Притчи. Даосские, китайские, дзэнские

— Готов ли твой петух к бою?

— Пока нет. Ходит заносчиво, ярость вспыхивает в нем постоянно, — ответил слуга.

Прошло еще несколько дней, и государь снова задал тот же вопрос.

— Нет, еще не готов, — ответил слуга. — Глядит злобно. На любой звук откликается, крыльями машет.

Спустя десять дней государь снова спросил о том же.

— Почти готов, — отвечал слуга. — Даже если рядом закричит другой петух, он не беспокоится. Посмотришь издали — словно из камня вытесан. Другие петухи не посмеют принять его вызов: едва завидят его, как тут же убегают прочь.

Юноша показывал Учителю свое искусство стрельбы из лука: натянул тетиву, поставил на локоть кубок с водой, пустил стрелу, а потом, не дожидаясь, когда она долетит до цели, пустил и вторую, и третью. И все это время стоял не шелохнувшись.

— А смог бы ты стрелять, если бы взошел со мной на скалу и встал на камень, нависший над глубокой пропастью? — спросил Учитель.

Сказав это, Учитель взошел на высокую скалу, встал на край камня, нависшего над пропастью, и предложил юноше стать рядом с ним. Тот же упал на землю и от страха закрыл лицо руками.

— У высшего человека, — сказал Учитель, — дух не ведает смущения, даже если он взмывает высоко в небо или падает в бездну. А ты сейчас закрыл от страха глаза. Немногого стоит твое искусство стрельбы!

Чжуан-цзы удил рыбу в реке, когда пришел к нему чиновник с посланием, в котором говорилось, что правитель хочет возложить на Чжуан-цзы бремя государственных дел.

Чжуан-цзы даже головы не повернул и, продолжая удить рыбу, ответил:

— Я слыхал, что была у одного правителя священная черепаха, которая умерла три тысячи лет тому назад. Правитель завернул ее в тонкий шелк, спрятал в ларец, а ларец тот поставил в своем храме предков. Что бы предпочла эта черепаха: быть мертвой, но чтобы кости ее хранили как святыню, или быть живой, даже если бы ей пришлось волочить свой хвост по грязи?

— Конечно, она предпочла бы быть живой, — не раздумывая сказал чиновник.

— Я тоже предпочту волочить хвост по грязи! — ответил Чжуан-цзы.

Однажды одному правителю повстречался человек, который был очень бедно одет. Халат его был в заплатах, подошвы сандалий отрывались. Звали человека Чжуан-цзы. Правитель обратился к нему со словами сочувствия:

— Плохо же тебе живется, бедный человек!

— Я беден, но это не значит, что я живу плохо, — отвечал Чжуан-цзы. — Жить плохо — это значит иметь Путь, иметь его силу и не следовать ему. Иметь дырявую обувь и рваную одежду — это не значит жить плохо, это значит жить бедно, это значит родиться в недобрый час. Проворные обезьяны ловко перепрыгивают с дерева на дерево в своем родном лесу, скачут с ветки на ветку, добывая себе еду или спасаясь от врагов. Если же попадают они на открытое пространство или в заросли кустарника, чувствуют себя

неуверенно, перемещаются неловко, шарахаются из стороны в сторону. И все это потому, что они попали в непривычную среду, ведь сами-то они не изменились, остались такими же сильными и ловкими, просто не могут в неподходящей обстановке показать свою силу и ловкость. Честному же человеку, который живет при плохом правителе с его чиновниками-мошенниками, очень трудно жить небедно. Но бедно не значит плохо.

У одного человека умерла жена, и сосед пришел выразить ему свое соболезнование. Каково же было его удивление, когда он увидел, что вдовец сидит на корточках и распевает песни. Сосед обратился к вдовцу:

— Как не стыдно тебе! Ты прожил столько лет с женой. И вместо того чтобы оплакивать ее, ты поешь песни!

— Ты не прав, — ответил вдовец. — Когда она умерла, я поначалу опечалился. Но потом я задумался о том, чем она была до того, как родилась. Я понял, что она была рассеяна в пустоте хаоса. Потом она стала дыханием. Дыхание превратилось — и она стала телом. Тело превратилось — и она родилась.

