Рассказ о самых стойких

Все это выглядело поначалу как дележ шкуры неубитого медведя, но вскоре обстоятельства изменились.

«Кто будет писать историю открытия платины в Старом Свете… тот, может быть, удостоит упомянуть и мое имя и почтенных моих в сем деле сотрудников. Это одна из лучших наград для тех, которых служба приводит в сии дикие и пустынные края…»

Эти слова принадлежат Николаю Родионовичу Мамышеву, автору статьи «Краткое описание обретения платины в Сибири» (Горный журнал, № 1, 1827), а «дикие и пустынные края», упоминаемые им, это район Нижнего Тагила, который теперь диким трудно даже представить.

Мамышев работал на Урале с 1795 года, закончив «за казенный кошт» горное училище шихтмейстером XIII класса, что указывало на особые успехи (обычно выпускникам присваивали XIV класс). Дальнейшей работой он доказал, что высокая оценка его способностей не была ошибкой.

Когда Брусницын нашел первую золотую россыпь, Мамышев уже руководил Гороблагодатскими заводами, целым горным округом, сердцем которого были железные руды горы Благодать. Три задачи определяли в основном круг его обязанностей: искать, добывать и плавить железо. Открытие золотых россыпей к нему непосредственного отношения не имело. По понятиям того времени он уже был в преклонном возрасте, когда избегают лишних забот. И тем не менее Мамышев первым из начальников уральских заводов заинтересовался открытием Брусницына, приехал к нему. Быстро оценив перспективы нового дела, Мамышев не только изучил строение россыпей и методы их поиска, но и помог Брусницыну. Они вместе создали промывальный шлюз, специально предназначенный для каменистых песков. Тогда же Мамышев придумал конструкцию разборного бура для разведки наносов, который впоследствии получил широкое применение.

Вернувшись в свой «железный» округ, он провел обучение новой методе, создал специальную партию для изучения наносов. «Поиски мои почитали химерическими», — пишет он.

Основания для такой оценки, казалось бы, имелись. К тому времени золоторудные месторождения были выявлены во многих районах Урала, но только на водоразделе и восточном склоне, там, где развиты гранитоиды-светлые магматические породы, содержащие много кварца и в своем составе, и в жильных обособлениях. Открытие россыпей тоже началось в таких районах.

А для западного склона хребта характерны темноцветные магматические породы, кварцевых жил не содержащие. Этот склон был признан бесперспективным в отношении золотых руд. Такие породы в Гороблагодатском округе распространены не только на западном, но и на восточном склоне, поэтому золотоискатели обычно обходили этот округ стороной.

Поиски россыпей, предпринятые там в первые годы, принесли лишь убытки казне да неприятности Мамышеву, но он и в этом деле проявил свойственную ему настойчивость и смелость. В одном из его рапортов есть такие слова: «… в необходимости нахожусь противупоставить твердость, свойственную одной справедливости… лучше желаю на себя перенести неприятности…» Обосновывал Мамышев свое упорство тем, что кое-где в пробах попадались отдельные золотинки.

Успех пришел летом 1821 года. В долине реки Серебрянки, притоке Чусовой, в 60 километрах к западу от Нижнего Тагила поисковый отряд, посланный Мамышевым, обнаружил богатую золотую россыпь.

В следующем году там начал работать первый на европейском склоне Николаевский прииск.

Мамышева удостоили «лестного благоволения», назначили членом «временной комиссии», и в его лице Соймонов получил наиболее энергичного и умного помощника.

Мамышев добился выделения значительных средств для поисков россыпей в своем «темноцветном» округе и взял на себя руководство этими работами.

По притокам Чусовой удалось выявить десятки россыпей.

«Я всегда буду почитать себя весьма счастливым, — писал Мамышев, — что в мое управление открыто золото, коего в сих местах никто не предполагал… Но счастье мое усугубилось открытием настоящей платиновой руды, сей новой дани от богатого Урала, бывшей дотоле чуждой не только России, но и вообще Старому Свету… В исходе августа месяца 1824 г…маркшейдером Н. Волковым с нарядчиком, мастеровым Андреевым (его имя равномерно заслуживает сохранения в памяти)… посреди березового и соснового леса в некрутоберегом логу, по которому протекает речка Уралиха или Орулиха, впадающая в реку Баранчу, к юго-западу от Баранчинского завода на 12 верст, недалеко от дороги, ведущей из сего завода в Нижнетагильский» при промывке проб, взятых из пласта «обыкновенной желтой горшечной глины, смешанной с песком и отторженцами змеевика, роговой обманки, зеленого камня, яшмы разных видов и малой частью железного блеска и кварца», обнаружили не только золото, но и угловатые мелкие зерна серого металлического цвета.

