Человек находит друга

Прежде чем собака научится идти «рядом», её приходится очень долго тренировать на поводке. Тут следует отработать две команды — приказание идти «рядом» и разрешение отойти, и, на мой взгляд, второе значительно труднее. Контрприказ лежащей собаке «Ко мне!» ей хорошо понятен, и она вскоре выучивается не двигаться, пока его не услышит. Но команда «Вперёд!», разрешающая собаке отойти от хозяина, естественно, не так понятна. В начале обучения лучше всего остановиться, сказать «Вперёд!» и подождать, пока собака не двинется вперёд. Собаке ни в коем случае нельзя разрешать отходить в сторону по собственной инициативе, иначе она решит, что ей это дозволено, и тем самым в значительной степени будут сведены на нет уже достигнутые результаты.

Ещё одна трудность заключается в том, что умная собака очень скоро начинает разбираться, надет на неё поводок или нет, и часто игнорирует команды, когда его с неё впервые снимают. Поэтому с самого начала собаку следует приучить к узкому лёгкому поводку, который она практически ощущает только в тот момента, когда его резко дёргают. Собака, по-видимому, не в состоянии понять тут причинную связь — во всяком случае, в начале обучения Стаси выполняла команду «Рядом!» всегда, когда на ней был поводок, независимо от того, держал я его или нет и какое расстояние нас разделяло. Без поводка она чувствовала себя «свободной» и не выполняла команды. Даже хорошо обученную собаку следует время от времени водить на поводке «для освежения памяти».

В целом, однако, как с командой «Лежать!», не следует в каждом случае требовать обязательного выполнения буквы закона при условии, что собака во всем хорошо разобралась и выполняет команду безупречно. Стаси ещё щенком часто забывала смысл команды «Рядом!», но в этом не было ничего страшного, так как необходимость в команде вскоре вообще отпала: в соответствующих ситуациях Стаси шла «рядом», соблюдая все правила не менее строго, чем призовой пёс на испытании. Когда, например, движение по улице усиливалось, она по собственному почину пристраивалась к моей ноге, и я не опасался потерять её даже в густых толпах, неизменно заполнявших вокзалы в годы войны. Она точно следовала за каждым моим шагом, так что её шея все время была у моего левого колена.

С большой трогательностью она прибегала к такому добровольному самоограничению и тогда, когда она была вынуждена бороться с искушением — например, когда мы шли через скотный двор, где испуганные появление рыжего волка куры начинали кудахтать и метаться, немало усилий, чтобы обуздать естественное желание расправиться с ними. В этих случаях Стаси, чтобы устоять перед соблазном, прижималась к моему левому колену. Она дрожала от возбуждения, ноздри её раздувались, уши стояли торчком, и я буквально видел, как натягивает невидимый поводок, который она на себя надела.

Конечно, Стаси никогда не использовала бы своего умения ходить «рядом», если бы в юности не отработали все главные его правила, и все-таки мне приятно думать, что собака, выучив этот урок, не просто рабски его повторяет, но может применять его с выбором, чтобы не сказать — творчески.

СОБАЧЬИ ОБЫЧАИ

Способы обмена информацией между животными, живущими в сообществах, и механизмы, обеспечивающие бесперебойную совместную деятельность индивидов в стаде или стае, не имеют ничего общего с речью, на которой строится осуществление этих важнейших функций у человека. В «Кольце царя Соломона» я подробно рассмотрел этот вопрос в главе «Язык животных». Смысл конкретных сигналов и различных выразительных движений и звуков у животных не условен, как смысл слов в человеческом языке, но определяется врождёнными инстинктивными действиями и ответными реакциями.

