Самые интересные люди, казусы и факты всемирной истории

Например, Аристотель Фиораванти вместе с группой менее именитых соотечественников, вошедших в летописи под общим прозвищем Фрязин (т. е. итальянец), не просто перестроил Московский Кремль, но ещё и научил российских зодчих новым технологиям. Тут и лебёдки, и железные связки, и новейшие методы фортификации, и современные виды артиллерии…

Победы Ивана неторопливы, умеренны и относительно бескровны. Например, он поэтапно покорял Господин Великий Новгород на протяжении десятилетия. Но при этом из крупных человеческих жертв вспоминается разве что в битве на реке Шелонь, когда погибло до двенадцати тысяч новгородцев.

Было массовое — до трети жителей — переселение в другие регионы страны. Был и поджог Иваном московского посада, в ожидании прихода Орды незадолго до стояния на Угре. Но было и постепенное, год за годом, собирание прочих земель, доставшихся московскому государю не мытьём, так катаньем — от братьев, матери, прочих родичей, где целиком, где частью, где в наследство, где в итоге дипломатической игры. Чего стоит один союз с Крымским ханством, благодаря которому Иван провёл успешные войны против общих врагов — Литвы и Большой Орды, а Москва приросла землями…

Увы, массовому сознанию умеренность не нравится. Обыватель почти ничего не знает об Иване Третьем. Ему куда больше запомнился внук великого стратега — Иван Четвёртый… Васильевич. И даже эпитет деда «Грозный» перешёл на внука.

Хотя собственными деяниями этот Иван куда больше заслужил титул «Кровавый». И Новгород он по вздорному подозрению вырезал по меньшей мере наполовину, и в родной Москве бессчётно истреблял не только знать, но и рядовых обитателей, явно не способных к соучастию в заговорах.

Крупных государственных успехов за Иваном IV Грозным не числится. Была, правда, в молодые годы завоёвана Казань — но в ту пору вокруг были ещё и мудрые советники. А к завоеванию Сибири этот царь причастен косвенно. Что называется от противного. Основную часть отряда Ермака составляли люди, по разным причинам, но в равной степени не заинтересованные в контактах с прославленным государевым правосудием.

Ливонскую войну Иван безнадёжно проиграл. Именно стратегически: не предполагал, что у прибалтийских рыцарей найдётся столько союзников. Его дед сперва-то рассорил Новгород с партнёрами по ганзейской торговле. И только добившись дипломатической изоляции противника, перешёл к активным действиям. Внуку же пришлось после безрезультатной войны смириться с потерей не только ранее завоёванных территорий, но и выхода к Балтике, с незапамятных времён обеспеченного всё тем же Новгородом.

А вот тактические ходы Ивана Четвёртого достойны трикстера. Чего стоит хотя бы его демонстративная отставка с последующим введением опричнины — официальным расколом страны на два государства! Замечательно и возведение на земский, формально не подчинённый Ивану, престол марионетки — касимовского хана Симеона Бекбулатовича. После этого управление земской половиной страны стало так же безалаберно, как и опричной.

Да и систематическое истребление былых соратников давало Ивану немалый тактический выигрыш. В конечном счёте возражать ему решался разве что бежавший за границу князь Андрей Курбский. В результате стратегические ошибки Ивана развёртывались в полную ширь — и получали отпор не словом (от близких оппонентов), а делом (от врагов).

Стратегическая бездарность Ивана Грозного проявилась даже в отношении к наследникам. Иван Иванович попытался вступиться за беременную жену, избитую царём за небрежность в украшениях (не правда ли, основательный повод!) и через десять дней умер от последствий перелома бедра. Сыну, избитому отцом, никто не рискнул помочь.

Между тем царь знал, другой его сын — Фёдор Иоаныч — слишком слабоволен, чтобы стать серьёзным правителем. Правда, Иван завёл ещё одного наследника. Но уже после его смерти царевич Дмитрий погиб от несчастного случая: от деда он унаследовал столь крутой нрав, что никто не рискнул запретить девятилетнему эпилептику играть с острым колышком.

