Этика свободы

И, в-четвертых, представьте, что мы возьмем крайний случай Нозика, шантажиста, который не считает, что за его секрет требуется какое-либо денежное вознаграждение. Но если шантаж запрещен полностью или в варианте «справедливой цены» Нозика, необычный шантажист просто распространяет информацию всему миру («сплетник или болтун» по Блоку). Поступая так, шантажист просто использует право на использование своего тела в случае свободы слова. Здесь не может быть ни «справедливой цены» за ограничение его права, так как оно не имеет объективно измеримой ценности. [42] Его ценность субъективна для шантажиста и его право нельзя законно ограничить. И, более того, «защищенная законом» жертва в любом случае понесет потери в результате ограничений шантажа. [43]

Мы должны сделать вывод, что в рамках современной (а не средневековой) экономической теории «справедливой ценой» для любой сделки является цена, в добровольном порядке согласованная обеими сторонами. Более того, в более общем смысле, мы должны также признать, в рамках современной экономической теории, все обмены «продуктивными» и приносящими выгоду обеим сторонам. Любые добровольно приобретенные товар или услуга приносит ему выгоду и, следовательно, продуктивна с его точки зрения. Таким образом, все попытки Нозика оправдать запрет шантажа или установить некое подобие «справедливой цены» шантажа (как и любого другого контракта, в котором продается чье-либо бездействие) полностью провалились. Но это также значит, что его попытка оправдать запрет «непродуктивных» действий – включая риск – также провалилась, а ведь только на ее основе Нозик пытался оправдать свое ультра-минимальное (а также и минимальное) государство.

В приложении своей теории к рискованной, вызывающей опасения «непродуктивной» деятельности независимых агентств, которая предположительно оправдывает введение принудительной монополии ультра-минимального государства, Нозик концентрируется на защищаемых им «процедурных правах» каждого индивида, которые он определяет как «право на установление вины наименее опасной из известных процедур установления вины, которая среди прочих имеет наименьшую вероятность признания виновной стороны, которая на самом деле права.» [44] Здесь Нозик добавляет к обычным естественным правам индивида на использование своей личности и справедливо приобретенной собственности, предполагаемые «процедурные права», или права на использование конкретных процедур определения правоты или виновности.

Но существует одно жизненное различие между подлинным и иллюзорным правом - оно состоит в том, что первое не требует ни от кого никаких позитивных действий, кроме невмешательства. Так, право человека на свою личность и собственность не зависит от времени, пространства, или числа и благосостояния других людей в обществе. Робинзон Крузо может иметь такие права против Пятницы, точно так же, как их имеет любой человек в нашем индустриальном обществе. С другой стороны, предлагаемое право на «прожиточный минимум» является ложным, так как удовлетворение его требует усилий от части других людей, а также наличия достаточного населения с достаточным для удовлетворения этих нужд благосостоянием или доходом. Таким образом, это «право» не является независимым от времени, места, а также от числа и условий проживания других членов общества.

Но и «право» на наименее рискованную процедуру требует для своей реализации позитивных действий от достаточного числа людей, обладающих специализированными навыками; поэтому оно не является подлинным правом. Более того, такое право не может быть выведено из базового права собственности на себя. С другой стороны, каждый имеет абсолютное право на защиту себя и своей собственности от вторжения. Преступник, с другой стороны, не имеет прав на защиту незаконно приобретенной собственности. Но то, какая процедура будет принята группой люде для защиты своих прав, к примеру, на персональную самозащиту или использование судов или арбитражных агентств – зависит от знаний и навыков индивидов в этой группе.

Предположительно, работа свободного рынка будет вести к тому, что большинство людей выберут защиту, обеспечиваемую частными институтами и защитными агентствами, чьи процедуры будут отражать методы, которые отражают максимальную поддержку большинства людей. Иными словами, людей, которые будут согласны следовать этим процедурам, как наиболее практичным методам определения, кто в конкретном случае прав, а кто виноват. Но это – прерогатива конкурентного открытия рынком наиболее эффективных средств обеспечения самозащиты, и она не включает никаких ошибочных концепций вроде «процедурных прав». [45]

И, наконец, демонстрируя великолепное мастерство, Рой Чайлдс, продемонстрировав, что каждая из стадий перехода к государству по Нозику осуществляется не «невидимой рукой» рынка, а явным видимым волевым решением, переворачивает всю концепцию Нозика с ног на голову, показывая, как «невидимая рука» в терминах самого Нозика приводит от его минимального государства обратно к анархизму. Чайлдс пишет:

«Представим себе, что существует минимальное государство. Возвышается агентство, которое копирует процедуры минимального государства, оставляя без изменений государство с его судебными процессами, процедурами и т.д. В такой ситуации нельзя предполагать, что это агентство сколь-нибудь более «рискованно», чем государство. Если оно все также слишком рискованно, то мы также правы в утверждении, что государство слишком рискованно и правы в запрещении его деятельности, при том, что мы готовы компенсировать потери тем, кто страдает от этих запретов. Если мы пойдем этим путем, результатом будет анархия.

Если нет, то «доминирующее агентство», превратившееся в минимальное государство обнаруживает, что оно конкурирует с одним из агентств за которыми следит. Но подождите: конкурирующее, находящееся под надзором, подавляемое второе агентство обнаруживает, что может установить меньшие цены за свои услуги, так как минимальное государство вынуждено компенсировать потери тем, кто хотел бы пользоваться услугами других агентств, применяющих более рискованные процедуры. Также доминирующее агентство несет издержки на шпионаж за новым агентством.

Так как выплата компенсаций – это лишь моральное обязательство, доминирующее агентство вероятно станет сокращать такие действия под экономическим давлением. Это запускает действие двух процессов: те, кто ранее получал компенсацию станут выбирать услуги других агентств, вполне вероятно подписываясь на услуги нашего независимого агентства, таким образом, восстанавливая свои старые предпочтения. Так происходит первый судьбоносный шаг: некогда гордое минимальное государство, отменив компенсации возвращается к более низкому уровню ультра-минимального государства.

Но процесс на этом не останавливается. Независимое агентство должно и будет нарабатывать хорошую репутацию, чтобы отбивать клиентов у ультра-минимального государства. Оно предлагает больший набор услуг, тарифные планы с различными ценами и в целом становится более привлекательной альтернативой, все время позволяя государству шпионить за собой, изучая его процессы и процедуры. На рынок выходят другие предприниматели. Скоро, некогда ульра-минимальное государство становится просто доминирующим агентством, обнаруживая, что другие агентства наработали мощную репутацию, разработали безопасные, слабо рискованные процедуры и прекращает следить за ними, предпочитая более дешевый вариант взаимных соглашений. Его руководство без конкуренции разжирело и обленилось, его расчеты о том, кого защищать, как, на какие цели распределять ресурсы …безнадежно испорчены тем, что оно ранее ушло от влияния настоящей конкурентной системы. Доминирующее агентство становится неэффективным в сравнении с новыми, динамичными, усовершенствованными агентствами.

Имеющий глаза да увидит – доминирующее агентство становится просто одним из многих на рынке. Зловещее минимальное государство, через серию морально допустимых шагов, не нарушающих ничьих прав, стало просто одним из многих защитных агентств. Иными словами, «невидимая рука» наносит ответный удар». [46]