Теперь настало новое превращение — и она умерла. Все это меняло друг друга, как чередуются времена года. Человек же схоронен в бездне превращений, словно в покоях огромного дома. Плакать и причитать над ним

— значит не понимать судьбы. Вот почему я начал петь, вместо того чтобы плакать.

Однажды на прогулке Конфуцию и его ученикам повстречался древний старик в очень ветхих одеждах. Старик весело распевал песни.

— Что так радует тебя, уважаемый? — спросил старика Конфуций.

— Одна из моих радостей то, что родился я Человеком. Ведь много на земле всяких живых существ, и высшее из них — Человек. Еще одна моя радость то, что я уже прожил почти сто лет, не многим дано было прожить такую долгую жизнь. Жил я бедно, но в этом ничего нет необычного, многие так живут. И конец у всех один. Поэтому я с радостью принимаю то, что есть, и спокойно жду своего конца.

Конфуций обернулся к своим ученикам и сказал:

— Смотрите, вот человек, который знает, как себя утешить.

Однажды, гуляя со своими учениками в полях, Конфуций заметил старика, который собирал колоски, оставшиеся после жнив. Старик, с трудом продвигаясь по полю, напевал песню. Конфуций сказал своим ученикам:

— Подойдите к этому человеку и поговорите с ним.

Ученики приблизились к старику, и один из них обратился к нему с вопросом:

— Уважаемый, мы видим, что ты стар и настолько беден, что вынужден подбирать оброненные колоски. Несмотря на это, ты поешь. Неужели тебе не жаль себя?

— Почему я должен себя жалеть? Я никогда не ставил себе цель оставить след в жизни. Мне удалось прожить долгую жизнь. Да, у меня нет ни жены, ни сыновей, и близится день моей кончины. И я могу быть счастлив.

— Но как же можно быть счастливым накануне смерти? Ведь люди боятся умирать, — удивился ученик.

— Человек, умирая, возвращается туда, откуда пришел. Умирая, он рождается вновь. Откуда мне знать, может, моя смерть для меня лучше, чем моя нынешняя жизнь. Зачем же мне боятся смерти и так беречь свою жизнь?

Однажды Конфуций решил встретиться с Лао-цзы. Когда он вошел к нему, тот сидел. Увидев гостя, Лао-цзы даже не подумал встать и поприветствовать старшего по возрасту Конфуция. Кроме того, он даже не предложил гостю присесть. Конфуция это оскорбило, и он сказал гневно:

— Что вы за Учитель, вы даже не знаете правил хорошего тона.

Лао-цзы ответил:

— Вы вольны делать то, что вам угодно. Хотите сесть — садитесь, нравится вам стоять — стойте. Я не хочу вмешиваться в вашу жизнь, кто я такой?

Однажды беседовали трое мудрецов. Один из них сказал:

— А можете ли вы быть вместе, не будучи вместе?

Другой спросил:

— А можете ли вы действовать заодно, не действуя заодно?

Третий же произнес:

— А кто из вас может погружаться в бездну, подниматься в небеса и жить так, забывая обо всем?

И на каждый из этих вопросов собеседники отвечали одобрительным кивком головы. С тех пор они стали неразлучными друзьями, и об этом знали все вокруг. Но однажды до Конфуция дошло известие о том, что один из трех друзей умер. Конфуций послал своего ученика, чтобы тот принес двум оставшимся соболезнования. Каково же было удивление ученика, когда, придя в дом умершего, он увидел, что друзья покойного беззаботно поют песни над телом покойного. Возмущенный, он вернулся к Конфуцию и рассказал о том, что он видел.

— Эти люди не знают правил поведения! Как можно преспокойно распевать песни над телом умершего друга, вместо того чтобы оплакивать его?

— Мы с тобой живем в свете, а души этих людей витают за пределами света. И не прав был я, когда послал тебя к этим людям, чтобы принести им соболезнования. Ведь жизнь вне света и жизнь в свете не пересекаются. Эти люди едины с Небом и Землей. Они не различают жизнь и смерть, для них жизнь и смерть просто сменяют друг друга. Эти люди пребывают в едином дыхании Неба и Земли. Они забывают о себе, становятся безмятежными. Поэтому они не заботятся о том, чтобы угождать толпе, следуя мирским ритуалам, как это делают обыкновенные люди.