Семь экспедиций на Шпицберген

Шпицбергенская гляциологическая экспедиция смогла охватить своими наблюдениями не только всю территорию архипелага, но и охарактеризовать его оледенение по совокупности, как мы, гляциологи, говорим, признаков на основе единой концепции, что по понятным причинам не могли сделать ни далекие, ни близкие наши предшественники.

Было бы, однако, нелепым упрекать их за это или умалять их вклад в науку. Советские гляциологические исследования на этом относительно небольшом (около шестидесяти двух тысяч квадратных километров) архипелаге проводились и на фоне и, главное, с учетом того, что было достигнуто целой плеядой предшественников, среди которых было немало именитых.

«Шпицберген» — голландское слово. Оно означает «острые горы». Так назвал архипелаг Виллем Баренц (ок. 1550—1597), голландский мореплаватель, трижды выходивший на поиски Северо-Восточного прохода из Атлантики в Тихий океан.

Русские поморы, как уже говорилось, называли этот покрытый льдами клочок земли, затерянный в студеном море, Грумантом. Лингвисты полагают, что никакого такого особого смысла в этом названии нет. Оно — не что иное, как приспособленное к старому русскому произношению (на поморском диалекте) слово «Гренландия».

В 1871 году вологодский крестьянин А. Старостин подал прошение в правительство о предоставлении ему определенных льгот, поскольку люди его рода плавали будто бы на Грумант еще до основания Соловецкого монастыря, то есть до 1435 года. Но доказать своих прав документами Старостин не смог, их то ли просто не было, то ли они не сохранились. И все же в притязаниях Старостина было, как мы бы теперь сказали, рациональное зерно: недавние работы археологов четко выявили присутствие на архипелаге русских поморов за несколько десятилетий до плавания Виллема Баренца 1596 года.

В зарубежной литературе Шпицберген именуют нередко Свальбардом — так якобы назвали его викинги в XII веке. Авторы гипотезы об открытии архипелага викингами ссылаются на тексты исландских хроник с их отрывочной, допускающей вольное толкование информацией. Но сопоставление этих хроник с другими древними же источниками приводит к выводу: для викингов Свальбардом могло быть (да и то не наверное, о чем чуть ниже) всего лишь восточное побережье Гренландии, а собственно Гренландией (в переводе на русский: Зеленая страна!) была прибрежная полоса на юго-западе этого самого большого в мире острова. Серьезные ученые к древнескандинавской версии открытия обращаются все реже, и понятно почему. Более полувека назад крупнейший канадский полярник Вильялмур Стефансон (1879—1962) указал, что такой подход к проблеме открытия архипелага опирается не столько на данные науки, сколько на то, чтобы угодить политике. А совсем недавно американец Р. Рамзай по поводу отождествления древнего Свальбарда со Шпицбергеном также выразился очень определенно: «Такое тождество, мягко говоря, весьма сомнительно». Кстати, никаких признаков посещения Шпицбергена викингами археологи до сих пор не обнаружили.

Сомнительно утверждение о тождестве между Свальбардом и Шпицбергеном хотя бы потому, что «свальбард» — это всего лишь «край льда» или «кромка льда». И все таки «проблема Свальбарда» для гляциологов интересна сама по себе: если «свальбард» — это «кромка льда», то какая именно? Где она располагалась во времена викингов? Исландские саги и летописи прямого ответа на эти вопросы не дают, но содержат довольно ценную информацию о состоянии природной среды в Арктике на то — викингово — время. Пренебрегать ею гляциолог не имеет права.

Несколько условно изучение оледенения архипелага до 1974 года можно разделить на три этапа.

Первый этап — это начало XVII века. Появление первых — голландских — карт с многочисленными пометками «Is berg» — «ледяная гора», то есть ледник. Видно, ледники доставляли тогда немало хлопот мореплавателям. Так, в одном из источников той поры указывается, что «всплеск волны, причиненный падением ледниковой глыбы в море, поломал 23 июня 1619 года мачты на корабле, снес с борта пушку, убил трех и поранил нескольких человек». Заметим попутно, что об «отваливании» в тех местах огромных ледяных глыб от прибрежных ледников есть запись в судовом журнале экспедиции В. Я. Чичагова летом 1766 года: «...Примечено, что всякий день отваливались от ледяных гор превеликие льдины».

