Этика свободы

28. Нозик также использует концепцию «транзакционных издержек» и других издержек, сопровождающих деятельность, которая должна быть запрещена с компенсацией. Но это неверно на тех же основаниях, а именно, потому, что транзакционные и другие издержки субъективны для каждого индивида и не являются объективными и измеримыми для стороннего наблюдателя.

29. Childs, "Invisible Hand," p. 27.

30. Там же, стр. 31.

31. Nozick, Anarchy, State, and Utopia, pp. 178ff.

32. Нозик также воспроизводит позицию Хайека по поводу оплаты единственного колодца, там же, стр. 180. См. также стр. 220-21 выше.

33. See Barnett, "Whither Anarchy?" p. 19.

34. Nozick, Anarchy, State, and Utopia, pp. 83-84.

35. Давайте применим концепцию «непродуктивных обменов» к его собственному процессу становления государства. Если бы доминирующего агентства не существовало, то клиенты независимых агентств от этого только выиграли бы, так как замечательно могли бы продолжать дела с теми агентствами, которые они выбрали. Но в рамках собственной концепции Нозика, применяя его собственный «принцип смерти» мы обнаруживаем, что клиенты независимых агентств стали жертвами непродуктивного обмена с доминирующим агентством и поэтому вправе запретить его деятельность. Этим блестящим замечанием я обязан профессору Дэвиду Гордону.

36. Nozick, Anarchy, State, and Utopia, p. 84.

37. Наша собственная теория допустимости контракта шантажа изложена на стр. 124-26 выше.

38. Nozick, Anarchy, State, and Utopia, pp. 84-86.

39. Нозик не отвечает на этот ключевой вопрос; он просто доказывает, что «это будет продуктивным обменом». Там же. стр. 84, 240n.16. Весьма иронично, что Нозик видимо вынужденно обсуждает это возражение – признавая «продуктивность» обмена если Грин сам сделает предложение – из-за аргументов профессора Рональда Хэмови: иронично, потому что, как мы видели выше, также Хэмови разнес в пух и прах подобное же определение принуждения у профессора Хайека.

40. Nozick, Anarchy, State, and Utopia, pp. 85-86.

41. Там же стр. 86n.

42. См. Barnett, "Whither Anarchy?" pp. 4-5.

43. Нозик, в труде Anarchy, State, and Utopia, стр. 86, соединяет свои ошибки, продолжая сравнивать шантажиста с рэкетиром-«крышей», указывая, что рэкет «крыши» продуктивен, так как рэкетир, навязывая защиту, хотя бы ее осуществляет, а не «берет деньги за простое воздержание от нанесения вреда». Но «вред», которым угрожает – это не просто реализация права свободы слова, а вполне себе агрессивное насилие, а угроза насилия – сама по себе насилие. Здесь различие проводится не между ошибочными понятиями «продуктивный» и «непродуктивный», а между «добровольный» и «насильственный» - вот квинтэссенция либертарианской философии. Как указывает профессор Блок:

«При агрессии угрожают агрессивным насилием – тем, что агрессор не имеет права делать. При шантаже, однако шантажист «угрожает» тем, что чаще всего имеет право сделать! Реализацией своего права на свободу слова, раскрытием известного ему секрета».

Walter Block, "The Blackmailer as Hero," Libertarian Forum (December 1972): 3.

44. Nozick, Anarchy, State, and Utopia, p. 96.

45. Отличную детализированную критику концепции «процедурных прав» Нозика см. Barnett, "Whither Anarchy?" стр. 16-19. Профессор Джеффри Пол также показал, что любое понятие «процедурных прав» включает «право» некоторой другой процедуры наступать на такие процедуры, а это, в свою очередь, подразумевает следующий набор «прав», который в свою очередь включает новый набор «прав» по методам решения по этим процедурам, и так далее до бесконечной регрессии. Paul, "Nozick, Anarchism, and Procedural Rights."

46. Childs, "Invisible Hand," pp. 32-33.

47. Там же, стр. 27.

