Рассказ о самых стойких

Связь между обилием «солнечного жара» и местоположением россыпей казалась настолько очевидной, что лучшие умы того времени всерьез утверждали: золотые россыпи могут быть только там, где живут негры, почерневшие под палящими лучами солнца.

Позднее, когда были обнаружены россыпи в Южной Америке, европейцы усмотрели такую же связь и там. Доказательством служил красный цвет кожи индейцев.

В Колумбии, на Гаити, в Эфиопии — словом, везде где обнаружили платину, она была в россыпях, сопутствовала золоту солнечного происхождения, а следовательно, и сама возникла таким же способом. «Недозревшим» золотом считали ее алхимики.

В 1745 году на Урале крестьянин Ерофей Марков случайно нашел обломок кварца с золотом. После двух лет разведочных работ удалось выявить золотоносную жилу, и не одну. Так после двух веков бесплодных поисков, было открыто первое коренное месторождение — Березовское, а за ним другие. И везде золотоносными были только кварцевые жилы, а в наносах, их перекрывающих, золота не находили. Это послужило косвенным доказательством того, что россыпи в северных странах искать бесполезно.

С критикой таких представлений выступил М. В. Ломоносов. Относительно трактата Бехера «О неубывающей и беспрестанной песчаной руде» он иронически заметил, что «все это больше до алхимии, нежели до горных дел надлежит», и, развенчав вековое заблуждение, обосновал теорию возникновения россыпей при разрушении коренных пород, вне зависимости от солнечных лучей. Сделал Ломоносов из этого и практические выводы: в 1761 году он представил в сенат проект — «для государственной пользы и славы… пески промывать», «Уповательно, — писал он, — что в толиком множестве рек, протекающих в различных местах по России, сыщется песчаная золотая руда».

Ломоносов вскоре умер, его проект не был осуществлен, оказался забытым.

Утратив свои позиции в химии, алхимические представления еще долго господствовали на стыке наук, учение о золотых россыпях — один из примеров этому.

Начался XIX век. Освоение золоторудных месторождений Урала шло мучительно трудно, особенно из-за сильного притока подземных вод. Убедились, что найти золото отнюдь не значит разбогатеть.

Дела удавалось поправить, когда находили новые жилы, обдирали их «головы», по условиям разработки сходные с россыпями. Но подлинных россыпей за более чем полвека работы на золотых месторождениях нигде обнаружить не удалось. Оставалось согласиться, что им здесь «не климат».

А коль нет золотых россыпей, нет и платины! Поэтому осведомленные люди относились к возможности обнаружить платину скептически. Искатели-практики в теории не были сильны, они старательно искали все, что видел глаз.

Несколько раз проносилась весть: нашли на Алтае! Нашли в Забайкалье! Но всякий раз оказывалось: ошиблись, приняли за платину что-то совсем иное.

Далеко за рубежами страны Сибирь уже была прославлена рудами железными, медными, оловянными свинцовыми, серебряными, золотыми, а также многими другими полезными ископаемыми. Не удивительно, что в странах, охваченных «платиновым бумом», на бескрайние ее просторы в отношении этого металла возлагали некоторые надежды. Это получило отображение даже в таком солидном издании, как немецкая энциклопедия Крюница (часть 97, 1805), где твердо заявлено о русской платине. Осторожность была проявлена лишь в отношении количества — «время должно показать, больше ли она будет встречаема в России, нежели в Америке».

В следующем году журнал французской академии тоже «открыл» платину в Сибири, правда с оговоркой, что требуется подтверждение. Его не последовало. Оказалось, что опять желаемое приняли за действительное!

Черту под всеми слухами подвел академик Василий Севергин, крупнейший знаток недр страны, автор «Опыта минералогического землеописания Российского государства».

В обзоре минеральных богатств страны на 1814 год он заявил коротко и ясно: «Платины нет в России». И это было действительно так. Надо только отметить, с уважением вспоминая этого выдающегося минералога и химика, что слово «нет» в его тексте звучит как «неизвестно, не найдено», отражая реальное положение. На будущее Севергин свое заключение не распространял.

По случайному совпадению как раз в том же 1814 году, когда академик Севергин подвел печальный итог, произошло событие, которое быстро все изменило.