Накопленный к этому времени опыт — Мамышев и его помощники бывали на Невьянских приисках — позволил уверенно определить — это платина! Осмистый иридий составлял в ней лишь малую примесь.

«Преследование» пласта показало, что он имеет мощность около одного метра и протягивается более чем на 2 километра по долине при ширине 50 метров. Среднее содержание платины составило 15 граммов на тонну породы (в Колумбии на самых богатых россыпях она была раза в три ниже!).

Подсчеты показывали, и каждодневная добыча это подтверждала, что в «некрутоберегом логу» хранится платины не меньше, чем ее добыли в Колумбии за столетие.

Как раз в те дни, в конце сентября 1824 года, царь Александр I совершил поездку по Уралу, чтобы разрешить спор между его сановниками и Соймоновым о дальнейших мерах, необходимых для развития горной промышленности. Уральские начальники поспешили смягчить безрадостные впечатления о ее состоянии приятной вестью об открытии платины, попросили позволения, «учитывая видимое богатство, доказанную благонадежность и торжественность дня открытия первого в Старом Свете платинового прииска… наименовать его Царево-Александровским».

Это было милостиво разрешено и «усугубило усердие». Результат превзошел все ожидания.

«Не прошло и двух недель после обретения Царево-Александровского рудника, — пишет Мамышев, — как партией, руководимой гитенфервальтером Голляховским, найдена была новая золото-платиновая россыпь, отстоящая от первой на 50 верст к северо-востоку, между Туринским и Нижне-Туринским заводами».

По своему строению — «бурая глинистая масса с обломками известковистого камня, яшмы, кварца», залегающая на трещиноватых скальных породах, — эта россыпь была сходна с первой.

А в ноябре К. Голляховский выявил еще одну богатую россыпь возле Нижней Туры, в долине реки Мельничной.

«Итак, существование в уральских горах платины, сей американской редкости, ныне доказано несомненно… и нет причин сомневаться чтобы нахождение оной пресеклось». Это заключение Мамышева было подтверждено летом 1825 года. Партия Голляховского обнаружила десять россыпей в долинах рек Иса, Тура и на их притоках. Впоследствии было установлено, что они, по существу, участки единого месторождения, величайшей в мире русловой россыпи, протянувшейся почти на 150 километров. Общая длина россыпей по боковым притокам Исы и Туры составила свыше 70 километров.

«Все они, — писал Мамышев, — богаты и благонадежны, платина в них почти не сопровождается золотом». Привычное представление о том, что эти два металла, как сиамские близнецы, всегда вместе, оказалось ошибочным.

Обратил Мамышев внимание и на то, что платиновые россыпи бедны кварцем, который «показывает в уральских наносах золотое богатство». Он первым сделал вывод, существенный для дальнейших поисков, о том, что «платина не сродна с золотом».

Открытие платины на казенных землях пробудило инициативу предпринимателей; первым успеха добился Демидов — его владения вблизи Тагила оказались очень богаты «белым золотом».

За лето 1825 года добыто было около 200 килограммов платины. Если вспомнить, что в Колумбии добыча за этот год не превышала 20 килограммов, станет ясным значение уральских открытий.

Метод Брусницына — отбор множества мелких проб от низин до водораздела, по всем элементам рельефа, и промывка их без предварительного измельчения-обеспечивал выявление не только россыпей, но и коренных месторождений. Так, в Миасском районе в «голове» нескольких золотых россыпей обнаружили золотоносные жилы, убедились в тесной их взаимосвязи. Поиски приносили все новые доказательства правильности обломочной теории происхождения золота. По-иному обстояло дело с платиной. Наблюдения показывали, что она имеет свой, отдельный от золота, коренной источник. В россыпях не раз находили платиновые самородки, и это, конечно, порождало надежду, что коренные залежи где-то близко и очень богаты, но обнаружить их не удавалось.