Голодный город. Как еда определяет нашу жизнь

Подобно своему предшественнику Торо Мьюр относился к дикой природе с поистине религиозным почтением. «Всем нам нужен не только хлеб, но и красота, — отмечал он в книге «Йосемити», вышедшей в 1912 году. — Всем нам нужны места для отдохновения и молитвы, где природа исцелит и укрепит и душу, и тело». С этим трудно не согласиться. Однако на вопрос о том, откуда же должен браться хлеб, Мьюр ответить не удосужился.

Народ, губящий свою почву, губит себя.

Франклин Д. Рузвельт

К середине XIX столетия вековечная проблема снабжения городов продовольствием, казалось, была наконец решена. Речь шла уже не о самой возможности прокормить городское население, а о том, сколько это будет стоить. Для горожан все прошлые тревоги, связанные с продовольствием: хороши ли почвы, не будет ли засухи, пойдут ли дожди, не погибнет ли урожай — свелись к одной: к сумме еженедельных расходов на питание. Полностью оторвавшись от земли, они перестали увязывать идею еды с природой.

К тому же самому стремились и крестьяне. Основной задачей земледелия всегда было производство продовольствия с минимальными расходами и максимальной стабильностью, и главным противником в этом деле была капризная природа. Крестьяне с незапамятных времен искали способы укротить этого врага, и теперь, казалось, у них появилась такая возможность. В 1836 году немецкий химик Юстус фон Либих выявил основные вещества, необходимые для питания растений: двуокись углерода, азот, фосфор и калий. Вооруженный этим знанием, он создал первые в мире минеральные удобрения, заслужив прозвище «отца удобрений» (хотя с такими же основаниями Либиха можно назвать и «отцом бульонного кубика», поскольку именно он разработал технологию производства мясного экстракта и стал одним из основателей компании ОХО).

Поначалу результаты весьма обнадеживали. С помощью искусственных химических удобрений урожаи неуклонно росли, и угроза голода, казалось, быстро становилась достоянием прошлого. Но через несколько лет урожайность снова начала падать, и крестьянам, чтобы поддержать ее на прежнем уровне, пришлось применять все более концентрированные препараты⁶¹. Как выяснилось, искусственные удобрения не могли заменить естественного баланса, сформированного смешанной растительностью — при длительном применении они только снижали плодородие почвы. К концу жизни Либих разочаровался в своих идеях. «Я согрешил перед Господом, — писал он, — и понес заслуженное наказание. Я хотел улучшить творение рук его, поскольку в своем ослеплении был уверен, что в поразительной цепи законов, определяющих и постоянно возрождающих жизнь на поверхности Земли, он позабыл одно из звеньев»⁶². Хотя Либих и осознал, что в природное равновесие лучше не вмешиваться, джинн уже был выпущен из бутылки. Гигантские элеваторы Америки нужно было наполнять чистым зерном, а не севооборотной смесью пшеницы, турнепса, ячменя и клевера. Химические удобрения стали необходимым элементом коммерческого земледелия.

Из-за возникшего в годы Первой мировой войны дефицита продовольствия экспорт зерна приносил огромную прибыль, и в США распахивались буквально все пригодные для сельского хозяйства земли. Американские фермеры богатели, однако земля медленно, но верно истощалась. Из-за многолетней интенсивной эксплуатации верхний слой почвы, лишенный естественной растительности, утрачивал гумус, а с ним и способность удерживать влагу. Затем, уже в 1930-е годы, случилось самое страшное — засуха. Восемь засушливых лет превратили Великие равнины в пустыню. Разрушительные пыльные бури, прозванные «черными ураганами», буквально сдували верхний слой почвы, лишенный скрепляющих его корневищ. Четыреста тысяч фермеров — именно им посвящен роман Джона Стейнбека «Гроздья гнева» — потеряли все и вынуждены были переселяться на запад в поисках работы.

