Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза

Доставать билеты в театр номенклатурному чину очень легко: и тут существует правительственная броня на лучшие места. Однако слыть театралом в номенклатурной среде не рекомендуется: это считается несерьезным или свидетельствующим о каких-то сомнительных вкусах и настроениях. Поэтому билетными благами пользуются обычно подросшие номенклатурные дети, а также родственники и не дотянувшие до номенклатуры знакомые.

Впрочем, последних бывает мало. Понятливые члены правящего класса быстро усвоили в невнятной форме спущенную сверху директиву быть больше в своем кругу и по соображениям охраны партийной и государственной тайны не заводить дружбы вне номенклатуры. Поняли и то, что подразумевается не столько формально считающееся тайной (ее номенклатурный чин и так никому не сообщит), а скрываемая от населения сладкая жизнь номенклатурного класса.

Бросим теперь короткий взгляд на социальное обеспечение в Номенклатурии. И здесь все обстоит превосходно.

Дети выращены и сами вышли в люди, то есть в номенклатуру. Протекли годы, и завсектором отправляется, как принято говорить, на заслуженный отдых. Ему не придется, как обычному человеку, собирать множество справок и хлопотать в районном отделе социального обеспечения (райсобесе) о пенсии, высший предел которой – 120 рублей в месяц. Состоится решение Секретариата ЦК КПСС об установлении уходящему персональной пенсии союзного значения и по-прежнему будет он жить в доме ЦК и ездить в цековские санатории. Военный же номенклатурный чин – генерал будет жить на официально принадлежащей ему даче: генералам выделяются дачные участки, причем, разумеется, не как простым людям – по 8 соток (то есть 0,08 гектара), а целыми гектарами. А генерал-полковник, уж тем более – генерал армии (о маршалах нечего и говорить) будет включен в так называемую "райскую группу" Министерства обороны СССР: ему будет оставлено все материальное довольство, персональная машина с шофером, квартира, дача, порученец словом, все блага, а никакой работы требовать от него не будут.

Иной из западных читателей снисходительно скажет: "Ну, подумаешь: квартира из 4 комнат, загородный домик, участок.земли, автомобиль, жалованье 2700 марок в месяц. Все это у меня есть. Это не богатство!"

Нет, богатство. Ведь не существует некоей арифметической суммы, с которой начинается богатство. Это понятие относительное. В сравнении же с массой советского населения то, что получает номенклатурный чин, – богатство.

А главное это привилегия. Человек общественное существо, он всегда оценивает свое положение не изолированно, а в сравнении с положением других членов общества. Вы, читатель, спокойно ходите по улицам и не испытываете в связи с этим никаких особых чувств. Но представьте себе, что некое грозное начальство заставит остальных людей ползать на четвереньках, а вам милостиво разрешит по-прежнему ходить: вы будете невероятно счастливы, горды и будете стремиться, как принято говорить в СССР, оправдать оказанное доверие.

Так рассуждает не только номенклатурщик. Сколько раз я с интересом отмечал, что западные журналисты, работавшие в Москве, ностальгически вспоминали об этом времени как о светлой поре своей жизни. Казалось бы, не было для того никаких оснований: информацию, помимо уже опубликованной в советских газетах, получать там было крайне трудно; за журналистами велась постоянная слежка КГБ; писать можно было только то, что не доставляло неудовольствия советским властям, иначе следовали придирки и репрессии вплоть до высылки из страны; контакты с местным населением были ограничены до предела; разные товары и частично даже продовольствие приходилось выписывать из-за границы; квартиры были хуже, чем их же квартиры на Западе. Работать в Москве западному журналисту, несомненно, интересно. Но что привлекательного было в московской жизни?

Привилегированное положение. При всех неудобствах западным журналистам в Москве было неизмеримо лучше, чем обычным москвичам. Худшие, чем на Западе, квартиры были для москвичей недосягаемо великолепными. Продукты москвичи не могли покупать в валютных магазинах, а тем более выписывать из-за границы. Москвичи не могли ездить в другие страны и привозить оттуда вещи, не могли получать западные газеты и книги, не могли свободно говорить о политических вопросах. Москвичи ползали на четвереньках, а западные корреспонденты ходили, только несколько согнувшись, – и эта избранность осталась для них чарующим воспоминанием.