Посмертным итогом деятельности Ивана Четвёртого стало Смутное время. Кто знает, как развивались бы события, если бы на престол взошёл разумный и здоровый Иван Иваныч Пятый? А уж если бы остались живы многие сотни достойных государственных деятелей, если бы страна не подверглась многолетнему отрицательному отбору, даже смена династий не вылилась бы в многолетнюю смуту. Но, увы, история не знает сослагательного наклонения.

Тишайший и Великий

Продолжая размышления на тему общей стратегической недостаточности [1], хотел бы обратиться сегодня к личности Петра I и его «тишайшего» отца.

Алексей Михайлович! Этот правитель как раз многократно являл стратегический талант. Но ни современники, ни потомки до сих пор не оценили его заслуг перед страной по достоинству.

Алексей, как задолго до него и Иван III, был очень осторожен. Например, он много лет гостеприимно размещал в России многочисленных беженцев с Украины после тамошних антипольских выступлений — и в то же время решительно отказывался принять Украину под свою власть. Только достаточно окрепнув, он пошел на это.

Очередное восстание под предводительством Богдана Хмельницкого, если бы его подавили поляки, могло привести к поголовному истреблению православных жителей Речи Посполитой. В этих условиях Алексей, наконец, согласился на очередную просьбу «мятежников». Согласитесь, мало в российской истории примеров более стратегических событий!

Стране пришлось изрядно повоевать, защищая народ новообретённых земель от былых властителей. Но, в конечном счёте, Алексей Михайлович сумел уладить отношения с поляками, заключил мирный договор, после чего Россия постепенно, но планомерно наращивала влияние в Польше.

Именно при Алексее Михайловиче началась европеизация России. Правда, внешний облик страны менялся мало. Одежды, бороды и причёски не подражали европейским фасонам. Зато отношения в обществе менялись к лучшему. Всё больше становилось людей, ни от кого не зависящих формально и никем формально не управляющих. Именно личная самостоятельность — главное содержание, главное отличие, главная движущая сила европейской культуры. К ней и устремились в эпоху Алексея все слои русского общества.

Увы, его сын — Пётр, царь, а после и государь-император — как раз личной самостоятельности своих подданных не признавал. Он свёл всё многообразие, сформировавшееся при отце, к двум категориям — служилой и тяглой. В его глазах священники не отличались от военных, а купцы — от крестьян.

Стратегических планов Пётр — вопреки распространённому мнению — не строил. Практически все его действия, за исключением, быть может, только «Великого посольства» и строительства флота — всего лишь реакция на сиюминутные обстоятельства. Особенно видно это при чтении многих тысяч указов, посвящённых сущим мелочам вроде фасона одежды на очередном увеселении.

В Северную войну, а она продолжалась двадцать один год, Пётр попал не столько из-за разумного желания вернуть выход к Балтике, сколько из-за выбора союзников. Дания и Саксония — даже вместе — в ту пору были явно слабее Швеции, а большей антишведской коалиции Пётр сколотить не сумел. А ведь при должном стратегическом искусстве можно было временно сгруппировать вокруг России такие силы, перед которыми бы отступил даже сам Карл Двенадцатый, отчаянный король и искусный полководец.

Прутский поход Петра — явное следствие чисто тактического мышления. В погоне за Карлом Пётр нарушил мирный договор с Турцией, хотя еще в тысяча семисотом сам добился его с немалым трудом. Шедших с ним войск заведомо не хватало не то что на полномасштабную войну, но даже на пограничный конфликт. Из окружения он выбрался только массовым подкупом турецких чиновников (его жена Екатерина раздала на взятки все свои драгоценности) и ценой отказа от черноморских портов, завоёванных ранее. Карл же, оставаясь в Турции пять лет, вернулся на родину, лишь когда его верные подчинённые подготовили в Швеции — без помех со стороны Петра — новую армию для очередного раунда войны.