Пыльные бури нанесли сильнейший удар по американскому коммерческому земледелию. Реагируя на эту катастрофу, президент Франклин Рузвельт в 1935 году учредил Службу по сохранению почв — первое в мире ведомство такого рода. События в Новом Свете отозвались эхом и на другом берегу Атлантики. Они побудили леди Ив Бальфур — одну из первых англичанок, окончивших агрономический колледж, — провести сравнительный анализ эффективности органического и химизированного земледелия: этой работой она занялась в 1939 году на собственной ферме в Хогли, в графстве Суффолк. Бальфур одновременно обрабатывала два расположенных рядом участка: один функционировал как замкнутая органическая система, в другой вносились минеральные добавки. Ее эксперимент подтвердил то, о чем Юстус фон Либих догадывался еще сто лет назад. Выяснилось, что на органическом поле выработался устойчивый естественный цикл, в рамках которого содержание питательных веществ в почве достигало максимума в период созревания посевов, а химизированный участок приобрел зависимость от искусственных удобрений, которую Бальфур уподобила наркомании⁶³. На органическом участке не просто наблюдался тот же уровень питательных веществ, что и на химизированном: по словам Бальфур, пасущиеся там коровы были «заметно довольнее», а надои молока у них были на 15% выше. Ее отчет, опубликованный в 1943 году под названием «Живая земля», и сегодня остается каноническим текстом движения за органическое земледелие, а еще через три года его автор стала одним из основателей британской Ассоциации сохранения почв.

Плодородие почв — не единственная головная боль крестьянина. Массу неприятностей ему доставляют и вредители. За тысячелетия земледельцы чего только ни перепробовали, чтобы их побороть. Китайцы задействовали муравьев против тли, в Древнем Риме в борьбе с bestiolae применяли серу. Подобные методы давали определенный результат, но в конечном итоге вредители неизменно брали верх. Точнее, так было до тех пор, пока накануне Второй мировой войны не появился химикат, способный устроить насекомым настоящий Армагеддон: дихлорди-фенилтрихлорметилметан, он же ДЦТ. Это вещество было синтезировано еще в 1873 году, однако о его потрясающей эффективности в качестве пестицида стало известно только в 1939-м, когда швейцарскому ученому Паулю Герману Мюллеру пришла в голову мысль применить ДЦТ для борьбы с насекомыми — разносчиками инфекционных заболеваний, в частности малярии; за эту работу он получил Нобелевскую премию в области физиологии и медицины. Во время войны ДЦТ использовался союзниками для уничтожения комаров и вшей. Лишь позднее люди додумались применить его в земледелии.

К началу войны сельское хозяйство в Британии, по сути, мало изменилось по сравнению с XIX веком. При наличии дешевого импортного продовольствия британские крестьяне многие годы существовали скорее по инерции, и большая часть из полумиллиона ферм страны представляла собой мелкие хозяйства с несколькими коровами, свиньями и курами да клочком возделанной земли. Последним словом техники в большинстве таких хозяйств была ломовая лошадь: их в 1939 году насчитывалось 640 ооо — в шесть с лишним раз больше, чем тракторов⁶⁴. Но когда немецкие подлодки перерезали пути снабжения через Атлантику, изъяны британского сельского хозяйства проявились в полной мере. В стране возникла самая острая за последние сто с лишним лет нехватка продовольствия. Знаменитая кампания «Копай ради победы», в рамках которой распахивались участки в самых невероятных местах вплоть до Кенсингтонских садов, позволила преодолеть этот кризис, но после войны правительство Клемента Эттли решило: Британия никогда больше не должна оказаться в столь уязвимом положении. Результатом стал Закон о сельском хозяйстве 1947 года, дававший добро на любые меры, которые повышали производительность в аграрном секторе.

Началось последнее коренное преобразование британской деревни: в попытках сделать страну независимой от импорта продовольствия ее землю расчищали от всех помех для сельскохозяйственной техники, насыщали удобрениями и обильно сдабривали ДДТ. За 50 послевоенных лет Британия лишилась примерно 300 ооо километров живых изгородей, 97% цветущих лугов и 6о% реликтовых лесов⁶⁵. Но какими бы резкими ни казались произошедшие изменения, это была только часть правды. Остальное стало очевидно в 1962 году после публикации «Безмолвной весны» — исследования американского биолога Рэйчел Карсон о последствиях применения ДДТ. В этом труде, вызвавшем эффект разорвавшейся бомбы, Карсон продемонстрировала, что, разом уничтожая буквально любых насекомых, ДЦТ оказывает катастрофическое воздействие на всю пищевую цепочку: яд напрямую попадает в организм птиц, а потом и людей, вызывая рак и другие заболевания. Карсон предостерегала: рано или поздно на планете наступит «безмолвная весна», поскольку там не останется певчих птиц.