Таким образом, «язык» каждого данного вида животных гораздо более консервативен, а их «обычаи и привычки» несравненно более устойчивы и обязательны, чем у человека. Можно написать целую книгу о нерушимых законах, которые управляют церемониалом, определяющим поведение более сильных и более слабых, кобелей и сук. Рассматриваемое в целом действие этих законов, опирающихся у собак на наследственные поведенческие стереотипы, напоминает проявление наших собственных человеческих обычаев. Это относится и к воздействию упомянутых законов на жизнь сообщества, и именно в таком смысле следует понимать название данной главы.

Нет ничего скучнее сухого изложения законов, пусть даже и необыкновенно интересных, и я попробую обойтись без отвлечённых рассуждений — просто постараюсь с помощью ряда будничных примеров нарисовать достаточно живую картину общения собак между собой, чтобы читатель сам мог вывести теорию, объясняющую эти законы. Я начну с поведения, связанного с иерархическим порядком, древние обычаи которого не только выражают, но и в значительной степени определяют положение собаки в этой системе доминирования и подчинения. Рассмотрим несколько встреч — несомненно, читатель сам не раз бывал свидетелем чего-либо подобного.

Мы с Волком идёт по проулку, огибаем водоразборную колонку и, выйдя на главную улицу деревни, видим, что метрах в двухстах впереди стоит Рольф, старый враг и соперник Волка. Нам нужно пройти мимо него, и, следовательно, встреча неизбежна. Эти две собаки, самые сильные в деревне и внушающие наибольший страх остальным, то есть занимающие верхнюю ступень иерархической лестницы, терпеть друг друга не могут, но в то же время исполнены такого взаимного уважения, что ещё ни разу не подрались.

И Волк и Рольф оба, по-видимому, одинаково не рады этой встрече. Каждый из них сотни раз яростно облаивает другого из своего сада в твёрдой уверенности, что только забор мешает ему вцепиться в ненавистную глотку. Но теперь они испытывают их так: каждый пёс чувствует, что обязан поддержать свой престиж, приведя в исполнение былые угрозы, и опасается в противном случае «утратить лицо». Они, разумеется, сразу же заметили друг друга и приняли демонстративные позы, то есть напряглись и задрали хвосты вертикально. Теперь, сближаясь, они постепенно замедляют шаг. Когда между ними остаётся не более пятнадцати метров, Рольф внезапно припадает к земле, точно готовый к прыжку тигр. Морды обоих не выражают ни колебаний, ни угрозы. Лбы и носы не наморщены, уши стоят торчком, глаза широко раскрыты.

Волк никак не реагирует на позу Рольфа, хотя человеческому глазу она представляется весьма зловещей, а продолжает ровным шагом приближаться к сопернику и замирает возле него в неподвижности. Рольф мгновенно вскакивает, и теперь оба пса стоят бок о бок, голова к хвосту, и обнюхивают взаимно подставленные задние части туловища. Это добровольное предъявление анальной области есть выражение полной уверенности в себе, и если собака её вдруг утрачивает, хвост немедленно опускается. Хвост в таких случаях служит точным индикатором храбрости.

Некоторое время псы продолжают сохранять эту напряжённую позу, а затем постепенно морды их начинают морщится, лбы прорезаются горизонтальными и вертикальными бороздами, кожа на носу собирается гармошкой, клыки оскаливаются. Такое выражение морды можно истолковать только как угрожающее, но оно бывает и у перепуганных собак, которые угрожают ради самозащиты, когда их загоняют в угол. Душевное состояние собак и их контроль над ситуацией отражаются лишь в двух местах — ушах и уголках рта. Если уши наклонены вперёд, а уголки рта совсем не оттянуты, значит, собака не испытывает страха и может напасть в любой момент. Возрастание боязни находит выражение в соответствующем движении ушей и уголков рта — словно невидимые силы тянут собаку назад, побуждая её к бегству. Угрожающая поза сопровождается рычанием, и чем более оно басистее, тем более уверена в себе собака, разумеется, с поправкой на естественный тон её голоса: самоуверенный фокстерьер, конечно, будет рычать на более высокой ноте, чем струсивший сенбернар.