В связи с Отечественной войной 1812 года нужда в металлах крайне обострилась, и на Урал из столицы шли строжайшие предписания.

Горный начальник Екатеринбургских заводов и города Екатеринбурга Н. А. Шленев, недавно занявший эту должность, принимал энергичные меры. В числе их было и назначение на Первопавловскую рудотолчейную фабрику смотрителем по всему золотому производству мастерового Льва Брусницына. Должность смотрителя до этого занимал чиновник IX класса, дела при нем шли плохо, и все же замена горного офицера на мастерового была событием по тем временам необычайным. Брусницын начал работать с 11 лет, в 1795 году, был промывальщиком, крепильщиком, дробильщиком, пробщиком, плавильщиком, рудоищиком. Безусловно, он обладал выдающимися способностями, коль не сломил его воистину каторжный «денно-нощный» труд. Сумел он хорошо овладеть грамотой и практически освоить весь курс горных наук.

К тому же ему еще и повезло. На разведке уфалейского золота он работал под непосредственным руководством Шленева и проявил себя так, что генерал о нем не забыл и в дальнейшем предпочел его офицеру.

Можно представить себе, как в такой обстановке старался новый смотритель, как помогали ему рабочие, для которых он был свой.

Война пробудила патриотизм, и, вероятно, впервые уральские «трудники» работали не по принуждению, связывая с победой надежды на лучшую жизнь. При их участии Брусницын быстро навел на фабрике порядок, сумел подобрать режим обработки, заметно повысивший извлечение золота. Но успех сводили на нет частые простои. Первопавловский рудник работал с 1764 года и уже давно пережил лучшую пору — руды поступало мало. И все же Брусницын не сложил руки. Он начал искать руду сам, но не в недрах — это было на территории фабрики бесполезно, — а в ее отвалах. За полвека работы в пойме реки Березовки накопились горы «мертвых» кварцевых песков. Несмотря на все «извлекательные хитрости», полностью уловить полезные компоненты руды не удается. Зернышки золота и других тяжелых, химически инертных минералов попадают в отвалы, продолжают там жить своей жизнью. Они ни с чем не вступают в соединение и, лишь сталкиваясь с себе подобными, слипаются, погружаются все ниже, становятся крупнее. Поэтому у основания отвала или там, где продвижению тяжелых частиц помешал какой-нибудь плотный слой, происходит их накопление, возникает как бы «вторичное» месторождение. Его промывка стоит дешево и не раз оправдывала себя, но выявить такие обогащенные участки нелегко.

На Урале и до Брусницына пытались перерабатывать отвалы, но в его действиях, как увидим, был элемент новизны. Обычно опробование рыхлых отложений производили так же, как и рудных жил. Многопудовые пробы отвозили на фабрику и пропускали по всей технологической цепочке — просев, промывка на качающихся желобах (вашгердах), и наконец полученный «черный шлих» тщательно домывали вручную, в деревянных корытцах-лотках, чтобы отделить золотины от других тяжелых минералов.

Применение лотков в России началось при Петре I, об этом говорит запись, сделанная им при посещении рудников в Англии: «Всякую руду перво истолочь и потом положа в лоток и налить воды и толкать в один конец, чтобы руда села на дно, и потом воду слить, а материю высушить». Под «материей» подразумевались ценные минералы.

Петр хорошо знал, что делалось на горных предприятиях страны, и не стал бы этого записывать, если бы лотки там уже применялись. В его заметке следует подчеркнуть слова «перво истолочь»: уже тогда в сознание вошло, что так надо поступать со всякой рудой, и это, как увидим, имело далеко идущие последствия.

Все детство Брусницына прошло с лотком в руках, он был искусный, опытный промывальщик, и накопленный опыт ему очень пригодился. Он не стал кому-то перепоручать опробование отвалов, а занялся промывкой проб сам и при этом нарушил привычную схему: не возил пробы на фабрику, значительно уменьшил их вес и упростил обработку, ограничил ее промывкой на лотке в речке, протекавшей возле отвалов. И стало очевидным, что множество мелких проб быстрее и надежнее характеризует распределение золота в отвале, чем редкие крупные пробы. Богатые участки были выявлены быстро и надежно. Брусницын начал питать фабрику собственной рудой, увеличил добычу металла. Все это заслужило одобрение начальства, но было событием значительным лишь в масштабе фабрики.