Само привилегированное положение, а не только материальное содержание привилегий играет решающую роль для номенклатуры – класса, особенно чуткого к атрибутам власти. Впрочем, и материальное содержание привилегий номенклатурщиков не стоит недооценивать.

Мы с вами осматривали Номенклатурию на уровне завсектором ЦК партии – уровне не низком, но и не слишком высоком. А Номенклатурия – страна горная, с той особенностью, что чем выше, тем плодороднее почва и тем больше произрастает на ней всяческих благ.

Разница между завсектором и заместителем заведующего отделом ЦК КПСС бросается в глаза уже при входе в их кабинеты. К завсектором вы входите прямо из коридора, кабинет у него удобный, но небольшой и безликий. У заместителя заведующего отделом – просторный щеголеватый кабинет и приемная с секретаршей (обычно – малопривлекательной и немолодой, чтобы даже тень подозрения не пала на номенклатурщика; у высших руководителей секретари – мужчины). Завсектором вызывает дежурную машину с автобазы ЦК, у замзава – персональная машина с прикрепленным к нему лично шофером. Замзав не ездит в пансионат: в его распоряжении зимняя дача с обслуживающим персоналом. Разумеется, у него и зарплата выше, и "заказ" больше, и квартира еще лучше. Поднимемся повыше – и там мы находим первого заместителя заведующего отделом. Это уже номенклатура не Секретариата, а Политбюро ЦК. Соответственно и благ еще больше.

Первый секретарь обкома – полновластный и фактически бесконтрольный сатрап в своей области, а остальные секретари обкома – его ближайшие подручные. У них не только высокая зарплата, казенные квартиры и дачи, машины, пайки, спецбольницы и спецсанатории, но и мало чем ограниченная возможность пользоваться всеми материальными благами, которые способна предоставить их область, по размеру равная средней европейской стране.

Заведующий отделом ЦК КПСС получает реальных благ, пожалуй, даже меньше, чем эти удельные князья. Но зато он стоит на пороге к верхушке класса номенклатуры. Еще один шаг наверх по номенклатурной лестнице – и он секретарь ЦК КПСС, то есть входит в группу тех, кто по праздникам машет рукой с Мавзолея и кого народ видит на фотографиях и экранах телевизоров.

Высоко над нашим завсектором стоит заведующий отделом. И даже смерть их не уравнивает: о завсектором в "Правде" появится извещение в черной рамке или короткий некролог с подписью "Группа товарищей", о заведующем отделом или первом секретаре обкома будет длинный некролог с его фотографией и подписями членов Политбюро.

Но в остальном покойный завсектором не будет обижен. Не 20 рублей сунет местком вдове на похороны, а будут они приняты на казенный счет, вереница черных "Чаек" и "Волг" покатит за катафалком, будут произноситься речи на гражданской панихиде, а затем – на кладбище, и будет питься армянский коньяк на поминках. За пышным гробом умершего от ожирения сердца номенклатурщика будет, пламенея, рыдать медь оркестра:

Вы жертвою пали в борьбе роковой,

Служа трудовому народу,

Вы отдали все, что могли, за него…

И истлеет завсектором не на кладбище для простых смертных, а на специальном – Новодевичьем, где, куда ни ступи, лежат под роскошными плитами останки номенклатурных лиц. Это здесь похоронены жена Сталина – Надежда Аллилуева и ее родственники, жена Косыгина, опальный Никита Хрущев. А безутешная вдова завсектором, усвоившая образ мышления мужа, будет горько сокрушаться, что не добрался он до той сферы номенклатуры, которую хоронят на Красной площади в Кремлевской стене. И еще будет ей завидно, что даже здесь, на Новодевичьем, умершим генералам отдают последние воинские почести, а ему нет, хотя ничего в жизни так не любил покойный, как почести и власть.