Часть V. К теории стратегии достижения свободы

Глава 1. К теории стратегии достижения свободы

Попытки разработки систематической теории свободы достаточно редки, но еще реже встречаются теории стратегии достижения свободы, их практически не существует. И это относится не только к свободе, фактически стратегии достижения любых желательных социальных целей обычно оказываются бессистемными вариациями метода проб и ошибок. Однако если философия может дать какие-либо теоретические указания по стратегии достижения свободы, то поиск в этом направлении, безусловно, является ее обязанностью. Но следует предупредить читателя, что мы вступаем в неизведанную область.

Ответственность философии за исследование стратегии – решения проблемы перехода от существующего (любого существующего) состояния дел к полной свободе – особенно важна для либертарианства, основанного на естественном законе. Как осознал либертарианский историк лорд Актон, естественный закон и естественные права создают твердое основание для обсуждения – и доказательства некорректности – любого вида этатизма. В отличие от легального позитивизма или различных видов историцизма, естественный закон обеспечивает моральный и политический «высший закон», с позиций которого можно оценивать постановления государства. Как мы видели ранее [1], правильно интерпретированный естественный закон скорее «радикален», чем консервативен, постоянно находясь в борьбе за утверждение идеальных принципов. Как писал Актон: «[Классический] Либерализм стремится к тому, как должно быть, независимо от того, что есть». Как Химмельфарб писала об Актоне, «прошлое не имеет никакого авторитета, если не соответствует морали». Далее Актон продолжает проводить различие между вигами и либералами, доказывая, что фактически это - различие между консервативной приверженностью статус-кво и радикальным либертарианством:

Виг исходит из компромисса. Либерал начинает с господства идей.

Как отличить вига от либерала? Первый практичен, половинчат и готов к компромиссу. Второй утверждает свои философские принципы. Первый – это политика, стремящаяся к философии. Второй – это философия, ищущая свою политику. [2]

Итак, либертарианство - это философия, ищущая свою политику. Но что еще может сказать либертарианская философия о своей стратегии, о "политике"? Во-первых, конечно же, - по словам Актона – она должна сказать, что свобода – это «наивысшая политическая цель», наиболее приоритетная цель либертарианской философии. Наивысшая политическая цель, безусловно, не означает «наивысшую цель» каждого человека, так как каждый индивид имеет множество своих персональных целей и индивидуальную иерархию важности этих целей на шкале ценностей. Политическая философия – это тот раздел этической философии, который изучает политику, которая определяет роль насилия в жизни человека (и, следовательно, определение таких концепций, как преступление и собственность). И, конечно же, либертарианский мир должен быть таким, чтобы в конечном итоге обеспечить каждому индивиду свободу устанавливать и достигать его собственных целей – «преследовать счастье», согласно удачной фразе Джефферсона.

Могут подумать, что либертарианец, приверженец «естественной системы свободы» (согласно фразе Адама Смита), почти по определению считает свободу своей важнейшей политической целью. Но это часто неверно, так как для многих либертарианцев цель самовыражения или прояснения окружающим прелести свободы часто заслоняет цель утверждения свободы в реальном мире. Но свобода, как это будет показано ниже, никогда не победит, если цель установления ее в реальном мире не будет приоритетной по сравнению с эстетическими и другими более пассивными соображениями.

Если свобода должна быть наивысшей политической целью, то где лежат ее основания? Из данной работы должно быть понятно, что, во-первых, и это главное, свобода – это моральный принцип, основанный на природе человека. В частности, это принцип справедливости, принцип отрицания агрессивного насилия в человеческих отношениях. Следовательно, чтобы быть адекватно обоснованной, либертарианская цель должна преследоваться в духе преданности принципам справедливости. Но приобрести такую преданность сложно – либертарианец должен быть захвачен стремлением к справедливости, эмоцией, берущей начало в его рациональном осознании того, чего требует настоящая справедливость. [3] Справедливость, а не хилая защита простой полезности должна быть мотивирующей силой, если мы хотим добиться свободы. [4]