Много сведений об оледенении Шпицбергена, или Груманта, накопили наши соотечественники — поморы. Об этом свидетельствуют, во-первых, результаты их опроса в Морской российских флотов комиссии, а во-вторых, их беседы с М. В. Ломоносовым, когда готовилась экспедиция В. Я. Чичагова. Сведения, почерпнутые Ломоносовым из этих бесед, нашли отражение в труде «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показания возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию». Труд этот был опубликован почти столетие спустя после смерти автора.

Давно уже установлено, что, к чему бы ни прикасался Ломоносов, везде он оставлял следы своей гениальности. «Краткое описание...» не исключение: многие наблюдения и суждения автора оказались либо пророческими, либо с самого начала отмечены печатью истины.

«На Новой Земле и Шпицбергене,— писал, например, Ломоносов,— из-под ледяных гор ущелинами текут ручьи и речки; следовательно, извнутрь земли теплота действует». Совершенно правильное суждение, оно сейчас принимается во внимание в расчетах по теплофизике ледников.

В другом месте своего труда Ломоносов отмечает неравномерное развитие ледников на Шпицбергене, где лед у морского берега образует сплошную стену, особенно на восточной стороне острова. Тоже верно. Действительно, оледенение Шпицбергена асимметрично, в чем читатели убедятся дальше.

«Горы, что на суше, также разделяются на два рода, одни подобно альпийским, покрытые вечным льдом и снегом, выше облаков восходят по большей частью от берегов в некотором отдалении. Другие суть самые береги, состоящие в крутых утесах, со льдами соединенных». Это первое в мировой литературе разделение ледников на горные и полярные.

Во времена Ломоносова природа полярных островов была уже известна настолько, что можно было сравнивать условия для жизни и деятельности людей на различных архипелагах. При этом Шпицберген каждый раз был наиболее привлекательным. «Тамошний климат оказывается теплее, оттепели зимою бывают чаще, нежели на Новой Земле, и западнее Груманское море теплее, гавани ото льдов освобождаются много ранее... западный берег почти всегда чист... и ежели когда льды наносит, то не от запада, куда сперва путь предпринять должно, но больше от полудни, иногда ж от севера заворачивает, и оный лед по всем обстоятельствам видно что от Сибирских берегов».

То, что Ломоносов писал о ледовых условиях у побережья Шпицбергена, близко к современным представлениям. Он на сто пятьдесят лет предвосхитил идею дрейфа льдов от берегов Сибири через Северный Ледовитый океан в проход между Гренландией и Шпицбергеном — идею, которая была подтверждена известным дрейфом экспедиции Ф. Нансена на специально построенном для этой цели судне «Фрам». Несомненно, что поморы, поделившиеся своими знаниями и своим опытом с Ломоносовым, имели достаточно точные представления о ледовых условиях у берегов и на берегах Шпицбергена. Вряд ли случайным является тот факт, что об оледенении архипелага в прибрежной полосе поморы говорили одно и то же, порой просто слово в слово. Так, матрос Сивцов «видел горы каменные и между ними ледяные», а кормщик Корнилов отмечал «частые высокие каменные, а

между ними ледяные горы».

На протяжении столетий моряки упорно называли ледники ледяными горами. Это относится и к такому опытному «морскому волку», как английский китобой Уильям Скорсби - младший. На его счету двенадцать рейсов в шпицбергенские воды. (Впрочем, это не самый яркий пример верности ледяному архипелагу. Помор Иван Старостин провел здесь тридцать две зимовки, из них восемнадцать без выезда в родные края.) И лишь в 1837 году участник экспедиции на французском фрегате «Решерш» натуралист III. Мартэн обнаружил, что пресловутые ледяные горы и есть ледники.