановляем весь процесс нам сообщить».